Польские народные легенды и сказки - сказки Народные. Страница 44
Кора гордо подняла голову.
— Ага, узнаю тебя! В твоей стране чтут только кованые щиты, копья да острые стрелы, отравленные чемерицей. А в моей — веретено и соху. Пойдем, я покажу тебе кое-что.
Они медленно поднялись на башню замка. Дойдя до светлицы наверху, Кора указала гостю на хрустальный шар, стоявший в нише окна.
— На нем, — промолвила она тихо, — ты увидишь все уголки мира. Вот здесь моя страна! Что ты видишь?
— Пашут, — отвечал князь.
— Теперь глянь в другую сторону.
— Здесь корчуют леса.
— Дальше смотри.
— Там ловят рыбу. На золотом берегу вижу старца и девушку. Они плетут сети.
— А еще что видишь?
— Вижу, как летят искры из-под кузнечного молота. Ах! — Князь широко раскрыл глаза. — Да ведь я знаю этого кузнеца!
— Что он делает?
— Соху чинит. Рядом лежат серпы и косы. А за кузницей уже рожь дозревает.
Княжна повернула хрустальный шар.
— А здесь?..
— Здесь вижу горящую деревню. Согнанную вместе толпу невольников… Вокруг — вооруженные люди…
— Не узнаешь их?
Князь в гневе отшатнулся.
— Довольно! Сойдем вниз!
Внизу он остановился.
— Княжна! Я глубоко чту тебя и твой народ. Будь моей женой, — сказал он с холодным блеском в глазах. — Ради тебя я покину свою страну или постараюсь соединить наши княжества. Я молод и, пожалуй, даже красив. Если ты согласна, дай мне в залог колечко твоих волос, а я дам тебе взамен мой смарагд в золотой оправе. Через три дня я вернусь сюда со свадебным кортежем.
Кора проводила взглядом плывущие по небу облака.
— Увы, князь, — ответила она грустно (ибо молодой рыцарь пробудил в ее душе неизведанное до тех пор чувство любви). — Ведь у тебя нет сердца. Ты не можешь чувствовать то, что мы.
— Но разве ничего нельзя сделать? И это — твое последнее слово?
Глаза молодой княжны вдруг просветлели.
— Нет, не все потеряно. Помнишь того кузнеца, что оковывал соху? Он может выковать тебе сердце из золота. И если ты искренне хочешь, чтобы я стала твоей женой, отправляйся к нему поскорее.
И поехал князь к кузнице в лесной чаще. Старый кузнец внимательно выслушал его слова о том, что теперь их племена, постоянно враждовавшие между собой, объединятся в братской любви. Лицо старика просияло от радости. Сколько городов и деревень тогда уцелеет, как много сохранится хат, от которых после набегов остался бы только горький пепел! Сколько людей сможет мирно пахать землю в долинах Одера!
Он с живостью взял князя за руку и сказал:
— Ложись и доверься мне. Выкую тебе сердце из золота, полное любви, такое же нежное, как у нас.
Князь лег на лавку, а старик дотронулся пальцами до его лба и прошептал:
— Усни, княже, усни…
Беспокойный и гнетущий сон овладел рыцарем. Снилось ему, что он блуждает средь темных лесов и в грудь его вбит олений рог. Рог этот все разрастался и наконец стал таким огромным, что князь уже висел на нем, как лист на высоченном дубе.
Он рванулся — свет солнца и чье-то прикосновение разбудили его, избавив от кошмара.
— Ну вот, ты уже больше не Князь Без Сердца, — спокойно сказал ему старец. — Но твое новое сердце начнет биться не раньше, чем через три дня. Это будет в ночь новолуния. И тогда ты станешь другим человеком.
— Вот тебе плата! — С этими словами князь бросил кузнецу слиток золота и мысленно добавил: «Скоро я наступлю ногой на твой труп».
Три дня прошли быстро. И молодой месяц уже мерцал над лесами, когда отряд князя, немного притомившийся в дороге, торжественно подъехал к замку невесты. Сто воинов соскочили с коней, и Кора в наряде, украшенном цветами, протянула руки навстречу князю.
— Я тебя ждала. И очень тревожилась. Теперь я счастлива…
— Взять ее и удавить! — гаркнул князь.
