Наводнение - Высоцкий Сергей Александрович. Страница 9
— Что будем делать? — спросил Игорь Васильевич.
Майор пожал плечами:
— Мы вас ждали, товарищ подполковник. Сами не решились что-то предпринимать. Засаду вот устроили…
— Засада — это хорошо. А что дальше? Идти с обыском? Ждать утра?
Майор молчал.
— Не стесняйтесь, давайте свои предложения! Вы же лучше нас обстановку знаете.
— Я думаю, надо сейчас нагрянуть. Вдруг он сегодня не ночует. Будем ждать — темп потеряем.
— Молодец, майор, — удовлетворенно сказал Корнилов. — Темп, темп! У нас времени мало осталось. Где тот участковый инспектор, что Самарцева узнал?
— Зуев, давай к нам! — крикнул майор.
Из машины вылез невысокий толстячок в форме. Коротко козырнул:
— Старший лейтенант Зуев.
Похож он был скорее на молодого доктора, чем на милиционера. Круглое мягкое лицо, большие роговые очки.
— Вы узнали Самарцева? — спросил Корнилов.
Зуев кивнул.
— Ошибки быть не может?
— Исключено. У меня зрительная память хорошая. Я этого парня несколько раз у сорок четвертого дома встречал.
— Вы уверены, что Самарцев сейчас ночует там?
— Нет, не уверен. — Зуев говорил очень спокойно.
— А может быть, он в этот дом просто в гости приезжал? — с сомнением спросил Корнилов.
— Нет, он ночевал там, — уверенно ответил Зуев. — Я его однажды рано утром встретил. По дороге на станцию.
— Ну-ну, — пробормотал Корнилов. Чрезмерная уверенность лейтенанта немножко смущала его. — Расположение комнат в доме вы хорошо знаете?
— Хорошо. — Зуев вытащил из кармана сложенный вчетверо лист бумаги.
…А через час, простившись с зеленогорцами, Корнилов и Белянчиков подошли к своей «Волге», оставленной неподалеку, среди могучих сосен. Проверка дома № 44 по улице Пристанционной ничего не дала. Хозяйка, взглянув на фотографию Самарцева, признала в нем одного из своих постояльцев, но ничего путного о нем рассказать не могла.
— Деньги внес вперед, аккуратный, девчонок не водит. Иногда ночевать не приезжал. Говорил — оставался у бабушки.
Не вернулся он из Ленинграда и на этот раз…
В доме остались дежурить два сотрудника уголовного розыска, но Корнилов понимал, что преступник вряд ли вернется на эту дачу.
Никаких вещей он там не оставил, а времени до отхода одесского поезда оставалось не так уж много. Если он действительно собрался ехать этим поездом.
«Наверное, собрался, — думал Корнилов. Он не спешил садиться в машину. Стоял среди повлажневших от утренней сырости сосен и смотрел вдаль, в сторону залива. Светало. Тяжелый туман потихоньку расползался, стлался ближе к земле, открывая лесные дали. А из-за леса, с залива, доносились глухие раскаты прибоя. — Если Самарцев не ночевал сегодня здесь — значит, осторожничает, рассчитывает каждый свой шаг, боится случайностей».
Осторожное, расчетливое поведение преступника словно подтверждало предположение Корнилова о том, что он готовится к серьезному шагу. Таким шагом может быть извлечение денег из тайника в Тучковом переулке и отъезд из города.
«Никаких вещичек не оставил, сквозник, — подумал подполковник. — Нет, не зря я все-таки сюда приехал. Сидя в кабинете, я мог бы и упустить такую детальку».
— Ну что, Юрий Евгеньевич, по коням? — обратился он к Белянчикову, молча прислонившемуся к сосне. — Места-то какие, а? Мы с женой частенько сюда наезжали. С Конюшенной площади на автобусе меньше часа.
— Теперь основная надежда на Тучков переулок, — задумчиво сказал капитан. — Упустим там — втройне попотеть придется.
5
На следующий день Корнилов пришел в управление рано. Вернувшись из Комарова, поспал часик-другой и вызвал машину. Игорь Васильевич и вообще-то любил прийти на работу пораньше, когда нет обычной дневной сутолоки, и, удобно расположившись в старом кожаном кресле у маленького журнального столика, с удовольствием закурить первую сигарету. Дома подполковник не курил.
