Закат Пятого Солнца (СИ) - Штаб Юрий. Страница 35
Через минуту вернулись слуги, таща настоящую гору всяческой еды и следом за ними в комнату ворвалась запыхавшаяся, совершенно счастливая Чика, у которой на запястьях звенели колокольчики. Она чуть ли не скакала от возбуждения, скороговоркой выдав целую тираду прочим индейцам, громко смеялась и энергично жестикулировала. Те, выслушав девушку, и сами заметно оживились и, переговариваясь между собой, поспешили к выходу.
Фернан уселся за стол, поманил девушку к себе, думая, что она разделит с ним завтрак, но Чика была так взвинчена, что не могла усидеть на месте. Она сыпанула целым ворохом слов, из которых испанец еле уловил несколько знакомых. «Люди», «солнце» и «красиво» — не слишком много, чтобы понять, что же она пыталась объяснить. Девушка пробежалась по комнате, окутанная звоном бубенцов, выглянула из окна, затем снова двинулась к сидящему Фернану. Все движения резкие, порывистые — она будто никак не могла унять бьющую через край энергию. Поняв, что словами понимания не достигнуть, Чика ткнула себя пальцем в грудь, потом указала сквозь стену на центр города, где возвышались пирамиды. После чего вышла на центр комнаты и принялась танцевать, покачивая бедрами и иногда резко встряхивая руками, дополняя движения аккомпанементом колокольчиков.
Фернан сообразил, что на сегодня намечаются какие-то народные гуляния, на которых его красавице предстоит выступать с танцем. Он приподнялся из-за стола, собираясь одеться и идти на праздник, но девушка подскочила, положила узкую ладошку ему на плечо и опять рассыпалась в каких-то объяснениях. Поняв, что он не разобрался в ее словах, она нахмурилась, закусила губу и сподобилась на более простую фразу:
— Сиди. Ешь.
Фернан пожал плечами и потянулся за очередной лепешкой. Видимо, до начала праздника времени хватало. Чика же усидеть на месте не могла. Она продолжала приплясывать, покачиваться, вращаясь вокруг своей оси, грациозно взмахивая руками и время от времени стреляя глазами на испанца. То ли разминалась перед выступлением, то ли дразнила его своим гибким точеным телом. Гонсалес быстро сообразил, что более верным является второе предположение. Он решительно встал и направился к ней. Чика, безошибочно прочитав намерения Фернана по его загоревшимся глазам, довольно рассмеялась, отскочила и кокетливо бросила:
— Нет!
Затем выпорхнула из комнаты, остановилась сразу за дверным проемом и поманила испанца за собой. Фернан, уразумев, что она совсем не собирается даваться ему в руки, фыркнул и принялся одеваться. Не желая заставлять девушку ждать, он спешил, но одежды было куда как много. Штаны, рубашка, куртка, кираса, пояс, плащ, шлем, сапоги, оружие… Пока все это напялишь, уже и праздник закончится! И все же Гонсалес скорее пропустил бы выступление Чики, чем согласился выйти на улицу в дикарском обличии. Он верил, что идея носить испанский наряд за пределами дома являлась абсолютно правильной. Рано или поздно, когда придет время сбежать, они должны быть полностью экипированы и не вызывать этим подозрений ни у одного из индейцев.
В коридоре его, кроме Чики, поджидал еще и Себастьян со своей наложницей. Риос только что вышел из соседней комнаты.
— Доброе утро! — беззаботно поздоровался Себастьян. — Похоже, сегодня у местных жителей большой праздник. Твоя Чика успела нас оповестить. Готов?
— А мне-то чего готовиться? — ответил Фернан. — Это вон Чика будет танцевать, а нам с тобой роли отведены куда скромнее — среди зрителей.
— Уверен? — на мгновение помрачнев лицом, спросил Себастьян. — С этими дикарями никогда не знаешь, чего можно ожидать.
Они выбрались на улицу, в сопровождении неизменного эскорта. Семь воинов и трое слуг — всего, вместе с девушками, получалось четырнадцать человек. Вроде и немало, но снаружи людей было так много, что они тут же растворились в общем потоке. Чика не отходила от Фернана, ежесекундно дергая его за рукав и указывая пальцем то на какое-нибудь строение, то на кого-то из идущих в толпе, и без умолка щебетала. Видимо, в азарте забыла, что Гонсалес понимал в лучшем случае одно из пяти ее слов.
