Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения. Страница 24

— Разве хлеб не может быть в форме кирпича?

— Может, но я имела в виду настоящий кирпич. А у меня кроме лепёшек ещё свежий каравай… и даже мясо есть.

— Увы, вынужден отказаться. В этом месяце мы едим только рыбу.

— Ну а хлеб?

Дэй, вздохнув, отложил меч.

— Если вам так хочется переводить на меня свои припасы…

Таша смотрела, как он ест: неторопливо, тщательно прожёвывая, глядя куда-то в огонь.

— Вы всё про меня знаете, да? — негромко спросила она.

Дэй поднял взгляд:

— Смотря, что вы имеете в виду.

— О том, кто я.

— Трудно говорить про людей, кто они. У каждого человека множество… определений. И у нелюдя — тоже.

Ну да. Ожидаемо.

— И почему бы сразу не сказать, что знаете?

— Вас интересовало, знаю ли я всё о том, кто вы. А пока я могу сказать только то, что у вас с матерью были две большие тайны, одна из которых та, что вы оборотни. Насчёт остального есть догадки, но, чтобы говорить уверенно, в них вначале надо убедиться.

— Остального?

— «Хороший человек», к примеру — тоже определение. Или «хороший оборотень». — Дэй отправил в рот последний кусок. Отряхнув руки, полез в сумку за фляжкой. — Благодарю за угощение, хлеб замечательный. Даже не припомню, когда в последний раз ел такой же вкусный.

— Правда?

Уголки губ самопроизвольно дрогнули в улыбке: хлеб Таша пекла сама…

…и мигом перестали дрожать, стоило вспомнить о незаданном вопросе.

— А… а какая вторая тайна? — робко проговорила она.

— Это же ваша тайна. — Дэй пожал плечами. — Вы знаете её не хуже меня.

Спросить или не спросить?

Хотя какая разница, когда висишь даже не на волоске, а на половине его…

— Вы знаете, кем была моя мать? — Таша пристально вглядывалась в его лицо. — Знаете, кто я?

Мужчина задумчиво взглянул на неё поверх фляжки.

— Вы о том, что вы — дитя княжича Тариша Морли и принцессы Ленмариэль Бьорк, дочери короля Ралендона, чудом уцелевшей во время Кровеснежной ночи… и таким образом являетесь законной наследницей престола Срединного королевства?

Да. Он и правда знал всё.

Слова были произнесены. Вслух они звучали ещё безумнее, чем когда просто покоились знанием в глубинах памяти.

И заставили Ташу мрачно кивнуть.

— Знаю, как видите, — дэй убрал фляжку; и голос, и лицо его были спокойными, почти скучающими. — Если хотите, чтобы я величал вас по титулу…

Для него это не имело никакого значения. Её происхождение.

Это казалось невероятным, но это было так.

— Какие титулы, — Таша махнула рукой. Вздохнула. — Просто… я никогда и никому этого не рассказывала.

Расставив по местам мамино презрение к «деревенским» и светские замашки Ташиного воспитания, тайна жгла её три года. Три года тяготила сердце осознанием, что Таша никогда и никому не сможет её поведать. Три года мучила мыслями, что лучше бы она ничего не знала…

Ведь что она может сделать, если хочет жить?

— Не рассказывала, — повторила Таша. — Даже Лив. А тут…

— Я понимаю. Но вашей вины здесь нет, во всём повинен мой дар и моё любопытство. — Дэй вновь взялся за меч. Для успокоения, наверное. — Впрочем, каким бы интересным ни было ваше фамильное древо, сейчас стоит подумать о том, что нам делать дальше.

— Нам? — уточнила Таша.

— Когда спасаешь кому-то жизнь, берёшь за него ответственность. А бросить вас, когда вам некуда идти, преступление.

— Почему некуда? У нас с Лив есть…

— О невозможности вашего возвращения домой мы уже говорили. Не думаю, что похитители успокоятся прежде, чем найдут вас.

Резонно.

— И что вы предлагаете?

— Спрятаться.

Таша нахмурилась:

— Мы не сможем всё время прятаться.

— Всё время нам и не придётся. А даже если бы пришлось, это легче сделать, чем вы думаете. Особенно с верой в защитный круг.

— Будем всю жизнь ночевать в лесах?

— Я выразился… фигурально, — он наконец вернул меч в ножны. — С верой вы будете в безопасности в любом доме.

Скажите это тем наёмникам, мрачно подумала Таша, протянув руки к потухающему костру.

«Нам». Вот так просто взял и распорядился её судьбой. А она, что самое паршивое, даже не хочет возражать: ей ведь действительно отчаянно нужна помощь…

Собственная покорная беспомощность уже заставляла Ташу слегка злиться.

— Поспите, — посоветовал дэй.

— Не хочу.

— Тогда хотя бы ложитесь.

Таша мотнула головой; он слегка пожал плечами и лёг, заложив руки за голову, глядя в небо.

Хворост прогорал быстро, и вскоре поляну озаряло лишь тусклое мерцание углей. Свет сумрачных отблесков и ночная тьма так причудливо переплелись, что лежавшего по другую сторону костра мужчину легко можно было принять за тень. Лишь в глазах посверкивали отражённые искры.

Таша всмотрелась в лицо дэя: глаза его оставались открытыми, но взгляд из-под длинных ресниц был странным — точно на окна опустили стальные ставни, точно он смотрит на что-то бесконечно далёкое…

От осознания, что сейчас он, лежащий рядом, на самом деле совсем не здесь — ей почему-то сделалось жутко.

— Святой отец?

Он моргнул. Повернув голову, посмотрел на неё: светлым, дружелюбным взглядом.

Обычным. Близким.

— Да, Фаргори-лэн?

Она облизнула пересохшие губы, прежде чем спросить:

— Почему… почему вы это делаете?

— Что именно?

— Почему помогаете мне? Почему бросили все свои дела и поехали со мной? Это ведь рискованно, а вы совсем меня не знаете…

— Я ничего не бросал. — Он приподнялся на локте. — Иногда случается так, что людям нужна помощь, но они не могут обратиться к страже. Я покидаю своё пастырство и странствую по Долине как раз для того, чтобы помогать этим людям. Или нелюдям.

— Зачем?