Война (СИ) - Дильдина Светлана. Страница 46

— Толку от наших представлений, — говорили, когда выдавались пустые часы и собирались в маленьком своем, но уютном жилище. — Никому не нужны. И в сказки о знамениях больше никто не верит. Какая уж тут вера, если вон — глянешь со стен, а чужие кони на горизонте.

Когда в очередной вечер сидели, нахохлившись, как пестрая стайка птиц при свечах, и чесали языки, Сэйэ не выдержала. Сама не знала, что нашло на нее — как-то сразу все накатило, и дрянная краска для лица давно была меньшей из бед.

— Идиотки, — Сэйэ взмахом рукава сбросила со столика флакончики и коробочки с притираниями. — Мозги куриные. Ты, Айрин, страдала, помнится, что женщина, а так бы хотела серьезные пьесы играть. Легенды! Вот вам легенда, курицы щипаные! Даже если возьмут крепость — вернут ее рано или поздно, и надолго запомнят про эти дни!

— Наших-то имен там всяко не будет, — обронила бледная тихоня Тиан, отодвигаясь от разгневанной товарки.

— А вы сделайте, чтоб были! А уж если устоит крепость — а я верю, что устоит — то и подавно! Хороша была бы история про глупых баб, которые только сидели и ныли!

Услышала хмыканье. Госпожа Акэйин стояла в дверях, скрестив на груди руки, и странно смотрела.

**

Так быстро между ветвей скользнул ястреб, словно дротик бросили в цель. Утка махнула полосатыми крыльями, поднялась с воды, и полет ее кончился в когтях хищника. Двое всадников остановились у берега озерца — скорее, лужи; лед с него уже сошел, но кое-где по краям снег еще оставался.

Ястреб на суше разделывался с тушкой утки.

— Зря она ушла с воды, там бы ее не достал, — сказал один из конных, в сером, с мехом серебристой лисы у ворота, с волосами, поднятыми от висков и связанными на затылке. Хоть и просто одетый, он отличался от спутника, лохматого, в стеганом доспехе, как серебро отличается от глины.

— Так ты за утку? Я за ястреба, — засмеялся второй. — Он хорошо потрудился, письмо кому надо доставил. А она? Глупая, жирная.

Ординарец Вэй-Ши, Ка-Ян, был маловат ростом, но на коне словно родился. Если представить на конском хребте взъерошенную мышь-полевку, это бы хорошо отразило, как выглядел — только мыши не умеют ездить верхом.

К Энори его подтолкнул сам Вэй-Ши, ценивший наблюдательность и ум ординарца. Пока шли в горах Эннэ, мимо Ожерелья, было не до того — и сам командир был вечно занят, и Ка-Яна отпускал редко, а за проводником смотрели другие надежные люди. Сейчас в его помощи такой нужды не было, и напряжение тайного похода схлынуло, сменившись багровым маревом боев.

Но покуда Ка-Ян лишь мечтал отличиться в сражениях, а приходилось передавать приказы да исполнять иные поручения. Энори был одним из таких поручений.

Со стороны могло показаться, что они почти подружились. Ка-Яну, шустрому и любопытному, интересен был этот чужак с волшебным даром; немного опасался этого дара, но, как и большинство, несколько даже гордился им, свидетельством, что прародители-предки на их стороне.

Один из величайших полководцев в истории, его достойный наследник, и тайная сила — кто против них устоит?

Для армии, что ведет войну на своей территории, ее положение выгодней: местность известная. Даже более сильный противник может сесть в лужу, разве что его численное превосходство совсем уж бесспорно. Поэтому ценились лазутчики, долго прожившие среди местных, и перебежчики. А уж если один из них еще и колдун…

Тутошних жителей, конечно, тоже захватывали и расспрашивали, иногда им даже соврать удавалось, но по мелочам. Один раз офицера поймали, из него долго пришлось выбивать, где ставка отряда и как пробраться к ней через болото с теплыми ключами — незамерзшее, значит. Сказал наконец, а тут Энори случился, только глянул и сразу объяснил, что пленник врет. И что если Вэй-Ши охота вести своих людей в топь, то он сам с удовольствием покажет трясину поглубже.

А когда ему предложили присутствовать на таких вот допросах, послал подальше предложившего сотника. Хоть и вежливо, но любому понятно.

Кто-то еще в Эннэ назвал его саарна-элэй, «хозяином горных троп», так и прижилось.

