Даша и Медведь (СИ) - Владимирова Анна. Страница 17
Постояв посреди комнаты в звенящей тишине, я тяжело опустился на кровать и растянулся. Вся комната пропахла нами. Я мог вспомнить каждое движение и звук по запаху. Сознание уплывало в эти недавние воспоминания — шорох простыней, которые сжимали ее пальцы, крик удовольствия и боли, когда вошел в нее, дрожащую и мокрую… Тело начинало гореть странным жаром, а мозг — тонуть в какой-то мути. Дыхание становилось все тяжелее, голова гудела, и я не мог пошевелить даже рукой.
Последней мыслью было, что надо было все же поговорить с Костей…
Сначала я замерзла. Небольшое расследование показало, что по полу тянет из открытого в режим проветривания окна. Я расстелила одеяло перед камином, закрыла окно… и поняла, что оказалась неправа — в зал сразу же потянуло дымом.
Тихо выругавшись, снова приоткрыла окно. Реалии оказались таковы, что без дивана, кровати или другой предназначенной для сна мебели перед камином не поспать. С одной стороны — замерзаешь до дрожи, с другой — закипаешь и подрумяниваешься, и нет никакой возможности эти процессы уравновесить. В итоге я поднялась и пошла делать чай в кастрюльке.
В гостиной, несмотря ни на что, было уютно — тихо, вкусно пахло дымом и деревом, стейками и пряностями. Только какая-то неясная тревога скреблась внутри. Я прислушивалась к лесу, посматривала в окна — но ничего не происходило.
Только, когда вода в миске начала закипать, со второго этажа вдруг послышался полный мучения стон.
— Глеб? — позвала испуганно, но в ответ раздался второй.
Забыв обо всем, я крадучись бросилась наверх. Когда он вскрикнул, уже не таилась — зажгла свет и направилась к кровати.
Глеб метался в агонии. Кожа лоснилась от пота, грудь ходила ходуном, а мышцы с венами вздувались от напряжения. Он стонал сквозь стиснутые зубы, будто боролся с чем-то.
— Боже, Глеб, — кинулась к нему, но он не открыл глаза. Положив руку ему на лоб, я охнула — он горел. — Глеб…
Сначала я его трясла, потом хлопала по щекам — бесполезно. Паника быстро заполнила изнутри, пробралась к горлу, ударила по рукам… Вымотанное сознание сдавалось, но дикий страх за мужчину, взявшийся не пойми откуда, встряхнул. Я кинулась к аптечке вниз, вывернула все ее содержимое на стол, нашла парацетамол, налила воды и кинулась обратно. Но кому было давать таблетку, если Глеб меня не слышал? В итоге я кое-как разжевала ее и засунула ему часть между губ, но сквозь стиснутые зубы в рот не проникало ничего! Следующим делом я бросилась к ящикам комода, выудила из первого майку, из второго — простынь, намочила все в холодной воде и обложила его грудь и лоб.
— Глеб, — попробовала снова докричаться до мужчины. — Что с тобой, Глеб?
Становилось очевидно, что я одна не справлюсь — он уже не кричал, а дыхание становилось все более рваным. Я понимала, что одна его не подниму и никуда довезти не смогу. Все, что оставалось — попробовать дозвониться… кому?
27
Мобильный нашелся на полу рядом с кроватью и оказался не заблокирован.
До службы спасения дозвониться удалось быстро, но объяснить, где мы, я не могла. Ориентиры «грунтовая дорога в восьмидесяти километрах по дороге в санаторий» ничего не говорила, а чтобы отследить координаты звонка требовалось время. Пока обратятся в МЧС…
— Обратитесь, пожалуйста! — взмолилась я. — Я не знаю, где мы точно!
— Давайте я соединю вас с медиками?..
Но тут звонок оборвался, а повторный дозвон остался без ответа.
— Костя… где тут Костя? — быстро сориентировалась в гаджете и открыла список вызовов.
Только за последние полдня Глеб сделал столько звонков, что номера уже мельтешили перед глазами, да и не помнила я Костин… Из всех только последний был записан как-то вменяемо — Карельский Мир. Может, кто-то с работы? Может, он скажет, как мне вызвать сюда помощь?
Трубку не брали долго, а когда послышалось хриплое «Слушаю, мать твою, Глеб», я сразу поняла — вряд ли с работы.
— Простите, — проскулила я и уже собиралась отбить звонок, но мужчина на том конце сурово потребовал:
— Где Глеб?
