Король ничего не решает (СИ) - Марс Остин. Страница 82

— Отец меня бил.

У Веры глаза на лоб полезли, министр рассмеялся и замотал головой:

— Нет, он так, как бы в шутку, не сильно. Двейн так тоже делал в детстве, и сейчас иногда делает. И я видел, как бойцы между собой так дурачатся, это распространено, во всех странах и в разных классах, я не раз наблюдал. Я понял, о чём вы, ваше наступание ногой на Барта — это такое слабенькое девчачье избиение.

Вера зажмурилась и схватилась за лоб, министр рассмеялся громче, взял дольку персика. Вера взяла себя в руки и опять попыталась заняться аналитикой:

— Ладно. Так, дальше, кто у нас… Пиратка? Она вас тоже одевала в золото?

Улыбка министра стала невесёлой, он качнул головой:

— Сомневаюсь, что она меня любила, пропустим её. Давайте дальше.

— Хм… Тедди, может быть? Или был кто-то ещё, о ком вы точно знаете, что он вас любил?

Он опять начал улыбаться, задумался.

— Тедди меня не бил, у него было очень строгое понимание неприкосновенности личного пространства. Он разговаривал специфическим таким образом, как будто я мелкий, но перспективный, и он уверен, что со временем из меня выйдет толк, если меня как следует поучить. И он прикидывался, что ему не нравится возиться с мелкими, как будто это неподходящее занятие для него, но он как бы вынужден, потому что отвечает за меня, потому что… мы банда, — он улыбнулся шире, откинулся спиной на стену, отпил чая и опять задумался, улыбаясь чему-то давно прошедшему. Вера пыталась на него не смотреть, сила воли это позволяла, но мотивация прихрамывала — зачем над собой издеваться?

«Всё-таки он красивый мужчина. И моё личное отношения здесь ни при чём, это чистая геометрия. Его бы рисовать…»

Министр поймал её взгляд и улыбнулся по-другому, немного смущённо, чуть тише добавил:

— А ещё Тедди позволял мне брать его еду, и его оружие, он больше никому этого не позволял, а мне — да. Я гордился. И выделывался этим, специально, чтобы все видели. Мне все завидовали, другие дети меня ненавидели за это, а я балдел.

Вера не могла больше выдерживать этот откровенно намекающий взгляд, отвела глаза и ровно спросила:

— Ещё кто-нибудь?

Его не обманул её тон, он продолжал получать от этой ситуации удовольствие, Вера уже начинала испытывать желание ему это удовольствие обломать. Он устроился ещё удобнее и взял ещё персика, сказал:

— Хватит, рассказывайте про Барта.

Она изобразила академическое лицо и вздохнула:

— Да вам основы сначала придётся рассказывать, с вашим опытом. Так… в общем, примерно четыре миллиарда лет назад…

Министр возмущённо уронил челюсть, Вера от неожиданности замолчала, он полушутливо сказал:

— У меня всё настолько плохо?

Вера начала невольно улыбаться, он продолжал изображать негодование:

— Серьёзно, четыре миллиарда лет? Нет, я рассчитывал на долгую историю, но прямо настолько?!

— Ладно, начнём чуть позже, — примирительно подняла ладони Вера. — Полмиллиарда.

7.42.9 Рассуждения про Барта, любовь и золото

Министр опять возмутился, но перебивать не стал, и она продолжила, пытаясь выйти на тон унылого лектора:

— Время, когда первые примитивные животные начали осознавать, что стаей жить лучше, чем по одному, потому что выше шанс выжить. И, судя по той картине, которую мы имеем сейчас, они таки были правы, стайность — эволюционное преимущество. "Самые успешные виды" равно "самые социальные виды", всякие муравьи, люди там. И примерно тогда всё живое начало осознавать, что когда на тебя не наплевать кому-то неподалёку, то это "полезно" равно "приятно". Природа так мудро устроена, она на любое полезное для организма действие навешивает положительное подкрепление, через гормоны удовольствия. У вас уже открыли гормоны?

Он нахмурился и качнул головой, она вздохнула:

— Это такие химические соединения, которые управляют ощущениями организма. Поскользнулся — ощущение страха; умудрился не упасть — ощущение себя очень крутым. Съел еду — приятные ощущения во рту и в животе; съел сладкую еду — вообще очень приятные ощущения, потому что изначально сахар был только в фруктах, а они полезны. И та же система стала работать с социальными взаимодействиями, похвалили — приятно, значит, стая как минимум есть, и ты для стаи важен, продолжай в том же духе. И люди начали делать это чаще, потому что это приятно.

— Вы его не хвалили, вы ему на ногу наступили.

Вера закатила глаза и развела руками:

— А как древнее животное могло дать понять другому животному, что ему на него не наплевать? Представьте себе их жизнь, дикую и первобытную — вышивки не существует, одежды не носят, золота не плавят, ходят голые, живут в пещере, даже речи нет, одни "ага" и "угу". Как дать понять кому-то, что он классный?

Министр задумался, Вере нравился этот азартный блеск исследователя в его глазах, она просто смотрела и не мешала. И он выдал:

— Принести что-нибудь? А, точно — принести еду! — он рассмеялся, взял себе персика, Вера взяла тоже. Сказала, пытаясь выдерживать академический тон:

— Как вариант. Самый древний способ дать понять кому-то, что "я хочу, чтобы ты жил" это "на, поешь". Я вам рассказывала про маркетинг, пирамида потребностей, помните? Самая основа — еда, вода, свет, тепло, это база. Видели, как пингвины греются?

— Не видел, — усмехнулся он, — боги уберегли.

Вера кусала губы, чтобы не улыбаться, стала изображать схему расстановки пингвинов руками:

— Толпой становятся так плотненько, и нормально им, не дует. Многие животные так греются. И даже если не холодно, они стараются ложиться поближе, это даёт им ощущение принадлежности к стае, им от этого приятно. И вылизывают друг друга, и блох выбирают друг у друга. Причём, это занятие может длиться часами, даже если блох там нет, просто связка из ощущений "мне выбирают блох" равно "кто-то заботится о моём мехе, и следовательно, моём здоровье" равно "я член стаи, я важен, я в безопасности, я хороший мальчик". И даже люди это делают, потому что меха уже нет, а система положительного подкрепления на гормональном уровне осталась, и когда кто-то нравится, как-то само собой хочется ему волосы поправить, нитку с одежды снять, потому что это такое древнее сообщение "ты — моя стая, я хочу, чтобы твой мех был в порядке, мне на тебя не наплевать". Всё оттуда, из тьмы веков. И поцелуи оттуда. Видели, как птицы птенцов кормят? Из клюва в клюв, еду передают. Но почему-то, клювами касаются и взрослые птицы, даже если у них нет птенцов, без всякой еды, просто так. Потому что им это нравится, они нашли способ немного надуть природу, получив чуть больше кайфа, чем необходимо для размножения. Когда Барт меня целует, это можно рассматривать как что-то среднее между делением едой и выкусыванием блох. Изначальный смысл устарел, но информационный посыл остался, и его всё ещё используют, потому что он всё ещё работает, и вызывает те же гормональные всплески положительного подкрепления. Но это основа пирамиды, для самых простых эмоций. Дальше идёт чувство безопасности, для него обнимаются. Видели, если цыплята пасутся, можно руки вот так поставить, и они туда забегают?

Она сунула персик в рот и изобразила ладонями на столе юрту, министр посмотрел на неё с сомнением, Вера улыбнулась:

— Не видели? Попробуйте как-нибудь. У них инстинкт такой, потому что мама-курица их так греет, под крыльями, и в случае любой опасности, они туда прячутся. Но это всё примитивно, и ваши аристократы, похоже, считают ниже своего достоинства использовать такие простые радости, как еда, тепло и безопасность. И принадлежностью к стае их тоже не соблазнишь, они над стаей. И поэтому для них важна потребность в уважении и преклонении, типа "у меня есть золото" равно "я многое могу, меня все уважают, я крут", и гормональное положительное подкрепление, ощущение собственной офигенности, как будто в соревновании победил, хотя нигде не участвовал, а просто золотом обвешался. И когда человек берёт своё золото и навешивает на другого человека, это типа "я мог бы сам носить, но даю тебе, чтобы все тебя тоже уважали, и ты тоже себя чувствовал крутым". И это работало, у вас с вашей матерью, потому что вы с ней оба никогда не голодали и не мёрзли. Её так любили и она так любила, потому что она по-другому не умеет, её не научили, и она не научила вас. Но Барта воспитывали не так, он рос в совсем других условиях, в условиях голода, нищеты и дефицита личного пространства. Его выкинули из дома, потому что в стае он был самым слабым, и им пожертвовали, чтобы было легче прокормить остальных. Он стоял один на улице, замерзал и осознавал это, а потом вообще попал в чужую стаю, где оказался один против всех. Но потом его вернули домой, накормили и согрели, и дали чувство безопасности, принадлежности к стае и уважения. Вы пытаетесь просто обвешать его золотом, как вас обвешивали, но с ним это не работает, нельзя построить третий этаж, не построив первые два, и даже если бы можно было, конструкция будет хлипкая, не надо так делать. Если человек получает ощущение "я весь в золоте, меня уважают" или "у меня есть оружие, меня боятся", но ощущения сытости, безопасности и любящей стаи у него нет, то получается такой себе человек. Из оперы "меня не любят, ну и хрен с ними, мне не надо, пусть лучше боятся", он это изо всех сил демонстрирует, но это самообман, который приводит к конфликтам с собой и со всем миром. Вот. — Она выдохнула, взяла персик и захрустела с чувством выполненного долга. Министр помолчал, отпил чая, и иронично вздохнул: