№333, или Притворись, что любишь 2 (СИ) - Рымарь Диана. Страница 49

— Честный ответ, Ждана! — орет он с бешеными глазами.

— Не все покупают девушек для секса, Натан!

— А для чего еще? Чтобы книги читать? — При этом вопросе на его лице появляется мерзкая ухмылка.

— Натан, ты выпил! Давай поговорим завтра… — прошу, буквально молю.

Он тут же рычит в ответ:

— Никаких завтра! Но если не хочешь говорить, можно и не говорить! Ты же у нас такая скрытная девочка…

А потом он делает то, отчего всё внутри меня замирает и становится сложно дышать. Он расстегивает ремень на брюках, вытаскивает его и командует мне:

— Руки, Ждана!

Годами отработанная команда! Я научилась реагировать на нее молниеносно. Роман, как правило, гораздо меньше злился, если я быстро и с охотой выполняла его приказ. Поэтому сейчас тоже подчиняюсь сразу, практически инстинктивно.

Натан крепко стягивает ремнем мои запястья, а я привычно заставляю себя отрешиться: «Это не я, это не со мной…»

Ремень больно врезается в кожу, и я словно погружаюсь в мерзкое прошлое, где мне бесконечно страшно, и тут вдруг у самого уха раздается грозный ор:

— Серьезно, мать твою?! Ты позволишь мне отыметь себя вот в таком положении? У тебя хоть немного самоуважения есть? Мне не нужна на всё согласная шлюха, Ждана! Чтобы к утру тебя в моей квартире не было!

Часть 3  «Прозрение»

Глава 61. Собранный чемодан

Тогда же:

Ждана

Он награждает меня презрительным взглядом, пихает обратно на диван, уходит и хлопает входной дверью.

Я вздрагиваю от резкого звука, в то же время безумно рада, что он ушел, что ничего мне больше не сделает. Я стойкая, много чего могу пережить, но не насилие от дорогого мне человека. Мое сознание подобного точно не выдержит.

Даже не сразу понимаю, что ремень все еще на моих запястьях. Натан ушел прямо так, без него... и оставил меня связанной!

— Гад!

Мне так обидно за всё, что он сегодня наговорил и сделал, что хочется орать в голос. Самоуважения у меня, видите ли, нет… Я бы на него посмотрела, если бы его периодически связывали ремнем и били без права защититься! Сволочь он, а еще эгоист махровый — махровее не придумаешь!

Кое-как с помощью рта расстегиваю этот пыточник и швыряю подальше. Потом иду на кухню, стягиваю с себя сексуальный халат и пеньюар, бросаю их прямо в... мусорное ведро. Подаркам Натана там самое место, ведь он выбросил в помойное ведро кое-что поважнее — мое человеческое достоинство, да что там, всю меня!

Возвращаюсь в спальню и достаю чемодан — тот самый, с которым сюда приехала, и начинаю складывать вещи. Обхожу квартиру, не желаю здесь оставить ничего своего. Хочу стереть себя из его жизни, чтобы ничего не напоминало о том, что я вообще здесь когда-то была. Скоро становится очевидно, что одного чемодана мало. Подарков от Натана у меня гораздо больше, чем просто один пеньюар. Здесь книги, ноутбук, шахматы из слоновой кости, смешная статуэтка кота. Кусочки нашей с ним жизни…

«Всё в помойку?»

Не могу я это в помойку!

От подарков Войтова мне хотелось быстрее избавиться, но подарки Натана мне хочется хранить вечность как самые драгоценные артефакты. Я все эти вещи люблю! Я его люблю…

Вот она, правда жизни, — я способна влюбляться только в моральных уродов!

Хотя ровно до сегодняшнего дня Натан таким не был, он вообще казался мне во многом идеальным. Интересный, сексуальный, перспективный… Мне нравилось в нем всё, кроме его прохладного отношения к детям. Отчасти еще и поэтому я так и не призналась ему в том, что у меня есть Аня. И всё же он — мудак, эгоистичная свинья, которой чуть хвост прижали, а он уже готов растерзать обидчика в клочья. Я его обидела, да, но он мне стократно вернул! Даже тысячекратно!

Когда заканчиваю с вещами, на улице уже глубокая ночь, точнее суперраннее утро — три часа. А Натана всё нет. Подсознательно — да что там, и сознательно тоже жду его возвращения каждый миг, каждую минуту.

Как здорово было бы, войди он сейчас в спальню, упади на колени и примись просить прощения за свой гадкий поступок…

«Мечты!»

