Третья пуля. Охота на Цирульника - Карр Джон Диксон. Страница 62

— А что говорил обвиняемый?

Пейдж достал из кармана записную книжку и нашел нужную страницу.

— Я зачитаю вам вслух протокол допроса, — сказал он, — хотя Уайт пребывал в таком скверном состоянии, что его показания выглядят не более связно, чем все остальное в этом деле. Прежде всего, я предупредил его, что все сказанное им будет записано и может быть использовано как доказательство. Вот как это звучит:

«— Вы застрелили его?

— Не знаю.

— То есть как это не знаете? Вы не отрицаете, что застрелили его?

— Я стрелял в него. Потом началось странное. Я не знаю.

— Вы стреляли в него дважды?

— Нет, клянусь богом! Я выстрелил в него только один раз. Не знаю, попал ли я в него, но он не упал.

— Вы хотите сказать, что был только один выстрел?

— Нет-нет, выстрелов было два. Я их слышал.

— Который из них произвели вы?

— Первый. Я выстрелил в старую свинью, как только вошел в комнату. Он как раз повернулся от окна и протянул ко мне руки.

— Вы имеете в виду, что здесь был кто-то еще и он произвел второй выстрел?

— Не знаю.

— Но вы больше никого не видели?

— Нет. Горела только лампа над столом, и я не мог видеть всю комнату.

— Вы хотите сказать, что если бы кто-то выстрелил в этой комнате прямо под вашим носом, то вы бы не увидели ни человека, ни оружия?

— Не знаю. Я выстрелил в старую свинью, а он с криком побежал от меня к другому окну. Тогда я услышал другой выстрел. Он остановился, поднес руки к груди, сделал еще пару шагов и упал лицом вниз поперек стола.

— Откуда был произведен этот выстрел?

— Не знаю».

— Когда я задал ему этот вопрос, сержант Борден сделал открытие. Он шарил вдоль западной стены, возле двух огромных желтых фарфоровых ваз. Взгляните на план — они стоят в двух углах комнаты у этой стены. Борден наклонился рядом с вазой в северо-западном углу и подобрал гильзу.

Сначала он, разумеется, подумал, что это гильза от револьвера «айвор-джонсон», которую мы искали. Но я с первого взгляда понял, что это не так. Гильза была выброшена из пистолета 32-го калибра. Заглянув в вазу, мы нашли пистолет.

С кривой усмешкой Пейдж подтолкнул через стол браунинг 32-го калибра.

— Он лежал на дне вазы, куда кто-то его бросил. Ваза была слишком высокой, чтобы достать до дна рукой. Но судья принес в павильон зонтик — мы нашли его прислоненным к стене в коридоре и выудили пистолет его крючком.

По запаху из дула я определил, что браунинг стрелял совсем недавно. В обойме не хватало одной пули. Наши баллистические эксперты ручаются, что гильза от этой пули — та, которую мы нашли около вазы. Когда я прикоснулся к гильзе, она была еще теплой. Иными словами, сэр, ею выстрелили буквально несколько секунд назад.

Пейдж постучал пальцем по краю стола.

— Следовательно, сэр, нет никаких сомнений, что второй выстрел произвели из этого браунинга, что его произвел кто-то, находившийся в комнате, и что впоследствии он бросил пистолет в вазу.

— Какая же пуля убила судью?

— В том-то и дело, сэр, что мы не знаем.

— Не знаете? — резко переспросил полковник. — Мне кажется, определение этого не должно составить труда. Найдены две пули — из револьвера 38-го калибра и пистолета 32-го. Одна из них была, грубо говоря, в судье, а другая — в стене. Вы говорите, что извлекли пулю из стены. Какую именно?

Пейдж достал из кармана конверт с этикеткой и вытряхнул из него свинцовый шарик, сплющенный и с отколовшимся кусочком.

— Эта пуля была в стене, — сказал он. — Стена кирпичная, и пуля слегка расщепилась. Поэтому мы не можем точно идентифицировать ее по весу. Я почти уверен, что это пуля 38-го калибра из револьвера Уайта. Но это нельзя занести в протокол, пока я не получу рапорт доктора Блейна о вскрытии и пулю из тела судьи. Доктор Блейн производит вскрытие этим утром.

Ухмылка на лице полковника Маркуиса сменилась выражением крайней серьезности.

