Крыло Королевы (ЛП) - Торн Джессика. Страница 48

Я мотаю головой, поражённая его упадническим настроением. Хочет ли он сказать, что не желает меня здесь больше видеть?

— Это не значит, что мы сдадимся, Кон. Мы не прекратим сражаться, пока не прогоним всех врагов. Вейрианский флот приведёт за собой имперские войска, а мы с тобой возглавим атаку отсюда. Нам нужно связаться с остальными выжившими, организовать сопротивление и отвоевать Антеес.

Кон выдыхает. Медленно, облегчённо.

— Спасибо. Я не заслуживаю этого, особенно после того, как ты перенесла такую потерю.

Потерю? Это может означать только одно.

Шай. Мысль о нём, как шип в моём сердце — острый, сверкающий, смертоносный. Я вздрагиваю. В очередной раз чувствую себя опустошённой. Шай мёртв. И Джессем, и Дэн… Элара, горничные… Но единственный, о ком я могу думать, — это Шай.

Шай мёртв. И я тоже хочу умереть.

Моё горло сжимается, каждый звук причиняет боль, но я выдавливаю из себя:

— Мои стражники выполнили свой долг и спасли нас обоих. Они настоящие герои… — я задыхаюсь на слове, но заставляю себя продолжить: — Они герои Вейриана и Антееса.

— В тот день многие стали героями.

Многие погибли, иными словами.

Между нами снова воздвигается стена. Как я могу поделиться с ним своей скорбью, когда он сам пострадал не меньше? Как я могу говорить о своей потере, в сравнении со всем, что потерял он? Я лишилась Шая, а он — всего.

Напряжённая тишина наступает между нами, но вскоре он пытается заговорить вновь:

— Бел… Шай бы не…

— Нет, пожалуйста, не надо, — мне нужно было его оборвать. Я не вынесу этого больше. Я не могу. — Не говори о нём. Не произноси его имя. Просто… пожалуйста…

Моё тело, содрогаясь, сгибается пополам. Мощные, рвущиеся изнутри всхлипы, которые я клялась сдержать в себе, пронзают меня. Я обхватываю руками свои колени, несмотря на мучительную боль, прострелившую бедро, которая не уменьшает мою скорбь, не отвлекает от неё, а переплетается с ней в ужасающем тандеме. Я потеряла его, и боль напоминает мне, что я всё ещё жива. И, может быть, со временем она станет такой невыносимой, что пересилит мучительное осознание потери. Так что боль может стать моим другом. Я утону в ней и смогу забыться.

Когда я возвращаюсь к реальности, то замечаю Кона, обнимающего меня. Я зарываюсь лицом в его груди. Он встряхивает меня за плечи, шепчет, что он рядом, что я должна отпустить всё. Я пытаюсь прислушиваться к его словам, пока не погружаюсь во тьму. Но моей последней мыслью становится облегчение, что это был он, что я не сорвалась на глазах у незнакомца, или хуже того — перед Петрой или Томом, которые бы увидели и поняли, какая я на самом деле слабая.

Лихорадка возвращается, и я молюсь, чтобы она добила меня. Я пробуждаюсь, чувствуя, как муравьи ползают под моей кожей. Перед глазами всё расплывается. Кто-то продолжает приносить мне отвратительные травяные отвары, заставляя меня их пить. Я то сжимаю губы, пока противная жидкость течёт по подбородку, то пытаюсь выплюнуть, но в итоге всё равно пью. На вкус как крапива.

Вокруг темнеет и снова светлеет, но доктор Хэли никогда не уходит надолго. Мне снятся кошмары, мрачные и жуткие. Я вижу, как умирает Шай, снова и снова. Элара зовёт на помощь, но я не могу до неё дотянуться. Лимасилл горит.

Когда я всё же просыпаюсь с ясной головой, а мучительная боль от ран сменяется ноющей, я замечаю Джондара, наблюдающего за мной. В его тёмных глазах отражается отстранённость и в то же время беспокойство. Том стоит на входе спиной к нам, но я знаю, что он прислушивается к каждому слову. Ну разумеется. Слушает, наблюдает, не теряет бдительности.

Первой мыслью я вспоминаю, что Шай мёртв. Я делаю глубокий вдох, стараясь не думать об этом.

— А где Кон? — спрашиваю вслух.

— Неподалёку. Занят делом.

— Как долго я была?..

