Наперекор (СИ) - Крон Марта. Страница 30

Мля. Ненавижу баранов. А баранов, возомнивших, что они смогут меня переиграть – ещё сильнее.

— Десять тысяч за информацию, – надменно пуляю ему в лицо и убеждаюсь, что олух ещё и продажный. Тут же сдал Милу, забыв о своей неприязни ко мне.

Мчусь в том направлении, не забыв предупредить напоследок, что я вернусь, и лучше бы чмошник не ошибся.

Хоть какая-то польза от этого идиота. Пыл мой остудил, и передвигаться теперь стало намного удобнее.

Милу застаю бредущей к главным воротам.

Смыться решила.

Дура. Без денег, без телефона. Убил бы.

С этой потребностью её и настигаю. Не предупреждая, хватаю со спины и слушая, «душещипательный» визг, несу обратно в гостиницу.

— Руки от меня убери! Ты чёртов ублюдок! Я тебе не какая-то дешёвка! Отпусти меня, урод! – царапает мне спину бунтарка.

Аж на смех пробрало от «задушевных комплиментов». С каким-то глубоким предвкушением просовываю руку под платье девушки и жду, когда даст повод её хорошенько шлёпнуть.

Ждать себя не заставляет:

— Не смей ко мне прикасаться! Ты мерзавец! Я увольняюсь! Больше ноги моей не будет в твоей фирме. Пошло всё на хер!!

Прямо дрожь по всему телу от этого прекрасного звука, когда моя ладонь нещадно ударяет психованную по упругой ягодице.

И ведь действует. Вольская затихает и остаток пути даже не шевелится.

Странная реакция.

Вот теперь точно перегнул.

Заношу Милу в номер и опускаю на кровать.

— Теперь твоя очередь слушать! – жёстким тоном произношу я, пытаясь различить эмоцию на её лице. Слишком уж как-то она хмурится и молчит. – Уволиться не позволю, – сажусь перед ней на корточки и обхватываю руками её маленькие пальчики. – Объясни, что конкретно тебя не устраивает?

Мила поджимает губу, и я чувствую, как напрягаются её руки.

— Я не хочу иметь с тобой ничего общего, – вот и весь ответ. Конкретнее некуда.

Несколько слов, которые растекаются по моим венам солью и застревают где-то в груди, сжимая тот кусок мяса, что называется сердцем.

Не это я ожидал услышать. Что угодно, но не это… и не от неё.

— Почему? – смотрю прямо в серые глаза, которые в данный момент пронзают меня своей уверенностью насквозь.

— Я не хочу быть твоей шлюхой, – с усилием отвечает девушка, стараясь выкрутить свои руки из моих.

— Да блядь, хватит называть себя шлюхой!!! – рявкаю так, что трясутся стены, и подскакиваю на ноги.

— Твои слова! – выкрикивает следом Вольская. – Твоё мнение!

— Какого хера, Мила?! – закипаю я.

— А знаешь что? – встаёт девушка. — Давай! – с вызовом вскидывает подбородок. — Давай, трахни меня, и покончим с этим. Если это поможет избавиться от тебя, то вперёд!

— Ты что несёшь?! – не сдерживаю угрожающего рыка.

— Убедишься, что я шлюха! – со злостью в голосе заявляет Мила.

— Я не считаю тебя шлюхой! – от нарастающего бешенства сжимаю кулаки.

— Уверен?

Её губы плотно сжаты, а глаза наполнены до краёв обидой. Красивое лицо искажается от разочарования, и меня простреливает воспоминание, где я безжалостно опускаю девушку ниже плинтуса. Накатывает шквал эмоций от осознания важности момента. Пришло время понести ответственность за свой поганый язык. Главное – не сделать хуже.

— Мила, я... — запинаюсь уже в самом начале. Всматриваюсь в её мягкие черты лица и подпитываю себя смелостью. Ведь потом может быть поздно. — …хочу извиниться за те слова... Моё мнение кардинально отличается от них.

— Да ну? – иронично выгибает бровь. — И поэтому ты ведёшь себя со мной как последний мудак?

— Нет… Просто я и есть последний мудак… — набираю в грудь воздуха. — Но ты же должна понимать, что… — судорожно сглатываю и в последний момент теряюсь. — …всё же очевидно, Мила, – выдыхаю и отворачиваюсь.

Глава 20

ЯН.

