Уловка-22 - Хеллер Джозеф. Страница 25

— Это правда? — воскликнул первый контрразведчик, вне себя от восторга. — Кажется, теперь?то мы расколем этот орешек. Держите его на мушке, а я помчусь обратно в госпиталь и запрошу у руководства дальнейших указаний.

Контрразведчик выпрыгнул в окошко и скрылся из виду.

Минуту спустя брезентовый полог, отделявший кабинет майора Майора от канцелярии, взметнулся и снова вбежал второй контрразведчик. С трудом переводя дыхание, он закричал:

— Я видел, как только что человек в красной пижаме выпрыгнул из вашего окошка и побежал по дороге. Вы его видели?

— Конечно. Я с ним разговаривал, — ответил майор Майор.

— Мне показалось весьма подозрительным, что человек в красной пижаме выпрыгивает из окошка.

Контрразведчик энергичными шажками мерял кабинет.

— Сначала я подумал, что это вы решили драпануть в Мексику. Но теперь я вижу, что это были не вы. Скажите, он ничего не говорил о Вашингтоне Ирвинге?

— Вообще?то говорил, — сказал майор Майор.

— Говорил?! — воскликнул второй контрразведчик. — Прекрасно! Ну, кажется, теперь?то мы расколем этот орешек. А вы не знаете, где можно найти этого субъекта?

— В госпитале. Он тяжело болен.

— Эврика! Сейчас я прямехонько в госпиталь — и настигну голубчика. Но, пожалуй, лучше появиться в госпитале инкогнито. Зайду?ка я в вашу санчасть, объясню им ситуацию, и пусть они меня направят в госпиталь как больного.

Он ушел и вскоре вернулся с темно?фиолетовыми деснами.

— Посмотрите, что они со мной сделали, — сказал он чуть не плача. Горе его казалось безутешным. В руках он нес носки и туфли. Пальцы ног, так же как и десны, были вымазаны раствором марганцовки. — Вам доводилось когда?нибудь видеть контрразведчика с фиолетовыми деснами? — простонал он.

Печально свесив голову, он вышел из штабной палатки и кувырком полетел в земляную щель, сломав себе при этом нос. И хотя температура у него от этого не поднялась, Гэс и Уэс, в порядке исключения, уложили его в санитарную машину и отправили в госпиталь.

Итак, майор Майор солгал, но ложь пошла ему во спасение. Это его не удивило, потому что он давно заметил, что лгуны, как правило, люди сметливые и добиваются в жизни большего, чем честняги.

После визита второго контрразведчика он стал действовать осмотрительнее. Он расписывался только левой рукой и при этом всегда нацеплял черные очки и фальшивые усы, которые ему нисколько не помогли, когда он отважился снова появиться на баскетбольной площадке. В качестве дополнительной предосторожности он заменил «Вашингтона Ирвинга» «Джоном Милтоном». Так оказалось короче и удобней. Когда надоедало, он с успехом менял имя и фамилию местами, как делал это прежде с «Вашингтоном Ирвингом». Кроме того, майор Майор мог удвоить темпы производства, потому что «Джон Милтон» было куда короче, чем его собственная подпись или «Вашингтон Ирвинг», а следовательно, и времени теперь требовалось меньше. А когда и «Джон Милтон» надоедал, майор Майор снова брался за «Вашингтона Ирвинга».

Темные очки и фальшивые усы майор Майор купил в Риме. То была последняя, но тщетная попытка вырваться из трясины моральной деградации, в которую он медленно, но верно погружался. Сначала он испытал ужасные унижения, когда тридцать или сорок сборщиков подписей под «присягой о лояльности» даже не сочли нужным предложить ему подписаться. Затем, когда история с присягой, казалось, отшумела, загадочно исчез, будто растаял, самолет Клевинджера вместе со всем экипажем, и вину за это несчастье возложили на майора Майора, придравшись к тому, что он не подписал ни одной «присяги о лояльности». [11]

Темные очки были в красной толстой оправе. Фальшивые черные усы очень пошли бы шарманщику. Однажды, когда майор Майор почувствовал, что не в силах больше переносить, одиночество, он напялил очки и усы и отправился поиграть в баскетбол. С видом беспечным и непринужденным он заявился на площадку, молясь про себя, чтобы его не узнали. Все сделали вид, будто не узнали его, и майор с наслаждением вступил в игру. Но едва он успел поздравить себя с успехом, который принес ему невинный маскарад, как один из противников резким толчком сбил майора с ног. Вскоре его сбили еще раз, и тут он сообразил, что они очень даже узнали своего командира, а маскарад дает им право без помех дубасить его, толкать локтями и ставить подножки. Он понял, что они ненавидят его в любом обличий. Игроки его команды и противоположной стороны без колебаний и размышлений слились в одну рычащую толпу. Они навалились на него со всех сторон, размахивая кулаками и оглашая воздух грязными ругательствами. Они сбили его с ног на землю и пинали ногами. Он насилу поднялся, и тогда они снова на него налетели.

