Подчинённая. Дилогия (СИ) - Грей Патрисия. Страница 9

— У меня, к сожалению, не хватит для этого денег.

— Понял, — отвечает он. — Ничего страшного. Ты сейчас где именно?

— Стою у касс. Тут очереди.

— Займи место и жди меня. Если твоя очередь подойдёт раньше, просто пропускай народ вперёд себя, но не уходи.

— Хорошо.

— Всё, давай.

Так и происходит. Без минуты семь мне приходится пропустить вперёд себя какого-то парня с рюкзаком, затем пожилую женщину с большой цветастой сумкой на колёсиках.

Всё это время я мысленно возвращаюсь к вчерашнему вечеру, когда сообщила маме и сестре радостную новость о том, что меня взяли на высокооплачиваемую работу. Я старалась подать это сдержанно, поскольку сама ещё не привыкла к мысли о зарплате в сто тысяч рублей, но конечно не смогла не обнадёжить родных. Мама просто сияла от счастья и гордости за меня. Даже всплакнула немного. А сестра пучила глаза и приговаривала "Нифига себе, ты крутая, Наташк!". Было, конечно, очень приятно. И вообще — будто камень с души упал — так мне надоели эти постоянные проблемы выживания в большом городе.

— А, вот ты где, — слышу я знакомый голос.

Руслан Львович встаёт рядом и достаёт из портмоне золотую пластиковую карточку. Чувствую приятный запах его одеколона и испытываю что-то вроде непонятного душевного трепета. Руслан Львович одет в чёрные брюки, чёрную рубашку без галстука и серый расстёгнутый пиджак. В руке держит чёрный портфель и серый сложенный зонт-трость. Ловлю себя на мысли, что мой начальник такой стильный и обалденно красивый, что не обратить на него внимания просто невозможно. И в подверждение своим мыслям, вижу взгляды других женщин в нашей и соседних очередях, замечаю явный интерес в этих взглядах и мне приятно, что Руслан Львович при этом смотрит только на меня.

Небо серое, но дождя нет. Правда, синоптики обещали, что будет немного моросить. Маленький складной зонтик у меня в сумочке. На всякий случай.

Бабушка забирает билет и сдачу и уходит, уступая нам место. Кругом гул. До меня доносятся обрывки разных разговоров. Здесь неутно, с приходом моего начальника мне стало значительно комфортнее. Появилось странное чувство какой-то защищённости. Руслан Львович быстро покупает билеты и мы выходим из толпы. Люди раступаются в стороны, пропуская нас, и нам даже не приходится протискиваться, хотя народу у касс полным-полно. Молча мы идём к турникетам, а затем к длинному белому с красно-синими полосами поезду "Сапсан".

Заходим внутрь, выбираем места по ходу движения. Руслан Львович снимает и вешает на крючок свой пиджак. Портфель, зонт и мою сумочку он убирает в специальное отделение над головой. Затем мы занимаем места — я у окна, а мой начальник — рядом со мной, у прохода.

Ногой Руслан Львович то ли специально, то ли нет, касается моей ноги, и я из-за этого я чувствую напряжение и неловкость. Не хочу её убирать в сторону, чтобы не получилось демонстративно, но и расслабиться из-за этого будто поставленного на паузу прикосновения совершенно не получается. Волей-неволей, смотрю туда, где соприкаются наши ноги. Я одета так же, как и вчера, но белую блузку заменила на тёмно-серую, почти чёрную. У меня была ещё голубая, но с серой плиссированной юбкой она сочеталась хуже. Поэтому мы смотримся вместе так, будто специально оделись в схожем стиле.

Руслан Львович, чуть поворачивается ко мне и тем самым заставляет посмотреть ему в глаза. Его взгляд притягателен. В нём читается ум и… что-то ещё… что очень смущает меня.

— Мне нравится, как ты одета. Ты молодец.

Я сдержанно благодарю, а он — вот так запросто — берёт мою правую руку, кладёт мою ладонь тыльной стороной вверх на большую свою и говорит:

— Прекрасный маникюр. Смотрю, ты не носишь колец. Не нравится или просто не можешь себе позволить?

