Фиеста - Хемингуэй Эрнест Миллер. Страница 10
7
Когда я начал подниматься по лестнице, консьержка постучала в стеклянную дверь своей каморки; я остановился, и она вышла ко мне. Она протянула мне несколько писем и телеграмму.
— Вот почта. И еще к вам приходила дама.
— Она оставила свою карточку?
— Нет. С ней был господин. Та самая, которая приходила сегодня ночью. Вы знаете, она оказалась очень милая.
— Она была с кем-нибудь из моих знакомых?
— Не знаю. Он никогда здесь не бывал. Он очень большой. Очень, очень большой. Она очень милая. Очень, очень милая. Ночью она, должно быть, была немножко… — Она подперла голову рукой и стала раскачиваться взад и вперед. — Скажу вам откровенно, мосье Барнс. Ночью она мне не показалась такой gentille [3]. Ночью я была другого мнения о ней. Но поверьте мне, она очень, очень милая. Она из очень хорошей семьи. Это по всему видно.
— Они ничего не просили передать?
— Просили. Они сказали, что заедут через час.
— Когда они придут, попросите их наверх.
— Хорошо, мосье Барнс. А эта дама, эта дама не кто-нибудь. Немножко взбалмошная, может быть, но не кто-нибудь.
Консьержка, прежде чем стать консьержкой, держала ларек с напитками на парижском ипподроме. Ее трудовая жизнь протекала на кругу, но это не мешало ей изучать публику в ложах, и она с гордостью сообщала мне, кто из моих посетителей хорошо воспитан, кто из хорошей семьи, кто спортсмен — слово это она произносила в нос и с ударением на последнем слоге. Единственное неудобство заключалось в том, что люди, не относящиеся ни к одной из этих категорий, рисковали никогда не застать меня дома. Один из моих друзей, весьма недокормленного вида художник, который, очевидно, в глазах мадам Дюзинель не был ни хорошо воспитан, ни из хорошей семьи, ни спортсмен, написал мне письмо с просьбой выхлопотать для него пропуск, чтобы он мог пройти мимо моей консьержки, если ему захочется заглянуть ко мне вечерком.
Я поднялся к себе, стараясь угадать, чем Брет пленила мою консьержку. Телеграмма была от Билла Гортона с известием, что он приезжает пароходом «Франция». Я положил почту на стол, пошел в ванную, разделся и принял душ. Когда я вытирался, у входной двери послышался звонок. Я надел халат и туфли и пошел к двери. Это была Брет. За ней стоял граф. В руках он держал большой букет роз.
— Хэлло, милый! — сказала Брет. — Вы не желаете нас принять?
— Пожалуйста. Я только что искупался.
— Вот счастливец — искупался.
— Только душ принял. Садитесь, граф Миппипопуло. Что будем пить?
— Не знаю, сэр, большой ли вы любитель цветов, — сказал граф, — но я взял на себя смелость принести вам эти розы.
— Дайте их мне. — Брет взяла букет. — Налейте сюда воды, Джейк.
Я вышел на кухню, налил воды в большой глиняный кувшин, и Брет сунула в него розы и поставила их на середину обеденного стола.
— Ну и денек выдался!
— Вы не помните, мы как будто условились встретиться в «Крийоне»?
— Нет. Разве мы условились? Значит, я была пьяна до бесчувствия.
— Вы были совсем пьяная, дорогая, — сказал граф.
— Да. Граф был ужасно мил.
— Консьержка теперь в восторге от вас.
— Ну еще бы. Я дала ей двести франков.
— Какая глупость!
— Не свои, его, — сказала она, кивая на графа.
— Я решил, что нужно дать ей что-нибудь за беспокойство вчера ночью. Было очень поздно.
— Он изумителен, — сказала Брет. — Он всегда помнит все, что было.
— Как и вы, дорогая.
— Фантазируете, — сказала Брет. — И кому это нужно? Послушайте, Джейк, вы дадите нам сегодня выпить?
— Доставайте, а я пока оденусь. Вы ведь знаете, где что найти.
— Как будто знаю.
Пока я одевался, я слышал, как Брет ставит на стол сифон и стаканы, а потом я услышал их голоса. Я одевался медленно, сидя на кровати. Я чувствовал себя усталым, и на душе было скверно. Брет вошла в комнату со стаканом в руке и села на кровать.
— Что с тобой, милый? Не в духе?
Она поцеловала меня в лоб.
— Ах, Брет, я так тебя люблю.
