Уловка-22 - Хеллер Джозеф. Страница 53

За стеной палатки капрал Уитком прыснул со смеху, а его собеседник довольно захихикал. Капеллан вздрогнул от таинственного, смутного ощущения, что когда-то в своей жизни он находился точно вот в такой же ситуации. Изо всех сил он попытался удержать и усилить это мгновенное ощущение, чтобы предугадать дальнейший ход событий, но мимолетное озарение исчезло без следа. Это едва уловимое смешение иллюзорного и реального — de'ja vu (характерный симптом парамнезии, что нередко испытывал капеллан) — сильно его занимало, и он много слышал и читал об этом. Он знал, например, что это явление называется парамнезией. Его также интересовал такой наблюдаемый в природе оптический феномен, как jamais vu («никогда не виденное прежде») и presque vu («почти виденное»). Порой вдруг предметы, понятия, даже люди, с которыми капеллан прожил бок о бок почти всю жизнь, непостижимым и пугающим образом представали перед ним в незнакомом и необычном свете, такими, какими он их никогда не видел прежде: jamais vu. И бывали другие мгновения, когда он почти видел абсолютную истину с такой ясностью, как будто все вокруг озарялось вспышкой ослепительного света: presque vu. Появление голого мужчины на дереве во время похорон Сноудена чрезвычайно его озадачило. Это не было deja vu, ибо тогда ему не почудилось, что он уже когда-то прежде видел голого человека на дереве во время похорон Сноудена. Это нельзя было назвать и jamais vu, поскольку это не был призрак чего-то или кого-то знакомого, но появившегося перед ним в незнакомом облике. И уж, конечно, это нельзя было назвать presque vu, поскольку капеллан явственно видел на дереве голого мужчину.

За стеной палатки джип стрельнул выхлопной трубой и с ревом умчался. Неужели голый человек на дереве во время похорон Сноудена был всего лишь галлюцинацией? Или это было божественное откровение? От этой мысли капеллана бросило в дрожь. Ему отчаянно хотелось поведать об этом Йоссариану, но всякий раз, когда он думал о случившемся, он давал себе зарок вообще выкинуть это из головы, хотя теперь, думая об этом, он не был уверен, что прежде когда-либо об этом думал.

В палатку вразвалочку вошел капрал Уитком. На его физиономии играла ухмылка, какой капеллан еще не видывал. Кривя рот, Уитком нахально оперся о стояк.

— А вы знаете, кто был этот дядя в коричневом халате? — спросил он хвастливо. — Это контрразведчик. Он лежит в госпитале с поломанным носом, а сюда прибыл по делам службы. Он ведет расследование.

Капеллан быстро взглянул на капрала и спросил с подчеркнутым сочувствием:

— Надеюсь, вы не попали в беду? Может быть, нужна моя помощь?

— Нет, я-то не попал в беду, — усмехнулся капрал Уитком. — А вот вы попали. Они собираются прищемить вам хвост за то, что вы ставили подпись Вашингтона Ирвинга на письмах. Как вам это нравится?

— Я никогда не подписывался именем Вашингтона Ирвинга, — сказал капеллан.

— Ну мне-то можете не врать, — ответил капрал Уитком. — Передо мной можете не оправдываться.

— Но я вовсе не лгу.

— А мне все равно — врете вы или нет. Они собираются вас привлечь за перехват служебной переписки майора Майора. А там что ни бумажка, то секрет.

— Какая переписка? — жалобно спросил капеллан, начиная нервничать. — Я не видел никакой переписки майора Майора.

— Мне-то можете не врать, — ответил капрал Уитком.

— Но я вовсе не лгу, — запротестовал капеллан.

— Не пойму, почему вы кричите на меня? — с оскорбленным видом возразил капрал. Он отошел от стояка и погрозил капеллану пальцем: — Только что я оказал вам такую большую услугу, какую вам никто сроду не оказывал, а вы этого даже не цените. Этот контрразведчик десятки раз пытался донести на вас начальству, а какой-то госпитальный цензор вычеркивал из его доносов все подробности. Он лез из кожи вон, пытаясь упечь вас за решетку. А я взял да и начал ставить цензорский штамп на его письма, даже в них не заглядывая. Это создаст о вас очень хорошее впечатление в управлении контрразведки. Они там поймут, что мы нисколько не боимся, если вся правда о вас выплывет наружу.

Капеллан заерзал на стуле.

— Но ведь вы не имеете права цензуровать письма.

— Конечно, нет, — ответил капрал Уитком. — Только офицеры имеют право. Я цензурировал от вашего имени.

— Но я тоже не уполномочен проверять чужие письма.

— Я и это предусмотрел, — заверил его капрал Уитком.

— Я расписывался за вас чужим именем.

— Но ведь это подделка!

— Об этом тоже не беспокойтесь. Пожаловаться может только человек, чью подпись я подделал, а я, заботясь о ваших интересах, взял фамилию покойника. Я подписывался: «Вашингтон Ирвинг». — Капрал Уитком тщательно изучал выражение лица капеллана, отыскивая на нем признаки возмущения, и доверительно, но не без лукавства прошептал: — А ловко я все это устроил, правда?

— Не знаю, — промямлил капеллан. Голос его дрогнул а лицо искривила уродливая, страдальческая гримаса полнейшего недоумения. — Кажется, я ничего не понял из того, что вы мне говорили. Почему я должен произвести на них хорошее впечатление, если вы подписывались не моим именем, а Вашингтоном Ирвингом?

— Да потому, что они убеждены, что вы — это Вашингтон Ирвинг. Понимаете?

— Но ведь именно это заблуждение мы и должны развеять. А то, что вы сделали, поможет им доказать обратное.

— Знай я раньше, что вы такой тупой, я бы ради вас и пальцем не пошевелил, — с негодованием объявил капрал Уитком и вышел из палатки. Через секунду он вернулся.

— Я оказал вам такую услугу, какую вам сроду никто не оказывал, а вы этого даже не цените. Вы понятия не имеете, что такое благодарность. Это еще один ваш недостаток.

— Весьма сожалею, — покаянным тоном произнес капеллан, — искренне сожалею. Просто я так ошарашен вашим сообщением, что сам не ведаю, что говорю. В самом деле, я очень вам признателен.

— Тогда, может быть, вы мне разрешите приступить к рассылке писем соболезнования? — тут же спросил капрал Уитком. — Не набросать ли мне примерное содержание?

От удивления у капеллана отвисла челюсть.

— Нет, нет, — простонал он, — только не сейчас.

Капрал Уитком взорвался.

— Я ваш самый близкий друг, а вы этого не цените! — заявил он задиристо и вышел из палатки. И тут же вошел обратно.

— Я за вас горой, а вы этого не цените? Вы даже не догадываетесь в какую серьезную историю влипли. Ведь этот контрразведчик сломя голову помчался в госпиталь сочинять свеженькое донесение насчет помидора.

— Какого помидора? — моргая ресницами, спросил капеллан.

— Помидора, который вы прятали в кулаке, когда появились на поляне. Вы его и сейчас держите в руке.

Капеллан разжал пальцы и с удивлением увидел у себя на ладони помидор, взятый в кабинете полковника Кэткарта. Он поспешно положил его на стол.

— Я взял этот помидор у полковника Кэткарта, — сказал он и поразился, насколько абсурдно прозвучало его объяснение. — Я взял помидор по настоянию полковника.

— Ну мне-то вы можете не врать, — ответил капрал Уитком. — Мне-то все равно — украли вы помидор или нет.

— Украл? — изумленно воскликнул капеллан. — Зачем мне было красть помидор?

— Мы тоже над этим ломали голову, — сказал капрал Уитком. — А потом контрразведчик высказал предположение, что, возможно, вы спрятали в помидор какие-нибудь важные секретные документы.

У капеллана затряслись поджилки.

— Вовсе я не прятал в нем никаких секретных документов, — заявил он напрямик. — Я и брать-то его не хотел. Вот можете посмотреть. Возьмите и убедитесь сами.

— На что он мне сдался?

— Ну возьмите, пожалуйста, — упрашивал капеллан еле слышным голосом. — Я буду рад от него избавиться.

— Да на что он мне сдался? — снова отрезал капрал Уитком и, сердито нахмурившись, важной походкой направился к выходу. При этом он с трудом сдерживал улыбку торжества: ему удалось хитроумным способом заполучить могущественного союзника в лице контрразведчика, а также убедить капеллана, что на сей раз он обижен не на шутку.