Тишина за спиной угнетает. О чём Мила думает? Приняла ли всерьёз моё сожаление или насмехается?

К ней в обычной-то жизни невозможно подойти и что-либо сказать, а наедине я становлюсь связанным по рукам и ногам и теряю способность нормально выражаться.

Меня распирает любопытство, догадалась ли она о смысле моих слов, но я медлю и не оборачиваюсь. Не хочу столкнуться с безразличием в её глазах. Эта игра в кошки-мышки порядком надоела. Я почти был у цели. Добился её взаимности. Подобрал пароль к плотно закрытой двери. Но в последний момент оплошал. И сладкая победа обернулась горьким проигрышем. Желание овладеть Вольской никуда не делось, но такой исход, который предполагает она, меня категорически не устраивает.

Что значит избавиться от меня? Какого хера она взялась менять правила?

Условие было такое: я трахаю заносчивую девицу, отделываюсь от психов в башке и в штанах, исцеляюсь от кретинизма и сваливаю в другую страну, чтобы почувствовать свободу и закрепить результат.

Но сейчас почему-то всё изменилось. То ли синдром кретина во мне говорит, что без Вольской я просто сдохну, то ли ещё что-то, но я отчётливо понимаю, что не хочу её потом от себя отпускать.

Поворачиваюсь и в какой раз твержу себе, что сбрендил, и это уже не вылечишь.

Мила стоит на том же самом месте, и её глаза устремлены прямо на меня. Незаметно расслабляюсь. В её взгляде нет равнодушия. В большей степени удивление, но присутствует и страх.

Я не жду от неё понимания. Не жду, что её мнение обо мне улучшится, но мне стало легче. Правда. Странное чувство, что я, наконец, скинул с плеч тяжёлый груз и могу расправить плечи.

— Мила, я повстречал немало шлюх в своей жизни… обычно только такие возле меня и крутятся, – осторожно подхожу ближе. – И ты совершенно не такая, – проникновенные речи мне никогда не давались хорошо, но сейчас я стараюсь внести в эту фразу всю правду, которую вижу и чувствую.

Девушка опускает глаза вниз. Но не от смущения или неуверенности в себе. Она пытается спрятать от меня свой ответ. Пресекает мои попытки расслабить её. Притупляю желание хорошенько Милу встряхнуть и вытащить наружу весь тот бред, что она хранит в себе, придерживаясь какого-то мутного плана.

— Перемирие? – ровным тоном говорю я, чтобы не упустить гладкость момента и купировать в Миле готовность удариться в бега.

В ответ я получаю… ничего. Девушка просто с серьёзным видом стоит и думает. Торопить себе дороже. Подожду окончания мыслительного процесса.

Когда на женском лбу появляется морщина, а брови медленно сдвигаются к носу, понимаю, что обдумывание идёт не в мою пользу, и сейчас на мне поставят жирный крест.

Резко начинаю тараторить:

— Давай в знак вечной дружбы устроим себе прогулку по городу? Нам же экскурсии всякие всучили. Посмотрим на местные достопримечательности…

Серые глаза мгновенно увеличиваются в размере и смотрят с подозрением.

— У нас два дня впереди… — напоминаю я.

— Там жарко… — наконец подаёт голос девушка, и я не могу сдержать глупой улыбки.

— Голые пойдём. Если спросят, скажем, что ищем нудистский пляж, – не раздумывая, делюсь отличной идеей.

Замечаю, как её пухлые губы сжимаются в тонкую линию, и не придумываю ничего лучше, как соврать:

— Марк Миронович строго-настрого запретил возвращаться раньше времени.

Не верит. Ни капли.

Хорошо. Я тоже могу быть убедителен.

— На, звони, – протягиваю свой телефон.

— И позвоню, – сверлит меня пронзительным взглядом и берёт мобильный в руки. Набираю ей номер отца, и она демонстративно с важным видом прикладывает смартфон к уху.

Сцепляемся давящими взглядами. Мила прокашливается и с моим отцом начинает разговаривать уже совершенно нормальным голосом. Сообщает ему об удачных переговорах и спрашивает о наших дальнейших действиях.

Прислушиваюсь. Улыбка, полная превосходства, растягивается на моём лице сама собой.

Старый лис натуральным директорским тоном вещает подчинённой, что расслабляться рано. Дубов может передумать в любой момент, и мы должны оставаться в этом городе до последнего, чтобы его тут же переубедить.