— Ну и какова же ситуация, инспектор? — спросил он. — Если окажется, что эта пуля из револьвера 38-го калибра, значит, Гейбриэл Уайт выстрелил и промахнулся. Но что произошло потом? Согласно вашему рассказу, не позже чем через несколько секунд кто-то выстрелил из браунинга и убил судью Мортлейка. Кстати, на браунинге были отпечатки пальцев?

— Нет, сэр. Но на Уайте были перчатки.

Полковник поднял брови:

— Понятно. Вам кажется, что Уайт все-таки мог произвести оба выстрела?

— Думаю, это возможно. Он мог прийти в павильон с револьвером и пистолетом и проделать такой трюк с целью убедить нас, что второй выстрел, убивший судью, произвел кто-то другой. И все же…

— Да, и все же, — проворчал Маркуис. — Согласен с вами. Если бы он додумался до такого изощренного трюка, то позаботился бы о том, чтобы комната не была запечатана, как ящик, и все не выглядело бы так, будто никто другой не мог произвести выстрел. Его стрельба под носом у полиции больше похожа на намеренную жажду мученичества. Конечно, это звучит правдоподобно — чокнутых на свете хватает. Но использование при таких обстоятельствах двух стволов было бы совершеннейшим безумием. Чокнутый Гейбриэл Уайт или нет, полагаю, вы не думаете, что он в три раза безумнее Мартовского зайца?

— Согласен, сэр, — кивнул Пейдж. — Говорят, что он притворялся, но я готов поклясться, что, когда я заглянул в окно, выражение его лица было абсолютно искренним. Никакой актер не мог бы это изобразить. Человек был потрясен тем, что он увидел. Но что еще мы можем предположить? Комната, как вы сказали, была запечатана, как ящик. Значит, Уайт должен был произвести оба выстрела. Больше никто не мог этого сделать.

— И вы не видите никакой альтернативы?

— Вижу, сэр, — ответил Пейдж.

— Я на это надеялся, — сказал полковник Маркуис. — Ну?

— Возможно, Уайт кого-то прикрывает. Предположим, кто-то еще находился в комнате, вооруженный браунингом. Уайт стреляет и промахивается. Тогда неизвестный — Икс — тоже стреляет и попадает в цель. Поскольку полиция у двери, Икс выпрыгивает из окна в западной стене, а Уайт потом запирает окно и ставни.

Маркуис одобрительно кивнул:

— Да. Давайте предположим — чисто теоретически, — что Уайт все-таки не убивал судью. Был ли кто-нибудь еще заинтересован в его смерти? Как насчет домочадцев и друзей?

— Домочадцев у него немного. Судья был вдовцом — женился довольно поздно, и его жена умерла лет пять назад. У него остались две дочери — старшая, Кэролин, двадцати восьми лет, и младшая, Айда, двадцати пяти. Помимо прислуги, в доме живет старик по фамилии Пенни — он годами был у судьи клерком, а когда судья вышел в отставку, то поселил его у себя, чтобы Пенни помогал ему в работе над книгой «Пятьдесят лет в судейском кресле» или что-то вроде того.

— А друзья?

— У судьи был только один близкий друг. Помните, сэр, я говорил вам, что его приятеля вчера ожидали к чаю и что судья велел сразу проводить посетителя в павильон? Это и есть его друг. Он гораздо моложе Мортлейка. Вам, вероятно, будет интересно узнать, что это сэр Эндрю Трэверс — величайший адвокат по уголовным делам. Он развалил не одно из наших хорошо подготовленных дел.

Заместитель комиссара уставился на него.

— Еще как интересно! — воскликнул он. — Я не знаю Трэверса лично, но много слышал о нем. Значит, вчера он был приглашен к чаю. И явился туда?

— Нет. Кажется, позже он позвонил, что его задержали дела.

Полковник Маркуис задумался.

— Полагаю, вы еще не успели опросить всех обитателей дома, но одна нить бросается в глаза. Вы сказали, что младшая дочь, Айда, звонила вам и сообщила, что Гейбриэл Уайт собирается убить ее отца, и вы думаете, что она знала Уайта лично.

— Да, сэр. Я говорил с мисс Айдой Мортлейк. Только ее я и смог повидать, так как мисс Кэролин и клерк Пенни вчера отсутствовали. Хотите знать мое мнение о ней? Она великолепна!

Эта чисто человеческая нотка была настолько неожиданной, что Маркуис недоуменно заморгал.

— Вы имеете в виду то, что я думаю, или что у нее великолепные манеры?