Эти утренние полчаса — если не случалось каких-нибудь ЧП — Корнилов посвящал тому, что не спеша, рассеянно, перебирая в памяти разные события, как уже свершившиеся, так и грядущие, старался спокойно, на свежую голову их оценить. Иногда в этом калейдоскопе мыслей всплывало что-то очень важное, на что он раньше не обратил внимания, а сейчас вдруг увидел словно заново, свежим взглядом. Эти полчаса всегда были для Корнилова плодотворны: он не испытывал гнета времени, освобождался от него, словно космонавт — от земного притяжения.
В стремительной деловой круговерти, когда наваливались десятки различных дел и приходилось сталкиваться с самыми несходными, порой полярными мнениями, точками зрения и, наконец, со своими собственными разноречивыми ощущениями, немудрено было и ошибиться. Всегда имелась опасность недооценить какое-то событие, и Корнилов знал эту опасность. Так же как он знал и свою слабость — иногда в его воображении какие-то незначительные, преходящие события вдруг вырастали до размеров трагедии и давили на него. Особенно часто это случалось в последние годы. Он неожиданно просыпался среди ночи и долго не мог уснуть. И начинал вспоминать о каких-нибудь мелких, никчемных недоделках, о досадных, но незначительных оплошностях, невпопад сказанной днем фразе. Ему казалось, что счет незавершенных дел все растет и растет у него, как сумма непогашенного долга у заурядного растратчика, и уже не остается времени, чтобы оплатить этот счет.
Корнилов досадовал на себя, пил снотворное, но ничего поделать с собой в те предутренние часы не мог.
…Сегодня на листке бумаги, что лежал перед ним, были записаны только четыре слова: «Олег Самарцев, Игнатий Казаков».
С Олегом Самарцевым все ясно. В том, что он преступник, теперь уже никаких сомнений нет. Розыск закручен, ничего, кажется, не упущено, взвешены все возможности. А вот Игнатий Казаков… Неужели он имеет какое-то отношение к ограблению?
Этот вопрос волновал подполковника больше всего.
Туманные намеки деда… Если бы за ними стояло хоть что-то конкретное! На одних неясных ощущениях далеко не уедешь. Подозревая внука в соучастии, Григорий Иванович тут же, ненароком опровергает свои подозрения, утверждая, что хорошо запомнил время, когда Игнатий пришел домой, — без двадцати двенадцать. А кассиршу ограбили в двенадцать пятнадцать. Что это? Ошибка, тонкий расчет, плод больного воображения?
Неприязнь деда к внуку бросается в глаза. Редкий случай, но бывает… Может, клевета? Но тогда старик, проявивший завидную наблюдательность, опознав грабителя, назвал бы другое, более правдоподобное время прихода внука домой. Так что же? Непроизвольная ошибка?
Корнилов чувствовал, что его рассуждениям не хватает стройности, но никак не мог понять, в чем ошибается. Очевидная нелепость в утверждениях деда не укладывалась ни в какие схемы. А внук? Сказал: «Мы с мамой днем на работе».
«Мы с мамой днем на работе…» Почему он так объединил себя с матерью? Мать приходит после шести, а Игнатий в час. Даже если старик ошибся или соврал и младший Казаков пришел не раньше, а как обычно, в час, он это обстоятельство скрыл. Зачем?
Спроси человека, которому нечего скрывать: «Когда ты пришел в тот день с работы?» Он бы ответил: «Пришел, как обычно, в час». Сказал бы правду.
Пришел в час? Но минут за тридцать — сорок до твоего прихода домой в Тучковом переулке тяжело ранили и ограбили кассира. Неужели ты ничего необычного не заметил?
Честный человек сказал бы: «Конечно, заметил. В переулке стояли милицейские машины и «скорая помощь» (ну, положим, «скорая» могла уже и уехать…), было много народу. Что-то произошло. Потом я узнал…»
А если бы честный человек шел с набережной, он, наверное, тоже увидел бы милицейскую машину. Или людей с собакой во дворе. Если бы там не увидел — обратил бы внимание на машины и людей в переулке, уже придя домой. Окна-то выходят прямо на место происшествия!