Король ничего не решает (СИ) - Марс Остин. Страница 48

Пинком открылась дверь в спальню, зажёгся свет, Док сделал пару шагов, и с кряхтением бросил на кровать что-то тяжёлое. Тяжёлое сказало слабым голосом министра Шена:

— Ты за это заплатишь.

— Да я уже сто лет назад на увольнение нагрешил, мне срать вообще, хоть завтра выгоняй. Но сегодня ты мой пациент, и пока ты мой пациент, ты будешь делать то, что я скажу, ясно тебе? Одни начальники, блин, кругом, на всех не накланяешься.

— Ты заплатишь за это. Ты мог по-человечески сказать?

— Да иди ты к чёрту. Я тебе три раза сказал, и два раза предупредил, что если ты не ляжешь, я тебя сам вырублю. Ты думал, я с тобой шутки шутить буду?

— Иди к чёрту.

— Пойду. А тебе — спокойной ночи, сладких снов.

— Спасибо, — прошипел министр с интонацией «ты заплатишь за это».

Док выключил свет и ушёл, хлопнув дверью, щёлкнул замок, приглушённый голос Дока сообщил:

— И чтобы ты не думал, что сейчас доползёшь до амулетов и встанешь — я тебя запер, на ключ и на щиты, утром открою.

Свет погас, Вера дождалась, когда шаги Дока стихнут в библиотеке, и выползла из-под кровати. Села на пол по-турецки, сложила руки на краю кровати, и уложила на них подбородок, пытаясь рассмотреть в темноте происходящее на кровати, и решить, не лучше ли будет залезть обратно.

Министр лежал неподвижно, хотя явно неудобно, дышал всё медленнее. Вера молча вздохнула и осталась сидеть как сидела. Министр иронично сказал:

— Даже не знаю, что говорят в таких случаях. «Простите за вторжение»? Или «утречко, как жизнь?»

— Будем считать, что вы поздоровались, — кивнула Вера. — Сделать вид, что мне не интересно, как вы оказались в этой ситуации?

— Если вам не сложно.

— Хорошо, мне не интересно.

"Дзынь."

Звук часов раздался из тумбочки, Вера посмотрела на неё и промолчала. Министр сказал:

— Док меня обездвижил.

— А как вы разговариваете?

— Это не такое заклинание, как у вас в амулете, это заклинание для допросов, оно делает мышцы тем слабее, чем они больше, то есть, мышцы спины точно в отключке, а лицом и пальцами я шевелить могу, хоть и слабо. Ну, и на том спасибо.

— Вам помочь лечь поудобнее?

— Это будет не слишком неприлично?

— О, это будет ужасающе неприлично.

— Буду очень благодарен. А то лежание на двух ножах как-то не располагает ко сну.

Вера встала, потянула на себя мятое одеяло, пытаясь вытащить его из-под министра, получилось не очень хорошо, пришлось упереться министру в бок ногой, но в итоге всё получилось. Она бросила одеяло комом на край кровати, обошла её, стала медленно расстёгивать на министре пиджак. Откинула в сторону одну полу, потом вторую, постояла, посмотрела. Шагнула на кровать и переступила талию министра, взяла его одной рукой за ремень брюк, приподняла, второй рукой вытаскивая нож из ножен на пояснице. Он блеснул в слабом лунном свете всеми барханами по очереди, Вера отпустила ремень, сделала шаг вперёд и медленно села министру на грудь, наступив коленями на плечи. Убрала волосы с его лица.

Его сердце билось всё быстрее, она сидела и медленно поворачивала нож, пуская изогнутые лунные блики по барханам. Глаза привыкли к темноте, она перевела взгляд на лицо министра Шена, он медленно наклонил голову, прикасаясь щекой к её колену, тихо сказал:

— Сними рубашку.

— Зачем?

— Для полноты картины.

Она молчала, он повторил:

— Ну сними. Тебе что, сложно? Это и так будет смерть моей мечты, но я хочу переплюнуть Тонга.

Вера медленно расстегнула пуговицу левой рукой, в правой продолжая держать нож, стала расстёгивать следующую, флегматично спросила:

— Док очень расстроится?

— Очень. Будет казнить себя всю жизнь, и из отдела точно уйдёт. А если я не буду защищать его семью, до них доберутся очень быстро.