— Простите, я не знала уже кому позвонить — мне не могут помочь, — начала сбивчиво, но незнакомца это не устроило:
— Что с Глебом?! — рявкнул он.
— Он без сознания! — вскричала я в ответ.
— Что произошло?!
— Лег спать, потом начал стонать, я поднялась к нему в спальню, а у него жар! Не могу сбить, никто не может помочь! Я не могу объяснить, где я… — выла уже в голос с рыданиями пополам. — Может, вы подскажете, как мне вызвать службу спасения? Они обещали обратиться в МЧС…
— Он один спал? — потребовал вдруг мужчина сурово.
— Ну да… Мы ели одно и то же, пили из одной бутылки…
— Почему он спал один? — продолжал допрашивать меня о совершенно, на мой взгляд, не важном.
— Какое это имеет значение?! — взвыла я. — Вы меня слышите?!
— Как ваше имя? — вдруг спросил он.
— Даша.
— Даша, я — Мирослав, друг Глеба. Вы поругались?
— Мы всегда ругаемся, — я нашла руку Глеба. Его холодные пальцы слегка дрогнули, и он снова слабо застонал. А я вдруг поняла: — Мирослав, он умирает.
И внутри меня что-то сдалось. Я была совершенно уверена в том, что сказала. Еще полчаса назад он боролся со смертью со свойственной ему силой воли и решительностью, но теперь проигрывал.
— Даша, что вы ему сказали? — будто и не слышал моего диагноза этот Мирослав.
— Что не буду с ним спать, что… у нас не получится договориться… Мирослав, мне нужно вызвать сюда кого-нибудь!
— Даша, помочь ему можете только вы, — сурово постановил он.
— Нет, — мотнула головой, — я никогда никому не могла помочь…
— Варианта нет, — жестко перебил меня он.
— И как же?
— Вы сейчас ложитесь, обнимаете его и ищите в том, что между вами случилось, хоть что-то хорошее — может, нравится он вам хоть немного, может, благодарны ему за что-то — все равно. Даша?
— Вы шутите?
— Вокруг вас последние сутки все только и шутят, да?
Я сжала зубы, зажмурившись.
— Я не уверена, что это сработает. — Взгляд зацепился за рвано дёргавшуюся на шее Глеба вену. — Почему он умирает?
— Вы от него отказались.
— Что? — опешила я.
Он тяжело вздохнул:
— Лучше дать шанс кому-то, чем понять, что не дал шанс обоим. Это тяжелая ошибка, Даша. Вы ее не выдержите. — Он помолчал, прежде чем добавить тише: — Я бы не выдержал.
Я сжимала пальцы Глеба в своих, а по щекам катились слезы. Но почему-то было легко. Я будто с чем-то смирилась.
— Можете не бросать трубку? — попросила я сипло, укладываясь с Глебом.
— Даша, в этом деле третий лишний. Вам сейчас никто не нужен, кроме вас самих. Но я на связи, обещаю. Вы справитесь, я уверен.
— Спасибо. — Только сейчас я поняла, что верю этому странному мужчине. Что-то было в его голосе такое, чему веришь безоговорочно. Свет так и остался гореть во всем доме, но, может, если меня все же будут спасать — это на руку? — Глеб…
Я устроилась рядом, положила руку ему на грудь в области сердца — оно слабо толкалось в мою ладонь, дыхание было едва слышно…
28
Страх снова начал прокрадываться в душу, но вид черного мобильника на подушке и воспоминания об обещании Мирослава помогали бодриться. Я прикрыла глаза и подумала о Глебе, пытаясь найти что-то такое, о чем говорил Мирослав. Только мысли и воспоминания были одна другого краше — страх, злость, безысходность… а Глеб вдруг вздохнул и затих.
— Нет-нет-нет! — зажмурилась я. — Не умирай. Ты же говорил, что выбрал меня сразу. На всю жизнь, да? Это звучит странно, пугает, но я не хочу, чтобы ты умирал…
Зря этот Мирослав на меня положился — у меня ничего не выходило! Новый виток отчаяния раскатал меня рядом с Глебом и не оставил в голове никаких мыслей, кроме одной. Я не спасу его. Как не спасла маму…
Все, что мне осталось — дышать. Вдох-выдох… Ладонь на груди Глеба поднималась медленно, редко… Я прижалась к нему плотнее, скинула мокрые простыни на пол и коснулась губами его виска: