Искусство быть друзьями (ЛП) - Соренсен Джессика. Страница 2

Жаль, что у меня нет другого выбора. Жаль, что я не могу сдать его в полицию. Я думала об этом, когда он впервые начал меня бить. Проблема в том, что он полицейский. А я — кусок дерьма, племянница, которую они так любезно приняли после того, как она совершила ужасные вещи. По крайней мере, так все это видят.

И у меня такое чувство, что отношения с моим дядей станут еще хуже, теперь, когда он официально стал шерифом Ханитона, маленького городка, в который мы переехали. Это место находится в глуши, в окружении холмов, которые создают ощущение уединения и дружелюбия. Ну, это та чушь собачья, которую дядя сказал нам, когда объявил, что мы переезжаем. Лично я на это не куплюсь. Вчера я гуляла по городу, и взгляды горожан были далеко не дружелюбными. Я практически ощущала запах осуждения и снобизма, пронизывающий свежий осенний воздух, и чувствовала, что мое надвигающееся звание изгоя ждет меня уже сегодня, стоит мне войти в коридор новой школы. Хотя я действительно выгляжу немного устрашающе.

Но это круто. Я справлюсь с этим. Я сталкивалась с гораздо худшими вещами. На самом деле, я привыкла быть изгоем. Я стала им с тех пор, как переехала к дяде, тете и их дочери, Дикси Мэй.

Дикси, гребаная, Мэй. Хотя она моя двоюродная сестра и ровесница, других общих черт у нас нет. Если я реинкарнированный ворон, то Дикси Мэй, вероятно, ястреб, который, как я где-то читала, хищник, и для воронов может представлять опасность. Честно говоря, из того, что я читала, вороны обычно могут отбиваться от ястреба только в том случае, если их несколько, устраивая так называемый заговор. Мне это нравится, вероятно, потому, что я все время мысленно строю заговоры, чтобы уничтожить Дикси Мэй. Но у меня никогда не было настоящих друзей, по крайней мере, постоянных, так что, скорее всего, этого не случится. Не то чтобы я просто позволяю ей манипулировать мной. Вовсе нет.

Тем не менее, Дикси Мэй — самый манипулятивный, фальшивый и коварный человек, с которым я когда-либо пересекалась. Она также очень хороша и обаятельна, когда ей это нужно, за исключением дома, где она ведет себя как избалованный ребенок. А еще у нее есть оружие против меня — она знает причину, по которой я переехала жить к ней и ее семье несколько лет назад. И когда она рассказала об этом всем в нашей старой школе, меня сразу же окрестили фриком, которого люди не только презирали, но и боялись.

— О боже, как же меня тошнит от этих проклятых коробок, — жалуется Дикси Мэй из своей спальни, распложенной напротив моей. — Я ничего не могу найти. И моя любимая пара туфель пропала. Держу пари, что грузчики их украли.

Я закатываю глаза. Грузчиками были два здоровенных парня, которые казались довольно милыми, и ни в коем случае ни фигурой, ни размером не походили на людей, которые крадут дизайнерскую обувь. Не говоря уже об одной-единственной паре туфель.

— Я позвоню и подам жалобу, — кричит ей тетя.

— Какую еще долбаную жалобу? — хнычет Дикси Мэй. — Это не вернет мне мои туфли. Это была моя любимая пара.

— Мне так жаль, милая, — говорит тетя. — Если хочешь, мы можем поехать в город в эти выходные и пройтись по магазинам.

— Хорошо. Но лучше купи мне еще несколько пар обуви на случай, если это повторится, — предупреждает Дикси Мэй.

— Конечно, — говорит тетя. — Я даже куплю тебе несколько новых нарядов, если захочешь.

Я бы снова закатила глаза, но в этот момент я начинаю беспокоиться, что они застрянут так навсегда. Это серьезно. У Дикси Мэй так много одежды, что тете и дяде пришлось купить дополнительный шкаф в ее комнату, прежде чем мы смогли переехать в этот дом.

Что насчет меня? Весь мой гардероб помещается в сумку и в основном состоит из подержанных вещей, которые я покупала на деньги, накопленные от работы, которую я выполняла то здесь, то там. Но мне комфортно в моей одежде. Она подходит моей личности, и когда я ее ношу, мне нравится представлять, кому она принадлежала раньше и какой жизнью они жили, когда носили ее.