Вера отпустила пуговицу, вздохнула и положила нож на тумбочку. Встала, пересела на его бёдра, стала расстёгивать ремень. Вытащила его, достала второй нож, положила туда же, следом отправила оба револьвера. Встала с кровати, сняла с министра пиджак и кобуру, без особых церемоний, активно помогая себе ногами, последними сняла ботинки, укрыла министра одеялом по пояс, села на кровать со своей стороны, взяла с тумбочки телефон, чтобы посмотреть время — половина пятого. Сказала:

— Во сколько Док собирается вас выпустить?

— Понятия не имею, мы не договаривались. Сколько сейчас?

— Четыре тридцать. Будете спать или свет включить?

Он вздохнул и не ответил. Вера не стала настаивать, устроилась поудобнее и открыла книгу, погружаясь в фэнтези.

Министр промолчал две страницы, повздыхал и неохотно выдал:

— Помните, что со мной было прошлой ночью, после атаки Анвара Шарифа?

— Ну?

— Я это вижу, когда засыпаю. Послабее, но то же самое. Я днём попробовал лечь спать, но увидел это и встал, решил, что это совпадение, или что последствия атаки ещё не прошли. Но вечером в лазарете уснули все, и это началось у всех, я решил, что сначала понаблюдаю за ними, а потом решу, ложиться ли мне. Сутки прошли, специалисты заклинание так и не вскрыли, они не знают, как оно работает, поэтому не могут его снять.

— И вы решили не спать вообще, пока они не найдут способ?

— Да.

— А Док вас не поддержал?

— Нет. Он думает, что ему виднее. Он же эти сны не видит.

— Если вы снимете амулет, я смогу понять, когда вам начнёт сниться то самое, и разбудить. Или поговорить с вами, как тогда в пыточной, вдруг сработает.

— Можно попробовать. Только я амулет сам не сниму.

Она отложила телефон и села ближе к министру:

— Как он выглядит?

— Три бусины.

Она расстегнула верхнюю пуговицу его рубашки, аккуратно подцепила ногтями связку амулетов, вытащила все, стала на весу щупать и откладывать по одному, пока не нашла единственный из трёх бусин. Аккуратно сняла и положила на тумбочку, ощущая волну дикой усталости, стыда и злости, слабый сквозняк вины и лёгкую перчинку возбуждения.

Скорее вернувшись обратно на своё место, она опять уткнулась в телефон, министр помолчал ещё две страницы, и спросил:

— Что читаете?

— Фэнтези.

— Что это?

— Сказка.

— Вы читаете сказки? — прозвучало иронично, она огрызнулась:

— Что есть, то и читаю.

Он смутился и замолчал, особое чутьё принесло Вере волну самоненависти и сожаления. После долгой изоляции, её чувствительность обострилась настолько, что она ощущала его эмоции сильнее, чем свои.

Министр промолчал ещё десяток страниц, потом тихо прочистил горло и попросил:

— Почитайте мне.

— "Сказку"? — иронично уточнила она.

— Что есть, то и почитайте.

Она мстительно фыркнула и открыла другую книгу, с ироничной торжественностью объявила:

— "Маленький принц".

Министр уточнил:

— Собираетесь читать мне детскую книжку?

— Да. Какие-то проблемы, мон ами?

— Да как вам сказать…

— Не надо мне ничего говорить, расслабьтесь и слушайте, представьте, что вам десять лет.

— Лучше не надо. В десять лет я был чудовищем, я не знаю, как меня не убили. Если у моих детей будет мой характер, я отошлю их куда-нибудь на край мира, пусть с ними учителя мучаются. Мой отец так и сделал.

Вера опустила телефон и посмотрела на министра:

— Серьёзно? Он вас отослал?

— Серьёзно, — усмехнулся министр, — и правильно сделал. Десять лет — это худший год в моей жизни, второй по шкале худшести, первый — это двадцать один.

Вера подумала, что когда ему было двадцать один, умер его отец, и промолчала. Он продолжил:

— Когда мне исполнилось десять, родился Георг, моя мать вышла замуж, переехала в дом Хань и родила Йори, а я остался в доме Кан с вечно пьяным маразматиком дядей и десятком зашуганных слуг, которые меня боялись. Я такое творил, что если бы Барт стал такое творить, я бы его в психушку сдал. Я и до этого был ужасным ребёнком, но после этого стал вообще чудовищем, со мной даже отец не мог справиться. И он отослал меня в пустыню на год, по официальной версии — учиться ездить на лошади, на самом деле, я уверен, он просто хотел от меня избавиться.