По ком звонит колокол - Хемингуэй Эрнест Миллер. Страница 7

— Спасибо, — сказал Роберт Джордан. Теперь, когда она ушла, голос его звучал как обычно. — Но больше не нужно. Мы уж и так много выпили.

— Надо прикончить, — сказал цыган. — Там еще полбурдюка. Мы одну лошадь навьючили вином.

— Это было в последнюю вылазку Пабло, — сказал Ансельмо. — С тех пор он так и сидит здесь без дела.

— Сколько вас здесь? — спросил Роберт Джордан.

— Семеро и две женщины.

— Две?

— Да. Еще mujer [5] самого Пабло.

— А где она?

— В пещере. Девушка стряпает плохо. Я похвалил, только чтобы доставить ей удовольствие. Она больше помогает mujer Пабло.

— А какая она, эта mujer Пабло?

— Ведьма, — усмехнулся цыган. — Настоящая ведьма. Если, по-твоему, Пабло урод, так ты посмотри на его женщину. Зато смелая. Во сто раз смелее Пабло. Но уж ведьма — сил нет!

— Пабло раньше тоже был смелый, — сказал Ансельмо. — Раньше он был настоящий человек, Пабло.

— Он столько народу убил, больше, чем холера, — сказал цыган. — В начале войны Пабло убил больше народу, чем тиф.

— Но он уже давно сделался muy flojo [6], — сказал Ансельмо. — Совсем сдал. Смерти боится.

— Это, наверно, потому, что он стольких сам убил в начале войны, — философически заметил цыган. — Пабло убил больше народу, чем бубонная чума.

— Да, и к тому же разбогател, — сказал Ансельмо. — И еще он пьет. Теперь он хотел бы уйти на покой, как matador de toros. Как матадор. А уйти нельзя.

— Если он перейдет линию фронта, лошадей у него отнимут, а его самого заберут в армию, — сказал цыган. — Я бы в армию тоже не очень торопился.

— Какой цыган любит армию! — сказал Ансельмо.

— А за что ее любить? — спросил цыган. — Кому охота идти в армию? Для того мы делали революцию, чтобы служить в армии? Я воевать не отказываюсь, а служить не хочу.

— А где остальные? — спросил Роберт Джордан. Его клонило ко сну после выпитого вина; он растянулся на земле, и сквозь верхушки деревьев ему были видны маленькие предвечерние облака, медленно плывущие над горами в высоком испанском небе.

— Двое спят в пещере, — сказал цыган. — Двое на посту выше, в горах, где у нас стоит пулемет. Один на посту внизу. Да они, наверно, все спят.

Роберт Джордан перевернулся на бок.

— Какой у вас пулемет?

— Называется как-то по-чудному, — сказал цыган. — Вот ведь, вылетело из головы!

Должно быть, ручной пулемет, подумал Роберт Джордан.

— А какой у него вес? — спросил он.

— Снести и одному можно, но очень тяжелый, с тремя складными ножками. Мы раздобыли его в нашу последнюю серьезную вылазку. Еще до вина.

— А патронов к нему сколько?

— Гибель, — сказал цыган. — Целый ящик, такой, что с места не сдвинешь.

Наверно, пачек пятьсот, подумал Роберт Джордан.

— А как он заряжается — диском или лентой?

— Круглыми жестянками, они вставляются сверху.

Да, конечно, «льюис», подумал Роберт Джордан.

— Ты что-нибудь понимаешь в пулеметах? — спросил он старика.

— Nada, — сказал Ансельмо. — Ничего.

— А ты? — обратился он к цыгану.

— Я знаю, что они стреляют очень быстро, а ствол так накаляется, что рука не терпит, — гордо ответил цыган.

— Это все знают, — презрительно сказал Ансельмо.

— Может, и знают, — сказал цыган. — Он меня спросил, понимаю ли я что-нибудь в такой maquina [7], вот я и говорю. — Потом добавил: — А стреляют они до тех пор, пока не снимешь палец со спуска, не то что простая винтовка.

— Если только не заест, или не расстреляешь все патроны, или ствол не раскалится так, что начнет плавиться, — сказал Роберт Джордан по-английски.

— Ты что говоришь? — спросил Ансельмо.

— Так, ничего, — сказал Роберт Джордан. — Это я пытаю будущее по-английски.

— Вот чудно, — сказал цыган. — Пытать будущее по-английски. А гадать по руке ты умеешь?

— Нет, — сказал Роберт Джордан и зачерпнул еще кружку вина. — Но если ты сам умеешь, то погадай мне и скажи, что будет в ближайшие три дня.

— Mujer Пабло умеет гадать по руке, — сказал цыган. — Но она такая злющая, прямо ведьма. Уж не знаю, согласится ли.

Роберт Джордан сел и отпил вина из кружки.

— Покажите вы мне эту mujer Пабло, — сказал он. — Если она действительно такая страшная, так уж чем скорее, тем лучше.

— Я ее беспокоить не стану, — сказал Рафаэль. — Она меня терпеть не может.

— Почему?

— Говорит, что я бездельник.

— Вот уж неправда! — съязвил Ансельмо.

— Она не любит цыган.

— Вот уж придирки! — сказал Ансельмо.

— В ней самой цыганская кровь, — сказал Рафаэль. — Она знает, что говорит. — Он ухмыльнулся. — Но язык у нее такой, что только держись. Как бичом хлещет. С кого угодно шкуру сдерет. Прямо лентами. Настоящая ведьма.

— А как она ладит с девушкой, с Марией? — спросил Роберт Джордан.

— Хорошо. Она ее любит. Но стоит только кому-нибудь подойти к той поближе… — Он покачал головой и прищелкнул языком.

— С девушкой она очень хорошо обращается, — сказал Ансельмо. — Заботится о ней.

— Когда мы подобрали эту девушку там, около поезда, она была как дурная, — сказал Рафаэль. — Молчала и все время плакала, а чуть ее кто-нибудь тронет — дрожала, как мокрая собачонка. Вот только за последнее время отошла. За последнее время стала гораздо лучше. А сегодня совсем ничего. Когда с тобой разговаривала, так и вовсе хоть куда. Мы ее тогда чуть не бросили. Сам посуди, стоило нам задерживаться из-за такой уродины, которая только и знала, что плакать! А старуха привязала ее на веревку, и как только девчонка остановится, так она давай ее стегать другим концом. Потом уж видим — ее в самом деле ноги не держат, и тогда старуха взвалила ее себе на плечи. Старуха устанет — я несу. Мы лезли в гору, а там дрок и вереск по самую грудь. Я устану — Пабло несет. Но какими только словами старуха нас не обзывала, чтобы заставить нести! — Он покачал головой при этом воспоминании. — Правда, девчонка не тяжелая, хоть и длинноногая. Кости — они легкие, весу в ней немного. Но все-таки чувствуется, особенно когда несешь-несешь, а потом станешь и отстреливаешься, потом опять тащишь дальше, а старуха несет за Пабло ружье и знай стегает его веревкой, как только он бросит девчонку, мигом ружье ему в руки, а потом опять заставляет тащить, а сама тем временем перезаряжает ему ружье и кроет последними словами, достает патроны у него из сумки, сует их в магазин и последними словами кроет. Но скоро стемнело, а там и ночь пришла, и совсем стало хорошо. Наше счастье, что у них не было конных.

— Трудно им, наверно, пришлось с этим поездом, — сказал Ансельмо. — Меня там не было, — пояснил он Роберту Джордану. — В деле был отряд Пабло, отряд Эль Сордо, Глухого, — мы его сегодня увидим, — и еще два отряда, все здешние, с гор. Я в то время уходил на ту сторону.

— Еще был тот, светлый, у которого имя такое чудное, — сказал цыган.

— Кашкин.

— Да. Никак не запомню. И еще двое с пулеметом. Их тоже прислали из армии. Они не смогли тащить за собой пулемет и бросили его. Уж наверно, он весил меньше девчонки, будь старуха рядом, им бы от него не отделаться. — Он покачал головой, вспоминая все это, потом продолжал: — Я в жизни ничего такого не видел, как этот взрыв. Идет поезд. Мы его еще издали увидели. Тут со мной такое сделалось, что я даже рассказать не могу. Видим, пускает пары, потом и свисток донесся. Потом — чу-чу-чу-чу-чу-чу, и поезд все ближе и ближе, а потом вдруг взрыв, и паровоз будто на дыбы встал, а кругом грохот и дым черной тучей, и кажется, вся земля встала дыбом, и потом паровоз взлетел на воздух вместе с песком и шпалами. Ну, как во сне! А потом грохнулся на бок, точно подбитый зверь, и на нас еще сыплются комья после первого взрыва, а тут второй взрыв, и белый пар так и повалил, а потом maquina как застрекочет — та-тат-тат-та! — Выставив большие пальцы, он заработал кулаками вверх и вниз в подражание ручному пулемету. — Та! Та! Тат! Тат! Та! — захлебывался он. — В жизни такого не видал! Из вагонов посыпали солдаты, а maquina прямо по ним, и они падают наземь. Я тогда себя не помнил, случайно задел рукой maquina, а ствол у нее — ну прямо огонь, а тут старуха как залепит мне пощечину и кричит: «Стреляй, болван! Стреляй, или я тебе голову размозжу!» Тогда я стал стрелять и никак не слажу с ружьем, чтобы не дрожало, а солдаты уже бегут вверх по дальнему холму. Потом мы подошли к вагонам посмотреть, есть ли там чем поживиться, а один офицер заставил своих солдат повернуть на нас — грозил им: расстреляю на месте. Размахивает револьвером, кричит на них, а мы стреляем в него — и все мимо. Потом солдаты залегли и открыли огонь, а офицер бегает позади с револьвером, но мы и тут никак в него не попадем, потому что из maquina стрелять нельзя — поезд загораживает. Офицер пристрелил двоих солдат, пока они там лежали, а остальные все равно не идут. Он еще пуще ругается, и наконец они поднялись, сначала один, потом по двое, по трое, и побежали на нас и к поезду. Потом опять залегли и опять открыли огонь. Потом мы стали отступать — отступаем, maquina все стреляет через наши головы. Вот тогда-то я и нашел эту девчонку среди камней, где она спряталась, и мы взяли ее с собой. А солдаты до самой ночи за нами гнались.

вернуться

5

женщина, жена (исп.)

вернуться

6

очень слаб (исп.)

вернуться

7

машина, механизм (исп.)