Предоставив своим воинам расправляться как угодно с беззащитными женщинами, князь вдвоем со своим наперсником Герардом поднялся на башню, где находился волшебный шар.
— Вот этот хрустальный шар отдаст в наши руки и врагов и друзей. Гляди!
— Я вижу только задушенную Кору. Она лежит среди азалий, — сказал Герард, пожимая плечами.
— Ах! — простонал князь.
— Что случилось? Ты так побледнел!
— Какой ужас, Герард! Мы — убийцы… А, теперь понимаю: это — сердце…
— Какое сердце? Что с тобой, князь?
— Ничего, ничего. Сойдем вниз… Значит, правду говорил этот кузнец! Ведь сегодня новолуние… И мое золотое сердце ожило.
Согнувшись, весь бледный, вышел он во двор перед замком, опираясь на Герарда. Воины были ошеломлены.
— Да разве мы впервые воюем так? Помнишь Славу… Дервану?
— Помню… Тем хуже! Тем хуже! И на этот раз я буду трижды проклят! Ведь Кора меня любила…
Он опустился на колени у кустов азалии, укрывших тело княжны, и долго стоял так, словно окаменев.
— Как она могла всю жизнь прожить с сердцем в груди? — шептал он побелевшими губами. — Уйдите! Оставьте меня одного.
Его наперсник, наказав воинам присматривать за князем, уснул где-то крепким сном, упоенный победой. Быстро проходила сырая ночь, полная рос и лесного шума. Скоро на востоке забрезжила заря.
— Где князь? Эй, где же князь? — раздались поутру тревожные крики рыцарей. — Он пропал куда-то, нигде его нет.
— Ведь я приказал вам его охранять! — закричал, бледнея, Герард. — Пусть несколько человек останутся здесь сторожить пленниц и замок, остальные — за мной!
Оставшиеся на дворе замка рыцари, утомленные бессонной ночью, лениво бродили среди деревьев и цветом и только изредка поглядывали в сторону ворот, за которыми плакали несчастные пленницы. Один из воинов, проходя мимо азалий, вдруг остановился в удивлении:
— Что-то не видал я здесь раньше этого дерева! Ну, да всего не заметишь. Полежу под ним… Надо дать ногам отдых. Вот так!.. Ой, что это? Ветра нет, а с дерева словно кто-то стряхивает росу…
— Смотри! — воскликнул и второй воин. — Видишь, что на стволе, вон в том месте?
— В самом деле, в ствол глубоко всажено золотое сердце. Зови скорее Куцке!
— Куцке! Куцке! Давай нож, живо! Сейчас добудем изрядный кусок золота. Ну-ка, налегай!
Рыжебородый и красноглазый Куцке подсунул лезвие ножа под кору дерева и сильно нажал. В ту же минуту крик ужаса вырвался из трех глоток:
— Кровь! Кровь! Да это место проклято! Бежим!
А в глубине леса человек сто кричали во весь голос:
— Ау! Князь! Князь, отзовись!
67. Шабаш нечистых
На одном фольварке, что принадлежал пани помещице, была хозяйка-экономка, которая смотрела за скотом и за всеми работниками. Хозяйка эта, о чем никто не догадывался, была ведьма. Каждый четверг в полночь она натирала можжевеловой мазью руки и плечи, садилась на кочергу и, словно на коне, отправлялась на Лысую гору веселиться с чертями. А под утро возвращалась как ни в чем не бывало, делала свою работу, ходила за скотиной. Пани оставалась довольна своей работницей — коровы доили помногу, и телята были хорошие. Среди дворовой челяди, за которой присматривала ведьма, был один батрак; он вел себя с нею посмелее других, и вскоре они спознались. Любопытно стало ему, куда это она пропадает по ночам и откуда потом возвращается. Вот пришел он к ней однажды и притворился, что заснул, а был как раз четверг. Она тем временем, думая, что дружок спит, постучала три раза об печь и пробормотала какие-то заклинания. Выдвинулся из печи горшок с мазью, потерла ведьма себе руки и плечи и, схватив кочергу, вылетела в окно. В то время пробило полночь. Батрак смекнул, что произошло, три раза постучал об печь и сказал те же слова, что она говорила. Выдвинулся из печи горшок, помазал батрак себе руки зельем, схватил пест от ступы и — фр-р-р — за нею в окно.