Еще вел бы себя, как нормальные люди.

Пожалуй, только эта странность и мешала окончательно проникнуться к нему почтительным трепетом, как к знаменитым колдунам. Ладно бы поначалу, многие начинают с того, что опасаются и комара рассердить, но уж потом голову поднимают. Ух как поднимают! Энори, правда, с самого начала ни перед кем не заискивал, словно был уверен в собственной неуязвимости, но все равно — Ка-Ян не понимал.

Поражался этому. Спросил как-то: почему ведешь себя так, будто тебе последний слуга в обозе ровня?

А тот удивился, кажется. Сказал, весело поблескивая глазами — чего я должен добиваться важным или грозным видом? Страха? Вот уж счастье, находиться в окружении сотен вооруженных вояк, которые тебя боятся. Такие от испуга не бегут, а за меч хватаются. Уважения? А куда ж больше, раз железный ваш вепрь Мэнго решил, что я ему нужен.

Ка-Ян отметил тогда с некоторым удовлетворением — ага, все-таки тщеславие ему не чуждо. И командиру Вэй-Ши об этом донес, тот только хмыкнул — тоже мне, полезные сведения…

Никогда Энори не был среди сражения — да и не пустили бы его, берегли. Потом приходил, когда уже никого не оставалось. Когда видел тела, догорающие развалины, смотрел вроде спокойно, а с неприязнью. Прощали ему и это — подумаешь, нос от крови воротит, лишь бы вел, куда надо. Говорят, некоторые колдуны обеты дают — не только мяса не трогать, но и растения не срывать, солнцем и дождем питаются. А этот всего лишь не любит видеть смерть и разруху.

Бывает.

Сейчас Ка-Ян и проводник возвращались из одного лагеря в другой. Стояло временное затишье, скоро эху вновь повторять боевые кличи и крики. Горы, недавно нависавшие над завоевателями, уступили место высокой холмистой равнине, здесь не приходилось опасаться лавины — или, что больше уже годилось ко времени года, селя.

— Эх, тишина-то какая, — говорил молодой рухэйи, наблюдал за ястребом, насвистывая что-то немудреное. — В лагере поди о таком вспомни. Так и свистеть разучишься, все равно себя толком не слышно. Всё стучит, лязгает, все шумят…

— Я думал, вы к этому привычны, — отметил Энори.

— Еще скажи, мы рождаемся с дротиком в зубах…. Ну, Мэнго с У-Шеном и вправду так на свет появились, и еще некоторые, Вэй-Ши вот тоже, но я — нет.

— И как ты попал к такому великому человеку?

Голос прозвучал так невинно-искренне, что Ка-Ян покосился было, но тут же с азартом принялся объяснять:

— Моя мать была женщиной одного из его лучших воинов…

Сорока пролетела перед всадниками, мелькнули черные и белые пятна.

— У нас говорят — сорока была когда-то очень глупой девицей, — хмыкнул Ка-Ян. — А у вас?

— Даже не знаю. Но сороки уж точно не глупы.

— Тебе что, сказок в детстве не рассказывали? Мы любили слушать, жил один такой старикан в деревне… А потом я брату много пересказал, когда тотпоявился. Он у меня маленький, ждет с победой. Эх, приеду к нему… Ну да тебе, верно, не интересно о детях и сказках, — заметил Ка-Ян, видя, как застыло обычно выразительное лицо спутника.

Свистом подозвал ястреба на руку — тот уже разделался с уткой. Вот забавно: Энори не раз пытался его подзывать, но бесполезно — птица раньше даже к хозяину не шла, если тот рядом, сейчас наконец привыкла.

— Жаль, что ты не умеешь стрелять, — сказал, перехватывая ленту на его лапах. — Тут дичи навалом, даже наши солдаты все распугать не могут. Поохотились бы.

Сам он без небольшого лука не ездил.

— Умею, не люблю просто. Ваших лучников мне не превзойти, но и незачем. Раньше, когда я жил… — оборвал рассказ, будто спохватился, что сейчас скажет лишнего.

— Чтобы совсем стать своим среди нас, тебе не хватает ловкости с оружием управляться, и умения ездить верхом. Если не ладится с лошадьми, может, хоть лук…

— От ваших колдунов не требуют этого.

— Но ведь ты — не они.

Какое-то время ехали в молчании, только стук копыт и редкие всхрапывания лошадей были слышны.