Испанцы осматривались по сторонам. Окружающие их индейцы несколько примелькались и уже не производили такого ошеломляющего впечатления, как при первой встрече. Некоторых они даже узнавали. Вот слева шел важный, немолодой уже мужчина, с властной осанкой и гордо вскинутой головой. Вокруг него вилась целая стайка слуг. Фернан и Себастьян уже несколько раз видели его на базаре. Насколько им удалось понять, это был купец, прибывший издалека. Именно с ним испанцы надеялись переговорить, как только изучат язык получше. Возможно, он, много странствовавший и много повидавший, что-нибудь слышал про таких же людей, как они. Или же этот купец сможет хотя бы рассказать, что за земли лежат вокруг. Но сейчас, с их-то познаниями в местном наречии, к нему было еще никак не подступиться.
Чика на секунду отстала от своих спутников. Она восхищенно замерла возле громадного попугая, который с важным видом восседал на руке у сухого, сморщенного, как печеное яблоко пожилого индейца. Красно-сине-желтая птица, встопорщив перья на шее, что-то неторопливо и с важностью ворковала. Фернан обернулся и подошел поближе. Поначалу он думал, что попугай просто бормочет, но вскоре из мешанины звуков ухо уловило знакомое слово — «Солнце». Гонсалес недоверчиво тряхнул головой, решив, что ему почудилось и вслушался внимательнее. Вскоре до него донеслось еще несколько варварски искаженных, произнесенных с ужасным говором, но все-таки узнаваемых слов индейской речи.
— Себастьян, ты только посмотри! Да эта птица говорит!
Попугай строго покосился на них. Крупный, вместе с хвостом чуть ли не в половину человеческого роста, с очень большим круто изогнутым клювом, он сидел на запястье у хозяина совершенно спокойно, не делая попыток улететь. Чика несмело протянула к нему палец, коснулась крыла и что-то сказала. Птица тут же повторила ее слово, чем вызвала у девушки настоящий восторг.
Но чтобы полюбоваться бесконечными диковинками не хватило бы целого дня. Чика сама же первая отвернулась от попугая и решительно направилась в сторону высящихся уже совсем недалеко пирамид. Фернан двинулся вслед за ней, мысленно проклиная местную жару. Солнце стояло высоко, немилосердно нагревая воздух. Они, влекомые толпой, вскоре вышли на площадь, где людей было уже просто не счесть. Чика их покинула, видимо, отправилась готовиться к выступлению.
Испанцы вертели головами, рассматривая все происходящее вокруг. В честь праздника индейцы принарядились, яркостью нарядов соперничая с теми же попугаями. Горожан развлекали снующие туда-сюда фокусники и жонглеры. Сквозь массу людей протискивались продавцы всевозможных угощений. Они деловито таскались со своими корзинами, громко нахваливая товар. Пару раз подходили и к европейцам, но те неизменно отказывались от предложенных блюд. Еда выглядела странно, и понять ее происхождение удавалось не всегда. Испанцы уже убедились, что дикари готовы в свое меню включить практически что угодно, вплоть до сушеных насекомых, а потому остерегались пробовать незнакомую пищу.
А гомон постепенно угасал, подавленный нарастающими звуками музыки. На этот раз определить ее источник удалось без труда. У подножия одного из возвышений находился оркестр из двух десятков индейцев. Состав ансамбля оказался практически таким же, как и в тот раз, когда Фернан впервые увидал Чику — всевозможные барабаны и трубы. Музыканты тоже принарядились в честь праздника. Здоровенный детина, без устали колотящий широченными ладонями в высокий стоящий вертикально барабан, широко улыбался, весьма довольный тем грохотом, который получался на выходе. Браслеты, украшенные ракушками, позвякивали у него на запястьях. Рядом приплясывали не менее пестро одетые индейцы, ударяя руками или палочками в барабаны поменьше. Трубачи, находящиеся чуть в глубине, были плохо видны за первым рядом. Над головой у каждого из музыкантов возвышался целый ворох перьев, которые, в такт движениям людей, колебались и покачивались, производя впечатление настоящего танцующего леса.