— Милый, — сказала она. Потом: — Хочешь, чтоб я отправила его?
— Нет. Он славный.
— Я пойду отправлю его.
— Нет, не надо.
— Да, да, я отправлю его.
— Нельзя же так вдруг.
— Нельзя, по-твоему? Посиди здесь. Он без ума от меня, поверь мне.
Она вышла из комнаты. Я лег ничком на кровать. Мне было очень тяжело. Я слышал, как они разговаривали, но не прислушивался. Брет вошла и села на кровать.
— Милый мой, бедненький! — Она погладила меня по голове.
— Что ты ему сказала? — Я лежал, отвернувшись. Я не хотел видеть ее.
— Послала его за шампанским. Он любит покупать шампанское. — Потом, немного погодя: — Тебе лучше, милый? Легче голове?
— Легче.
— Лежи спокойно. Он поехал на другой конец города.
— Нельзя ли нам жить вместе, Брет? Нельзя ли нам просто жить вместе?
— Не думаю. Я бы изменяла тебе направо и налево. Ты бы этого не вынес.
— Сейчас выношу ведь.
— Это другое дело. В этом я виновата, Джейк. Уж такая я уродилась.
— Нельзя ли нам уехать на время из города?
— Это ни к чему не приведет. Поедем, если хочешь. Но я не смогу спокойно жить за городом. Даже с любимым.
— Знаю.
— Это ужасно. Я думаю, можно не говорить тебе, что я тебя люблю.
— Что я тебя люблю, ты знаешь.
— Давай помолчим. Все слова впустую. Я уезжаю от тебя, да и Майкл возвращается.
— Почему ты уезжаешь?
— Так лучше для тебя. И лучше для меня.
— Когда ты едешь?
— Как можно скорее.
— Куда?
— В Сан-Себастьян.
— Нельзя ли нам поехать вместе?
— Нет. Это было бы уже совсем дико, после того как мы только что все обсудили.
— Мы ни до чего не договорились.
— Ах, ты же знаешь не хуже меня. Не упрямься, милый.
— Ну конечно, — сказал я. — Я знаю, что ты права. Просто я раскис, а когда я раскисаю, я говорю глупости.
Я сел, нагнулся, нашел свои ботинки возле кровати и надел их. Потом встал.
— Не надо так глядеть, милый.
— А как ты хочешь, чтобы я глядел?
— Ах, не ломайся. Я завтра уезжаю.
— Завтра?
— Да. Разве я не говорила? Завтра.
— Тогда пойдем выпьем. Граф сейчас вернется.
— Да, пора бы ему вернуться. Ты знаешь, замечательно, как он покупает шампанское. Для него это страшно важно.
Мы пошли в столовую. Я взял бутылку коньяка и налил Брет и себе. У дверей зазвонил колокольчик. Я пошел отворять — вернулся граф. За его спиной стоял шофер с корзиной шампанского.
— Куда поставить, сэр? — спросил граф.
— На кухню, — ответила Брет.
— Поставьте туда, Анри, — показал рукой граф. — Теперь ступайте вниз и принесите лед. — Пока корзину водворяли на место, граф стоял в дверях кухни. — Надеюсь, вино вам понравится, — сказал он. — Я знаю, что сейчас у нас в Америке редко приходится отведать хорошего вина, и не считаю себя знатоком. Но это я взял у приятеля, который занимается виноделием.
— Где только у вас нет приятелей, — сказала Брет.
— У него свои виноградники. На тысячи акров.
— Как его фамилия? — спросила Брет. — Вдова Клико?
— Нет, — ответил граф. — Мумм. Он барон.
— Это замечательно, — сказала Брет. — Мы все с титулами. Почему у вас, Джейк, нет титула?
— Уверяю вас, сэр, — граф дотронулся до моего рукава, — титул никогда не приносит пользы. Чаще всего это стоит денег.
— Ну, не знаю. Иногда это очень удобно, — сказала Брет.
— Мне это никогда никакой пользы не приносило.
— Вы не умеете им пользоваться. Мне мой титул всегда открывал огромный кредит.
— Садитесь, пожалуйста, граф, — сказал я. — Разрешите взять у вас трость.
Граф через стол, освещенный газовой лампой, смотрел на Брет. Она курила сигарету и стряхивала пепел на ковер. Увидев, что я заметил это, она сказала:
— Послушайте, Джейк, так я могу испортить ваш ковер. Дайте человеку пепельницу.
3
милая (фр.)