Он закрыл лицо ладонями, а они, облепив его со всех сторон, в дьявольском исступлении мордовали его, били, колотили и дубасили. Наконец, его трахнули с такой силой, что он кубарем скатился на дно железнодорожной выемки. Там он встал на ноги, вскарабкался по противоположной стороне выемки и пошел, пошатываясь, сопровождаемый улюлюканьем и градом камней, пока не скрылся за углом штабной палатки. Во время потасовки он мечтал лишь об одном — только бы они не сорвали с него темные очки и фальшивые усы. Маскируясь ими, он мог продолжать делать вид, будто он — это не он, а лишись он усов и очков, ему пришлось бы предстать перед всеми в роли побитого, посрамленного и опозоренного начальника. В кабинете он разрыдался, потом, успокоившись, смыл кровь с губ и носа, стер грязь с синяков и царапин на щеках и на лбу и вызвал сержанта Таусера.

— Отныне, — сказал он, — я не желаю никого видеть у себя в кабинете. Ясно?

— Да, сэр, — сказал сержант Таусер. — На меня ваш приказ распространяется?

— Да.

— Понятно. У вас все, сэр?

— Да.

— А что мне говорить тем, кто придет к вам, когда вы будете у себя, в кабинете?

— Говори им, что я здесь, и проси подождать.

— Слушаюсь, сэр. А сколько им надо будет ждать?

— Покуда я не уйду из кабинета.

— И что же мне с ними делать, сэр?

— Меня это не касается.

— Могу я впустить их, сэр, к вам в кабинет, когда вы уйдете?

— Можешь.

— Но ведь вас?то в кабинете уже не будет?

— Не будет.

— Понятно, сэр. У вас все, сэр?

— Да.

— Слушаюсь, сэр.

— Отныне, — сказал майор Майор пожилому ординарцу, который убирал его трейлер, — я не желаю, чтобы вы заходили ко мне и спрашивали, что мне нужно. Ясно?

— Так точно, сэр, — ответил ординарец. — А когда же я могу зайти к вам и спросить, что вам нужно?

— Когда меня нет, тогда и заходите.

— Слушаюсь, сэр. А что я вообще должен делать?

— То, что я прикажу.

— А как же вы мне прикажете, если мне нельзя заходить, пока вы здесь? Или все?таки можно иногда?..

— Нельзя.

— В таком случае, что же мне вообще?то делать?

— Что положено.

— Слушаюсь, сэр.

— У меня все, — сказал майор Майор.

— Слушаюсь, сэр, — сказал ординарец. — У вас все, сэр?

— Нет, — сказал майор Майор. — Не все. Не смейте заходить в трейлер, если не уверены, что я ушел.

— Слушаюсь, сэр. Но как же я могу удостовериться?

— Если не уверены, вообразите, что я в трейлере, и убирайтесь прочь, пока у вас не появится твердая уверенность, что я ушел. Ясно?

— Да, сэр.

— Мне жаль, что я вынужден говорить с вами в таком тоне, но ничего не поделаешь. До свидания.

— До свидания, сэр.

— И спасибо, за все спасибо.

— Слушаюсь, сэр…

— Отныне. — сказал майор Майор Милоу Миндербиндеру, — я не намерен ходить в столовую. Еду доставляйте мне в трейлер.

— Прекрасная идея, сэр! — ответил Милоу. — Наконец?то я смогу готовить для вас специальное блюдо, и ни одна собака об этом знать не будет. Пальчики оближете, вот увидите, сэр. Полковник Кэткарт говорит, что это — сущее объедение.

— Мне не нужны специальные блюда. Что другим, то и мне. В точности. Тот, кто будет носить еду, пусть ставит поднос на ступеньку и стукнет один раз в дверь трейлера. Ясно?