Подчинённая. Дилогия (СИ) - Грей Патрисия. Страница 47

— И устроится куда-нибудь грузчиком. А может, если поучится немножко — автослесарем. Это при хорошем раскладе. А квартира съёмная. Вы там все вместе будете жить?

— Да, наверное…

— То, что ты говоришь — так себе бизнес-план. Под такие проекты только дурак деньги даст. Я похож на дурака?

— Нет, — качаю головой я.

Слузы падают и падают на ноги. Из носа тоже течёт и я тихонько шмыгаю им. Тихонько, чтобы не раздражать. Не хочется, чтобы он подумал, что я стараюсь его разжалобить слезами. Просто они… сами собой льются…

— Ну и нахрена, скажи, мне тебе такие деньги одалживать? Чтобы ты мне в лицо харкала? При том, что вокруг камеры наблюдения? Истерики закатывала? И деньги стопудов не отдала? Да меня ещё и виноватым потом сделаешь. Ах, какой, блядь, жестокосердный… Ребёночка не хочет… Ах, какой подлец, женатым оказался! Подарки мои, что я тебе от чистого сердца дарил, по сути швырнула мне обратно. Гордыню свою немерянную продемонстрировала. Окей, гуд, я утёрся. Ушёл с головой в работу, чтобы просто о тебе не думать. Хвостом крутанула, свалила в туман. И похуй на работу. У меня звонков куча и две бабы истеричных в секретарях. Которые как хотят, так и работают. Расстроилась — уволилась. А чё такого? А посрать на сотни людей, которые пашут на эту компанию! Деловой подход, хуле. Ладно, сам дурак. Это понятно. Но вот, блядь, теперь ты приходишь ко мне, и говоришь: "А дай мне три ляма. Мне срочно надо. Я тебе типа отдам.". После того, как мне в лицо харкнула, когда я тебя, истеричку, у лифтов догнал. Ты меня за кого держишь, а? Я тебе кто — мальчик на побегушках, что ли?! Устраивает тебя, то, что я говорю, ты можешь говорить спокойно, а как не устраивает, так только истерики и хлопанье дверьми? Плевки в харю?! Ну, надо же, я вот такой подлец, с баблом оказался! Так значит можно послать меня на хер, а потом прийти и сказать — "А дай мне денег, мне надо!" Да?! Так?!

В его мимике боль. А я не знаю, что сказать… Слёзы текут по щекам, я изо всех сил стараюсь не разреветься.

— Руслан, — я давлюсь слезами, — я бы ни за что не пришла… Мне просто идти некуда… Мне не дают кредиты в банках! Я не знаю, что делать! У меня мама умереть может…. Понимаешь?!

— Понимаю, — взяв себя в руки, холодно говорит он. — Намного лучше понимаю, чем ты думаешь. Я свою мать уже похоронил. Да и сам при смерти был подростком. И шрам на груди — не просто так там появился. И чтоб ты знала, у меня тоже было нищее детство. И все эти деньги я сделал умом, трудом и характером. А ты меня, мужчину, который сам себя сделал, держишь за какого-то чмошного лоха, которого можно разводить на бабло, блядь, потом харкать в лицо, как какому-нибудь куколду чмошному, а затем приходить и, как ни в чём не бывало, просить три ляма. Типа в долг, блядь.

Обхватив лицо руками, склоняюсь к коленям и реву.

— Нет, — слёзы душат, скулю и подвываю от обиды и боли, как избитая собака, — Нет… — дышать трудно, слова даются с трудом, — Я так не думаю… Я не отношусь к тебе так… Это неправда… — реву, — Это неправда…

— К сожалению, правда, — горько произносит он. — Ты ни за что не пришла бы ко мне, не был бы я богат. Даже просто, чтобы извиниться за плевок в лицо мужчине, который не желал тебе зла. И который заботился о тебе. Тебя не устроило то, как я отреагировал на твою беременность, и ты даже слушать меня не стала. А вернулась ты только потому, что у меня есть деньги. Так вот, свободных денег в таком объёме у меня нет. И вакансий для тебя — тоже.

Его слова оглушают меня. Я захожусь в тихих рыданиях, потому что понимаю, что это всё… Конец.

— Я прошу тебя… — в каком-то отчаянии я заставляю себя взглянуть ему в глаза. — Пожалуйста… Помоги мне…

Он снова отворачивается к окну. Наверное, ему неприятно на меня смотреть.

Опускает стекло, достаёт из кармана пиджака сигарилу из пачки, хмуро прикуривает. Выпускает в окно дым.

— Окей, — говорит он, и я не верю своим ушам. — Я дам тебе три миллиона. Не в долг. Но на моих условиях.

— Хорошо, — распахнув глаза, благодарно киваю я.

Он качает головой.

— Не торопись. Не факт, что они тебя устроят.

Он делает небольшую паузу, собирается с мыслями. Замираю в напряжённом ожидании.

— Значит так. Вот мои условия. Первое: ты остаёшься в моём подчинении. Может позже я найду тебе работу, но сейчас я говорю не об этом. А о том, что ты живёшь там, где я сказал и ведёшь себя так, как я сказал. Прихожу с работы — встречаешь меня у порога, встаёшь на колени, рассстёгиваешь ширинку и принимаешься сосать мой член. Сам принцип такой. Чтобы я ассоциировал свои приезды к тебе, как что-то приятное, а ты не смела больше закатывать мне такие истерики.

