Расмус-бродяга. Расмус, Понтус и Глупыш. Солнечная Полянка - Линдгрен Астрид. Страница 16

Но тут фру Хедберг зарыдала еще громче.

— Нет, нет! Только не ожерелье! — умоляла она. — Возьмите все, только не ожерелье! Оно предназначено моей дочери, которая живет в Америке!

Человек, стоявший у секретера, спокойно разглядывал ожерелье, перебирая золотые звенья цепочки, словно не слышал слов фру Хедберг. Потом он сунул ожерелье в карман и снова стал рыться в ящиках. Второй молча стоял у двери. Тут Расмус увидел, что он держит в руке револьвер, нацеленный на фру Хедберг и Анну Стину. Вот ужас-то! От страха Расмус крепче сжал руками столбики перил.

И тут случилось неожиданное. Один из столбиков перил отломался еще до того, как Расмус родился. Столбик продолжал спокойно стоять на своем месте до тех пор, пока Расмус не схватился за него в этот несчастный момент: деревяшка с громким стуком рухнула под ноги человеку, стоящему у секретера.

Он быстро обернулся, и в руке у него тоже был револьвер.

— Кто там, наверху? — рявкнул он, будто хлыстом ударил.

«Я сейчас умру, — подумал Расмус. — Оскар, помоги мне!»

— Там никого нет, — сказала Анна Стина.

— Так что, у вас деревяшки сами по себе сверху пилятся? Такого не бывает.

Держа револьвер наготове, он начал медленно и острожно подниматься по лестнице.

Сам не свой от страха, Расмус попятился назад, а заслышав шаги на лестнице, с быстротой молнии юркнул за цветной диван. В прятки он играл много раз, но такой страшной эта игра была для него впервые. За диваном прятаться было ненадежно, но другого места не было. И времени искать не оставалось. Приходилось только лежать тихо и прислушиваться к приближающимся шагам.

Шаги приближались медленно, и стук их казался Расмусу самым страшным и отвратительным звуком на свете. На короткое мгновение наступила тишина, грабитель остановился, пытаясь сообразить, откуда ждать нападения, если здесь где-то прячется враг.

Увы, враг не собирался нападать! Он лежал за диваном и мечтал оказаться подальше отсюда, желал, чтобы сюда явился Оскар и спас бы его.

Но сейчас даже Оскар не смог бы помочь ему.

Вот они послышались снова, эти ужасные шаги. Вот они стучат все ближе и ближе… вот сейчас… вот… Грабитель был теперь так близко, что Расмус видел его ненавистные ботинки с черным лакированным кантом… Помогите!

И помощь пришла, откуда Расмус ее не ждал.

Маленький черный котенок играл тонкой занавеской, которую так забавно колыхал ветерок. Цепляться за занавеску не разрешалось, но ведь это так приятно, и котенок был доволен. Но вдруг он увидел совсем рядом мальчишеские ноги. Пальцы этих ног от страха шевелились, сжимались и разжимались. А это было еще интереснее, чем занавески. Он с восторгом прыгнул и приземлился на ноги своей жертвы, выпустил острые коготки и принялся играть с большим пальцем мальчика, кусать и царапать его. Неужели мальчик не понимает, как это забавно?

Нет, он вовсе этого не понял. Мальчишка схватил бедное крошечное тельце котенка, крепко сжав его, и с силой отшвырнул. Котенок шлепнулся на ногу другого человека, но тот почему-то тоже не захотел играть, а самым оскорбительным образом крикнул: «Чертов котенок!» — и помчался вниз по лестнице. Котенок не успел даже обнюхать его хорошенько.

Расмус продолжал лежать за диваном, сердце у него бешено колотилось. Из всех животных на свете кошки — самые лучшие, решил он, а из всех кошек номер один вот этот маленький черный котенок! Ведь это котенок спас его.

Глупый грабитель подумал, что «чертов котенок» кидает вниз деревяшки. Ах, как здорово, что он этому поверил.

Расмус не смел покинуть свое убежище, но изо всех сил навострил уши, чтобы разобрать, о чем там говорят внизу. Фру Хедберг больше не плакала, она не издала больше ни звука. Но вот послышался испуганный голос Анны Стины:

— Силы небесные! Никак старуха в обмороке! Слушайте, вы, ей худо. Что мне делать, Хильдинг?

— Это уж твоя забота.

Это ответил тот, с блестящими ботинками. Никогда в жизни Расмус не слышал такого холодного, безжалостного голоса.