Выношу чемодан с сумкой в гостиную, ставлю у входа. Сама переоделась в джинсы и майку. Готова выйти в любую минуту и больше никогда не вернуться, но всё же в фонд не звоню. Натан ведь дал мне время до утра, так? Значит, у меня есть еще несколько часов. Даже не подумаю вызывать машину раньше девяти.

Может быть, утром он по-другому взглянет на ситуацию, и мы спокойно поговорим.

Сажусь на диван, на то самое место, где он еще совсем недавно стягивал мне руки ремнем. Морщусь от воспоминаний. Беру подушку, ложусь на нее. Гипнотизирую наши с Натаном фото на телефоне, замечаю, что осталось всего десять процентов зарядки, достаю зарядное устройство, включаю в розетку возле дивана, снова откидываюсь на подушку.

«А что мне делать с кольцом?»

Даже без оценки видно, что это авторская работа и камень высочайшей пробы. Может быть, Натан хотел бы получить его обратно?

Знаю точно, что продать это кольцо не смогу, сердце разрывается от одной только мысли. Но и оставить не смогу тоже, оно мне душу прожжет, палец уже жжет — и неслабо.

Осторожно снимаю украшение, кладу на кофейный столик. Некоторое время разглядываю прекраснейшую вещицу и не замечаю, как засыпаю. Наверное, сказывается неимоверная усталость после этого проклятого дня.

Я не знаю, сколько минут или часов прошло. Сквозь туман сновидений слышу, как в двери поворачивается ключ, а в прихожей раздаются шаги. Осознаю, что в гостиной я уже не одна, в то же время не могу сообразить, наяву это или во сне. С трудом разлепляю глаза — в комнате уже очень светло. Пытаюсь сообразить, почему я уснула в гостиной, а не в спальне, и буквально подпрыгиваю от возмущенного возгласа Натана:

— Уже и вещи собрала? Молодец! Вижу, ты не очень-то страдала из-за того, что я тебя выставил! Ну так чего разлеглась? Иди, раз собралась!

Сна как не бывало. Смотрю на Натана и не верю тому, что вижу. Он явно не в себе: глаза красные, как у вампира, волосы всклокоченные, весь мятый, а перегар такой, что сбивает с ног.

— По-моему, ты малость перебрал, может, ляжешь спать? — прошу как можно более спокойным тоном.

— Я трезвый! — орет он.

Только на трезвого он похож разве что со спины, и то — если погладить рубашку.

— Более тебя не задерживаю! — чеканит он, тяжело дыша. — Или, может быть, ты мне хочешь что-то сказать? Если так, то самое время! А лучше проваливай, чтобы я больше тебя никогда не видел!

Буквально кожей чувствую его злость, ежусь от бешеного взгляда. Кусаю щеку до крови, чтобы не разреветься прямо здесь и сейчас, а Натан тем временем приближается. И что-то мне подсказывает, он не погладить меня хочет. Не переживу, если он решит вышвырнуть меня из квартиры силой. Лучше уж сама…

Как могу быстро выдираю телефон с зарядкой из розетки, пихаю в карман. Хватаю чемодан с сумкой и несусь вон из квартиры.

Оказавшись в лифте, буквально захлебываюсь слезами. Кое-как выползаю на улицу, достаю из сумки солнечные очки на пол-лица, прячусь за ними от мира и, стараясь не всхлипывать слишком громко, плетусь к остановке. Не на улице же стоять с сумками, а так можно сделать вид, что я просто жду.

А я еще на что-то надеялась, дожидалась утра…

«А-а-а!» — мысленно ору во всё горло, но это не помогает.

Меня вдруг переполняет такая злость, что, кажется, сейчас взорвусь.

Он ведь знал, кто я, когда делал мне свое проклятое предложение. Так зачем после этого повел себя как последняя скотина? Грош цена его признаниям в любви! Разве так любят, чтобы на улицу? Точнее, ладно бы на улицу, но он же знает, куда я сейчас пойду. Так с любимыми не обращаются!

— Вот вернусь и проору ему это прямо в лицо! — шепчу зло.

«Тебе очень хочется, чтобы он все-таки выставил тебя силой? Или пожаловался на твое поведение в фонд?» — спорит со мной моя рациональная сторона. Обычно эту расчетливую гадину не заткнешь, но сейчас я в таком бешенстве, что даже она уступает. В конце концов, мне терять нечего, всё равно уже выгнал, а наказание фонда я как-нибудь переживу. Вот пойду и выскажу ему всё, что думаю о его мерзком поступке, а заодно предложу засунуть его проклятое кольцо прямо в задницу!