Понуро слушаю то, что он мне говорит…

— Второе. Я всегда в курсе, где ты. Отслеживаю твои перемещения. Не дай Бог я тебя с каким-нибудь мужиком увижу. Выходишь из дома — докладываешь смской. Закончилась моё демократичное отношение. Ты делаешь ровно то, что я сказал. Чтобы понимала, что перед тобой — мужчина, которого ты должна научиться уважать. Несмотря на свои представления об отношениях и истерики. Мне продолжать или ты уже сейчас выйдешь из машины? Если второе — скатертью дорога.

Его голос низкий и жёсткий. В нём нет никакой нежности. И тон холодный и безапеляционный. И смотрит он перед собой, а не на меня.

— Продолжать… — тихо отвечаю я.

— Третье. Я не поднимаю руку на женщин. Считаю это отвратительным. Но если ты ещё раз плюнешь мне в лицо, или попробуешь как-то иначе меня оскорбить действием — я тебе врежу. И ты вылетишь из квартиры, как миленькая. И вот тогда я подниму вопрос о том, сколько бабла ты мне должна. Ясно, нет?

— Ясно…

— Четвёртое. Никаких подарков в ближайшее время ты не получишь. Подарки будешь заслуживать. Женской лаской. Будешь вести себя, как моя нежная и страстная женщина — я об этом подумаю снова. Будешь холодной — останешься на крохотном пайке. Только на самое необходимое. Тем самым научишь ценить искренние подарки мужчины и не позволишь себе больше вот так швырять их назад. Возражения?

— Нет… — часто моргаю, пытаюсь понять, до чего он дойдёт в этих условиях.

— Пятое. Так или иначе, я займусь твоей карьерой. Чтобы ты могла в случае чего, отработать бабки. Ещё раз — я даю тебе их не в долг, но я готов к твоим новым выходкам. И на всякий случай — перестраховываюсь. Так что будешь учиться и отчитываться мне о том, что ты сделала за день. Каждый день будешь пахать. В том числе над тем, чтобы я питался не в ресторанах, когда приезжал к тебе, а той едой, которую ты будешь готовить. Попробуешь меня травануть — утащу в суд. И никакой жалости не будет.

— Руслан, что ты такое говоришь? — прижав ладонь к груди, в ужасе спрашиваю я.

— То, что слышишь, — жёстко отвечает он. — Я тебе доверял. И полагал, что ты способна к конструктиву. Так вот, теперь моё доверие ты будешь заслуживать. С нуля.

— Я поняла… Хорошо…

— Шестое. Если я хочу секса — ты готова к сексу. Как нормальная женщина, которая принадлежит мужчине. Можешь считать это абъюзом, мне теперь насрать. Ждёшь меня чистой, красиво одетой и мокрой. Приезжаю — отдаёшься. Спать с тобой оставаться я не буду. Первое время точно. Потом посмотрим. Это ясно?

— Да… — шёпотом отвечаю я.

Слёзы текут по щекам.

— Седьмое. Квартиру, в которой живут твои мама и сестра, я оплачиваю каждый квартал вперёд. Взбрыкнёшь — встанешь перед вопросом поиска работы и решения этой проблемы самостоятельно.

— Хорошо…

— Восьмое. До тех пор, пока я снова не начну тебя уважать — даже не заикайся о чувствах. Услышу что-нибудь про любовь — пойдёшь лесом. Сразу. Я на хую вертел такую любовь, где женщина позволяет себе так вести себя с мужчиной. Девятое. Если врачи одобрят аборт — ты его сделаешь. Потому что я так сказал. В клинику поедем завтра. И я этот вопрос с тобой теперь обсуждать не собираюсь. Я полагал, что решение о ребёнке должны принимать двое. Оба родителя. В результате конструктивного диалога. Ты дала мне понять, что ты чихать хотела на то, что я думаю. И почему я сказал так, как я сказал — тебя не интересовало. Окей, гуд. Теперь решения подобного рода буду принимать я. И единолично. Консультируясь только с врачами. Попробуй только заикнуться в попытке мне перечить. До того, как мы съездим в клинику, денег ты не получишь. Мне совершенно не улыбается выплачивать восемнадцать лет алименты истеричной бабе, которая позволяет себе харкать мне в лицо, а потом убегать от меня, бросая работу, на которую я её устроил. У меня прозрачный доход и алименты будут серьёзной ежемесячной тратой — и я не намерен вешать на себя это ярмо. И десятое. Подпишешь со мной контракт. На год. Вот на этих самых условиях. Мой юрист подготовит его к завтрашнему дню. Нарушишь перечисленные пункты — отведу в суд и вопрос тогда встанет о том, как ты мне будешь возвращать эти бабки. Не нарушишь — спустя год можешь катиться на все четыре стороны. И ничего мне не будешь должна. А теперь выметайся из машины и думай. Завтра в три часа ровно ты стоишь здесь и ждёшь меня. В три часа тебя здесь не будет, — значит твой ответ — "Нет". И тогда решай проблему без меня. Встанет вопрос об алиментах — я решу эту проблему так, что тебе не понравится. Крупных денег ты по-любому не увидишь. Всё поняла?