Хороша Анна Стина! Прав был Оскар, сказав, что она дрянь девка! Она, стало быть, заодно с грабителями.

— Слышишь, Хильдинг, я позвоню доктору! — воскликнула испуганная Анна Стина.

— Вот этого ты не сделаешь, — ответил безжалостный голос. — Между прочим, я перерезал телефонный провод.

— Так ведь она может умереть!

— Успокойся! До вечера ты не позовешь ни доктора, ни ленсмана.

— А как тогда я объясню…

— Скажешь, что старухе было так плохо, что ты не посмела оставить ее одну.

— Я боюсь… Не хочу ввязываться в это дело…

«Ах ты, скотина! — подумал Расмус. — Самое время сейчас говорить это! Какие злые люди есть на свете!»

У Расмуса было маленькое доброе сердце, и сейчас оно болело за фру Хедберг.

О, будь он сильным, самым сильным на свете, он схватил бы этих ворюг за шкирку, а не лежал бы здесь, как какая-нибудь вошь!

Видно, ворюги заторопились. Они что-то пробормотали, потом попрощались. Расмус услышал, как хлопнула входная дверь. Анна Стина осталась одна, и он услышал ее противный голос:

— Милая госпожа, очнитесь! Очнитесь, милая госпожа!

Спустя несколько минут бледный и взволнованный Расмус спустился тем же путем вниз к Оскару.

— Наконец-то! — вздохнул Оскар. — Наконец-то…

Расмус прервал его:

— Ты видел их? Видел грабителей?

Оскар покачал головой:

— После того как ты исчез, я не видал ни одной хари. Ну и попотел же я!

— Так ты и их не видел! — разочарованно сказал Расмус.

Надо было Оскару спрятаться за углом и выглядывать оттуда. Тогда он, быть может, увидал бы этих грабителей без маски.

— Надо тебе было караулить их, — упрекнул Оскара Расмус. — А что ты делал здесь все это время?

— Говорю же тебе, потел! — воскликнул Оскар.

Глава восьмая

— И что нам теперь делать? — спросил Расмус, рассказав Оскару про все свои приключения.

Оскар тряхнул головой и задумался.

— «Хорошо началась неделя!» — сказал тот, кого должны были повесить в понедельник. Я просто ума не приложу, как нам быть.

До чего же много зла было в мире. Они удалились от него, предпочитая одиночество. Расположились на пригорке в укромном сосняке неподалеку от городка, чтобы спокойно продумать, что делать дальше.

Расмус лег на спину в нагретую солнцем песчаную ямку и уставился на белые облака и медленно раскачивающиеся над его головой верхушки сосен. Он подумал о несчастной фру Хедберг, и по спине у него побежали мурашки. Может, она сейчас умирает, а с ней нет никого, кроме негодной служанки. А эти «двое в масках» смылись неизвестно куда, утащив ее ожерелье.

— Давай пойдем к ленсману, — предложил он.

Оскар скорчил гримасу:

— Тогда он уж точно засадит меня в кутузку. Он решит, что я замешан в краже и на заводе в Сандё, и в доме тетушки Хедберг.

— Ну а если ты скажешь, что ни в чем не виноват?

— Ах-ах-ах! Ты думаешь, стоит мне сказать, что я невиновен, как он раскланяется со мной и позволит уйти? Как бы не так! Ты не знаешь, каково быть бродягой. Нет, к ленсману я не смею идти.

Он почесал в затылке:

— Но можно написать ему. Ты хорошо умеешь писать?

— По крайней мере, не так уж плохо, — ответил Расмус.

— Тогда накалякай несколько строчек. Я писать не мастер.

Оскар выудил из кармана жилета огрызок карандаша, вырвал из записной книжки, в которой у него были записаны песни, листок бумаги. Бумажка была неважнецкая — можно было подумать, что она побывала под дождем. Но писать на ней все-таки было можно. И Расмус под диктовку Оскара написал:

«С фру Хедберг из зеленого дому случилась беда.

Пускай доктор и ленсман скорее туда спишат.

Пишет вам друк вдов и сирот.

Чертова служанка тоже замешана».

Они встали с теплого песка и отправились назад, в городишко. Расмус снова прокрался за кустами бирючины к открытому окну конторы ленсмана и бросил камешек, завернутый в записку. Камешек стукнул о пол, а Расмус побежал назад, к Оскару, ожидавшему его за углом.