Кукольная королева (СИ) - Сафонова Евгения. Страница 24
— Разве хлеб не может быть в форме кирпича?
— Может, но я имела в виду настоящий кирпич. А у меня кроме лепёшек ещё свежий каравай… и даже мясо есть.
— Увы, вынужден отказаться. В этом месяце мы едим только рыбу.
— Ну а хлеб?
Дэй, вздохнув, отложил меч.
— Если вам так хочется переводить на меня свои припасы…
Таша смотрела, как он ест: неторопливо, тщательно прожёвывая, глядя куда-то в огонь.
— Вы всё про меня знаете, да? — негромко спросила она.
Дэй поднял взгляд:
— Смотря, что вы имеете в виду.
— О том, кто я.
— Трудно говорить про людей, кто они. У каждого человека множество… определений. И у нелюдя — тоже.
Ну да. Ожидаемо.
— И почему бы сразу не сказать, что знаете?
— Вас интересовало, знаю ли я всё о том, кто вы. А пока я могу сказать только то, что у вас с матерью были две большие тайны, одна из которых та, что вы оборотни. Насчёт остального есть догадки, но, чтобы говорить уверенно, в них вначале надо убедиться.
— Остального?
— «Хороший человек», к примеру — тоже определение. Или «хороший оборотень». — Дэй отправил в рот последний кусок. Отряхнув руки, полез в сумку за фляжкой. — Благодарю за угощение, хлеб замечательный. Даже не припомню, когда в последний раз ел такой же вкусный.
— Правда?
Уголки губ самопроизвольно дрогнули в улыбке: хлеб Таша пекла сама…
…и мигом перестали дрожать, стоило вспомнить о незаданном вопросе.
— А… а какая вторая тайна? — робко проговорила она.
— Это же ваша тайна. — Дэй пожал плечами. — Вы знаете её не хуже меня.
Спросить или не спросить?
Хотя какая разница, когда висишь даже не на волоске, а на половине его…
— Вы знаете, кем была моя мать? — Таша пристально вглядывалась в его лицо. — Знаете, кто я?
Мужчина задумчиво взглянул на неё поверх фляжки.
— Вы о том, что вы — дитя княжича Тариша Морли и принцессы Ленмариэль Бьорк, дочери короля Ралендона, чудом уцелевшей во время Кровеснежной ночи… и таким образом являетесь законной наследницей престола Срединного королевства?
Да. Он и правда знал всё.
Слова были произнесены. Вслух они звучали ещё безумнее, чем когда просто покоились знанием в глубинах памяти.
И заставили Ташу мрачно кивнуть.
— Знаю, как видите, — дэй убрал фляжку; и голос, и лицо его были спокойными, почти скучающими. — Если хотите, чтобы я величал вас по титулу…
Для него это не имело никакого значения. Её происхождение.
Это казалось невероятным, но это было так.
— Какие титулы, — Таша махнула рукой. Вздохнула. — Просто… я никогда и никому этого не рассказывала.
Расставив по местам мамино презрение к «деревенским» и светские замашки Ташиного воспитания, тайна жгла её три года. Три года тяготила сердце осознанием, что Таша никогда и никому не сможет её поведать. Три года мучила мыслями, что лучше бы она ничего не знала…
Ведь что она может сделать, если хочет жить?
— Не рассказывала, — повторила Таша. — Даже Лив. А тут…
— Я понимаю. Но вашей вины здесь нет, во всём повинен мой дар и моё любопытство. — Дэй вновь взялся за меч. Для успокоения, наверное. — Впрочем, каким бы интересным ни было ваше фамильное древо, сейчас стоит подумать о том, что нам делать дальше.
— Нам? — уточнила Таша.
— Когда спасаешь кому-то жизнь, берёшь за него ответственность. А бросить вас, когда вам некуда идти, преступление.
— Почему некуда? У нас с Лив есть…
— О невозможности вашего возвращения домой мы уже говорили. Не думаю, что похитители успокоятся прежде, чем найдут вас.
Резонно.
— И что вы предлагаете?
— Спрятаться.
Таша нахмурилась:
— Мы не сможем всё время прятаться.
— Всё время нам и не придётся. А даже если бы пришлось, это легче сделать, чем вы думаете. Особенно с верой в защитный круг.
— Будем всю жизнь ночевать в лесах?
— Я выразился… фигурально, — он наконец вернул меч в ножны. — С верой вы будете в безопасности в любом доме.
Скажите это тем наёмникам, мрачно подумала Таша, протянув руки к потухающему костру.
«Нам». Вот так просто взял и распорядился её судьбой. А она, что самое паршивое, даже не хочет возражать: ей ведь действительно отчаянно нужна помощь…
Собственная покорная беспомощность уже заставляла Ташу слегка злиться.
— Поспите, — посоветовал дэй.
— Не хочу.
— Тогда хотя бы ложитесь.
Таша мотнула головой; он слегка пожал плечами и лёг, заложив руки за голову, глядя в небо.
Хворост прогорал быстро, и вскоре поляну озаряло лишь тусклое мерцание углей. Свет сумрачных отблесков и ночная тьма так причудливо переплелись, что лежавшего по другую сторону костра мужчину легко можно было принять за тень. Лишь в глазах посверкивали отражённые искры.
Таша всмотрелась в лицо дэя: глаза его оставались открытыми, но взгляд из-под длинных ресниц был странным — точно на окна опустили стальные ставни, точно он смотрит на что-то бесконечно далёкое…
От осознания, что сейчас он, лежащий рядом, на самом деле совсем не здесь — ей почему-то сделалось жутко.
— Святой отец?
Он моргнул. Повернув голову, посмотрел на неё: светлым, дружелюбным взглядом.
Обычным. Близким.
— Да, Фаргори-лэн?
Она облизнула пересохшие губы, прежде чем спросить:
— Почему… почему вы это делаете?
— Что именно?
— Почему помогаете мне? Почему бросили все свои дела и поехали со мной? Это ведь рискованно, а вы совсем меня не знаете…
— Я ничего не бросал. — Он приподнялся на локте. — Иногда случается так, что людям нужна помощь, но они не могут обратиться к страже. Я покидаю своё пастырство и странствую по Долине как раз для того, чтобы помогать этим людям. Или нелюдям.
— Зачем?