Его вроде бы совершенно невинный вопрос заставляет меня смутиться ещё больше. Хотя куда уже больше? Мне вообще неловко из-за этих прикосновений — я слишком мало его знаю, очень хорошо понимаю, что он мой руководитель, причём высокого ранга и прекрасно помню сказанное мне вчера Аллой и Машей.

— Не знаю, — тихо отвечаю я. — Просто, наверное, привычки такой нет. Мне кажется, что много колец на пальцах — это вульгарно, а для обручального кольца нет повода. Я же не замужем.

Руслан Львович, продолжая рассматривать мои ногти, которые теперь, с аккуратным французским маникюром, выглядят совершенно иначе, и проводит большим пальцем по моему среднему. Легонько поглаживает его. Он будто специально старается вогнать меня в краску.

— Ты чего такая напряжённая? — вдруг мягко спрашивает меня он.

Я не знаю, что ему ответить. Его действия и вчера и сегодня неплохо дают понять, что у него на уме, но при этом он вроде бы не делает ничего такого, за что можно зацепиться. Никаких похабных намёков, никаких сальных анекдотов, ни тем более хватания за задницу или чего-нибудь такого, что можно было бы воспринять за попытку приставания. Однако то, что он позволяет себе — привычно для скорее друзей, чем для людей, которые едва знают друг друга. Причём я о нём знаю намного меньше, чем обо мне. Я даже не знаю, женат ли он, хотя на его руке тоже нет обручального кольца. Но мало ли. Я знавала немало мужчин, которые были женаты, но колец при этом не носили.

Поэтому мне очень трудно понять, как стоит себя вести сейчас. Я боюсь и разозлить его каким-нибудь неверным ответом или поведением и, одновременно с тем, мне не хочется, чтобы он воспринимал меня, как легкомысленную особу.

— Я не напряжённая… — зачем-то вру я. — Просто вы касаетесь меня, а мне это…

— Неприятно?

— Нет… Непривычно… Ведь вы же мой начальник и я вас пока очень плохо знаю…

Он улыбается.

— Ну что ж, — говорит он. — Наша поездка в поезде — прекрасный повод узнать друг друга получше. Мы и жить будем несколько дней вместе. Причём в одном гостиничном номере.

Что? Вообще-то я представляла себе два разных гостиничных номера и теперь целиком и полностью сосредоточена на том, как же мы будем спать. В разных хоть кроватях-то?! Или как он себе это представляет? Чувствую себя мышкой, которая то ли вот-вот попадёт в мышеловку, то ли уже попала в неё.

Вереницей проносится целый ряд мыслей — стотысячная зарплата, мамины слёзы радости, восторг младшей сестры, моё облегчение и душевный комфорт из-за того, что наконец-то я нашла классную работу, осознание тесного пространства, в котором я закрыта со всех четырёх сторон — с двух спинками сидений, с одной стеклом, с другой — своим начальником, понимание того, что мой отказ сейчас совершенно точно приведёт к потере работы и огромным проблемам, которые, безусловно за этим последуют, и полнейшая растерянность на тему того, как же мне теперь поступить, чтобы и работу сохранить и обозначить границы нашего общения с Русланом Львовичем.

И, судя по оценивающему и будто немного насмешливому взгляду, он явно понимает, что творится в моей голове.

— Тебя что-то смущает? — чуть щуря глаза он.

— В смысле, "что смущает"? — не понимаю я. — Мы же просто работаем вместе. Это же не значит, что мы должны вместе спать.

— Я не говорил об одной кровати, — усмехается он. — Я сказал лишь об одном номере.

Пытаюсь подобрать слова для ответа, но возникшая паника и очень зависимое положение — сильно этому мешают.

Руслан Львович мягко ухмыляется.

— Знаешь, кого ты мне напоминаешь? — спрашивает он.

— Кого?

— Испуганную лань. Видела когда-нибудь? Когда она замирает, поворачивает ухо на звук и стоит в напряжении, готовая сорваться с места и убежать.

— По телевизору видела, — осторожно отвечаю я.

— Вот ты сейчас прямо один в один она.

Он выпускает мою руку и убирает ногу немного в сторону. Я чувствую некоторое облегчение. Но недолго. Потому что теперь испытываю неловкость из-за того, что, возможно, повела себя как-то не так. Причём, что именно не так — я не понимаю. И возникшее молчание создаёт у меня новый приступ паники. Наверное, я действительно похожа на лань, которую он описал.