Прямо сейчас я в футболке Nirvana, которую, я уверена, кто-то носил на одном из концертов группы десятилетия назад. Кроме того, на мне обрезанные шорты, гольфы до колен и неуклюжие потертые ботинки, которые зашнурованы до самого конца. В довершение всего я надела клетчатую рубашку и кожаную куртку, которая когда-то принадлежала моей матери. Это одна из немногих вещей, которые у меня остались от нее. Мне нравится время от времени вдыхать этот аромат, притворяясь, что я все еще чувствую запах ее духов.

Я так сильно по ней скучаю.

Когда слезы начинают выступать у меня на глазах, я смахиваю их и сосредотачиваюсь на том, чтобы закончить собираться, надевая бархатный чокер, и добавляя кожаные браслеты на запястья. Я всегда ношу их, чтобы скрывать шрамы на коже.

Как и всегда, мои темные волосы зачесаны набок в диком беспорядке волн, и я использую минимальный макияж, состоящий из подводки для глаз и блеска для губ — на самом деле макияж — это не для меня.

— Рейвен! У тебя есть еще одна минута, чтобы притащить сюда свою задницу, потом мы уезжаем без тебя! — Кричит тетя Бет, и в ее голосе звучит предупреждение. — В любом случае, это не имеет значения. Я уверена, что в середине дня мне позвонят из школы и сообщат, что тебя снова отстраняют от занятий.

Возможно, она права. У меня репутация человека, которого все время отстраняют от учебы. Обычно это происходило из-за того, что я ввязывалась в драку, либо из-за того, что ее начинал кто-то другой, либо из-за того, что ее начинала я, когда кто-то неоднократно обзывал меня. Мне пару раз приходилось ходить на курсы по управлению гневом, и, честно говоря, я не уверена, что они помогли.

Не то чтобы я все время злюсь. В большинстве случаев я могу довольно хорошо изобразить безразличие. Но есть одно особое имя, которое действительно проникает мне под кожу, и, что досадно, это одно из слов, оставивших шрамы на моей коже под одеждой.

Когда моя грудь сжимается от воспоминаний о том, как там оказались шрамы, я отрываю взгляд от зеркала, собираю сумку, а затем засовываю руку под матрас, чтобы достать косячок из своего тайника.

У меня там довольно большая коллекция. Большинство из них — от моего дяди. Помните, как я сказала, что он совершает подозрительные поступки? Так вот, приносить наркотики домой после того, как он кого-то за них арестовал, — одна из таких вещей. Он занимается этим уже много лет, ворует понемногу то тут, то там, а потом сообщает, что во время рейда было найдено меньше денег. Откуда я это знаю? Просто однажды я подслушала телефонный разговор между ним и его приятелем. Он не знал, что я дома. Я не должна была быть там, но решила свалить с учебы после того, как компания парней и девушек набросилась на меня и всыпала мне по первое число. Я, конечно, сопротивлялась — мой отец в раннем возрасте научил меня, как защитить себя — и даже сделала несколько хороших ударов, но я была в абсолютном меньшинстве. В конце концов, я поставила кому-то синяк под глазом, а кому-то разбила губу, в то время как мое лицо выглядело как долбаная сочная черника.

Так или иначе, я сбежала из школы, вернулась домой и спряталась в своей спальне. Дядя вернулся домой к обеду, и я, крадучись, стараясь не высовываться, заметила, как он вытряхивает из карманов какие-то пакеты и запихивает их на чердак. Затем он позвонил кому-то и сообщил о том, что ему удалось привезти домой в тот день.

— У меня сегодня много, — сказал он и замолчал. — Да, знаю. Я хочу, чтобы ты, толкнул их как можно быстрее.

До того, как умерли мои родители, я росла в сомнительном районе и знала достаточно о мире наркотиков, чтобы понять, что это значит.

Когда он ушел, я прокралась к тайнику и сорвала джекпот. Конечно, я взяла не все, но достаточно, чтобы он не заметил. После того случая это стало обычным делом. Чаще всего я находила там только травку, но пару раз видела экстази и кокаин.

Я немного беспокоюсь о том, как все пойдет теперь, когда мы переехали и у него появилась новая работа. Думаю, я это выясню. Это будет полный отстой, если он перестанет воровать наркотики и прятать их в доме. Не то чтобы я пристрастилась, но кайф часто успокаивает меня, и мне необходима эта помощь.