— Девять дней. Как по ощущениям, готова подняться с кровати? Хотя бы ненадолго?

С каких пор Джондар стал таким заботливым? Я бросаю на него настороженный взгляд, и он выдавливает улыбку.

— Ты спасла нашего антейма из огня, Беленгария, — говорит он чрезвычайно официальным тоном. — Мы по гроб жизни тебе благодарны.

Беленгария. Не «принцесса», не «ваше высочество». Теперь, когда о свадьбе и речи не идёт, я снова стала просто собой. Или он так пытается быть добрее? По нему сложно сказать.

Он помогает мне подняться на ноги, и мне стыдно, что я не могу стоять без его поддержки. Но, по крайней мере, это Джондар — холодный и чопорный, никогда не проявляющий особого дружелюбия, всегда мой строгий судья, — потому что я бы не хотела, чтобы кто-нибудь другой увидел меня такой, какая я есть. А Джондар уже каким-то образом знает. Всегда знал.

Даже при том, что сейчас он внезапно стал смотреть на меня несколько иначе. В его поведении всё ещё осталась сдержанность, отстранённость, едва уловимое высокомерие, но всё же появилось и что-то новое. Хотелось бы знать, что именно.

— Пойдём. Это всего лишь небольшая прогулка.

Нам требуется время, чтобы найти пару туфель, и он, не говоря ни слова, помогает мне надеть халат поверх рубашки и штанов, в которых я спала. Интересно, кому они принадлежат… или принадлежали. И как это всё оказалось здесь. И на мне, раз уж на то пошло.

Лагерь разбит посреди леса и не из чего попало, как я боялась. Здесь порядка тридцати низких палаток, разноцветных, но не ярких. С высоты птичьего полёта они должны казаться лесными полянами с цветами. Я облегчённо выдыхаю.

— Не такие уж мы неподготовленные, да? — ухмыляется Джондар, будто бы прочитав мои мысли. — У нас свои методы борьбы.

— Если честно, это не борьба, а игра в прятки.

Он издаёт короткий, отрывистый смешок.

— Да. Пока что. Но Петра говорит, что прежде чем вести борьбу, нужно сначала выжить. И мы это сделали.

В его словах есть доля правды. Но опять же, он процитировал Петру, что меня удивило. Неужели она теперь руководит тут всем?

— А где она?

— Работает над сплочением войска. По меньшей мере, пресекает дезертирство. И занимается беженцами. Выдающаяся женщина. Люди обращаются к ней за защитой.

Ну конечно. Я не знаю, за кем ещё можно было бы пойти в опасные времена. Петра не колеблется. Долг для неё превыше всего. И прямо сейчас, по всей видимости, она считает своим долгом защитить Антеес, хотя технически он больше не наш. Свадьбы не было. Планета в руках гравианцев. Наша миссия, какой она задумывалась, провалена. Не знаю, в каком мы теперь положении здесь.

Я намеренно гоню от себя эти мысли. Джондар не должен заметить мои метания, только не он. Что бы он сделал, если бы нашёл способ избавиться от меня?

— И как много беженцев?

— Здесь почти сотня. Ещё больше в пути. Многие направились к пещерам Монтсерратта. Мы пока не знаем, сколько точно. Но мы работаем над этим. Пытаемся установить контакт с другими поселениями, беженцами и теми, кто скрывается в глуши. Петра отправила посыльных, но их не так много и они должны действовать осторожно. Один неверный шаг, и мы раскрыты.

Он усаживает меня в солнечном месте. Том обходит вокруг нас, не слишком близко, но достаточно.

Вокруг меня развёрнута бурная деятельность. Не хаотичная, а упорядоченная, будто каждый выполняет своё задание: тренироваться с оружием, готовить еду, возводить новые палатки. Обитатели лагеря могут забыть на некоторое время весь тот ужас, что они видели. «Работа направляет мысли в нужное русло», — всегда говорил мой отец, и теперь я это понимаю. Вот как он смог пережить смерть моей мамы много лет назад и взять на себя ответственность за судьбу Вейриана после разрушения Высшего Мыса около месяца назад.

Я тоже должна это сделать.

Я заставляю себя вновь подняться на ноги, но не успеваю сказать и слова, как моя голова превращается в кисель. Том поворачивается, на его лице отражается тревога, он делает шаг ко мне, но Джондар хватает меня за руку, помогая удержать равновесие. Том останавливается, переглядывается с Джондаром и кивает.