Смерть и прочие неприятности. Opus 2 (СИ) - Сафонова Евгения. Страница 125

Лишь добредя до пруда, отзывавшегося на песню дождя веселой рябью, поняла: ждать, что следующий шаг вернет ее под рассветное небо, не стоит. История «Ева Нельская» обзавелась подзаголовком «или туда и обратно». Жирной, бесповоротной точкой в конце, подводящей двойную тактовую черту.

Они так и не сказали друг другу «прощай».

Первый шаг с этим знанием дался тяжело, точно вместо плавного откоса плиточной дороги перед ней вздымались последние сто метров вершины Эвереста.

…«хоть представляешь, дурилка, что с тобой будет, если вернешься оттуда»…

Следующие были легче.

Ева шла сквозь сумерки, пахнущие мокрой землей и немного — бензином. Не чувствуя ничего, даже дождя. Шла к сестре. К родителям. Домой.

Если она и плакала, весенний ливень слизывал слезы с ее лица.

Глава 24. Fine

("прим.: Fine — конец (муз.)

Мелодичное бульканье скайпа раздалось, когда Ева всыпала в миску с будущим тестом для печенья первый стакан муки.

— Привет, коть! — Дина Нельская — двадцать девять лет, всемирно известный киберспортивный комментатор и начинающий покоритель горных вершин, в расстегнутой куртке и флисовом свитере с оленями — радостно помахала сестре, сидя на фоне панельной обшивки стены высокогорного приюта. — Рада, что ты дома, как все нормальные люди, а не потеешь на «Щелкунчике».

— Привет, альпинист! — Ева Нельская — двадцать три года, студентка третьего курса МГК им. Чайковского, с осени артистка оркестра Большого Театра — поставила на паузу «Оле More Time, One More Chance», лившую печальные гитарные переборы из колонок ноута. — Ну да, не доросла еще играть в новогоднем спектакле с Рождественским.

— Это пока! Помяни мое слово, в следующем году уже будешь в основном составе.

— Пожалей меня, а? И так после этой сессии хвостатая по правоведению. — Ева села со смартфоном на стул, прикрытый тряпочной сидушкой в фиолетовый ромбик. — Вы в приюте, значит?

К вершине Эвереста Динка решила двигаться постепенно. Начала с Монблана, продолжила Араратом, а на этот Новый год сделала себе еще один подарок — Эльбрус. Зимнее восхождение считалось тяжелее летнего, но Динка только отмахивалась «с Эверестом не сравнить».

— Ага! Здесь клево. Горячая вода, даже голову можно помыть. И вон еще какая красота! — сестра отвела мобильник в сторону. Камера продемонстрировала Еве огромное панорамное окно с несомненно потрясающим видом на кавказские хребты, сейчас скрытые вечерней тьмой. — Утром буду здесь пить чаек и рассвет смотреть, завтрак like a sir… фоточек покидаю.

— А само восхождение когда?

— Да пятого, я ж говорила. Пока акклиматизируемся. Сегодня сползали до «Приюта одиннадцати»… ну, еще чуууточку выше, до четырех двести. Четырех тыщ. Метров.

— Я поняла.

— Теперь вот обратно уползли. Скоро будем шампусик открывать.

— Вам не вредно?

— За пять дней протрезвеем, не боись. Имеем право на праздничный ужин. Ты там одна еще?

— Ага, — подтвердила Ева бесстрастно. — Печеньки пеку. Оливье уже нарубила, утку запекла, а печеньки забыла…

Динка проницательно воззрилась на ее сверхъестественно беззаботную улыбку.

— Что-то случилось?

Все же никто не знал младшую из сестер Нельских лучше, чем старшая.

— Да не. Ничего серьезного.

— Мама опять брюзжит?

— Да ну тебя! — Ева возмутилась почти искренне. — Созванивались с ней час назад. Она только на тебя дуется. Ты ей тоже позвони, а то она там с ума сходит, представляя твой хладный труп на дне ущелья…

— Позвоню, позвоню. Сразу после тебя. Точно все нормально?

— Точно, точно. — Во всяком случае, точно не собираюсь портить Новый год еще и тебе, прибавила Ева. — Ладно, альпинист, давай позже, если хочешь? А то восемь уже, а у меня тут с десертом еще конь не валялся.

— Окей, я как раз маме пока позвоню.

— Фотки жду.

Нажав «отбой», Ева кинула мобильник на стол. Снова включив музыку (хаотично перемешанные треки из плейлиста в контакте, скрашивавшие готовку и хоть как-то отвлекавшие от пакостного чувства, со вчерашнего вечера поселившегося внутри), вернулась к миске, пока гирлянда ободряюще мигала мятными лампочками с карниза для штор.

Сегодня просторная кухня казалась еще просторнее. Слишком просторной для одного. После смерти бабушки (снос старенькой хрущевки переселил ее в новостройку неподалеку от родительских пенатов) чета Нельских, недолго думая, сселила в освободившуюся квартиру младшую дочь (старшая к тому времени успешно въехала в дом по соседству — своими, честно накопленными силами). Прочли трогательную речь о том, что пора «вылетать из гнезда», и намекнули, что уж собственной жилплощадью грех не пользоваться для свиданий. Учеба учебой, но на третьем курсе можно и на мальчиков внимание обратить. А то здравствующих пока бабушку с дедушкой очень волнует, что обе внучки даже не смотрят в сторону появления правнуков.

Ева была не против — и, заучивая программу для конкурсного прослушивания в оркестр, мучила соседей уже здесь, в своей персональной однушке. И даже мальчиком обзавелась. Новое жилье, новая работа, новый кавалер. Новый этап в жизни. Шикарно.

Во всяком случае, для родителей и бабушки с дедушкой эта картинка точно вышла шикарной.

Доставая соду из шкафчика, по белой дверце которого летели мазками розовой краски лепестки сакуры (бабушка не смотрела аниме, просто любила Японию), Ева слушала, как проникновенный голос Масаеши Ямазаки сменяет тишина — и в этой тишине полуночным боем часов монотонно звенят щемяще знакомые «ре». Сен- Санс… Тема полночи сегодня, конечно, актуальна, но «Пляска Смерти» не особо подходит новогоднему вечеру. Во всяком случае, в мире, где новый год никак не связан с танцующими скелетами.

Жалко, что в свое время «Пляска» не завалялась у нее на планшете. Герберту бы понравилось.

Имя, которое она запретила себе произносить даже в мыслях, пронеслось за миг до того, как дрогнувшая ложка рассыпала соду по пластиковой столешнице модного кухонного гарнитура.

Кого ты обманываешь, Ева, ехидно пело внутри, пока она тянулась за тряпкой. Запретила, как же. Сколько раз ты запрещала себе это? Сколько срывалась? Сколько доставала то, что лежит сама-знаешь-где?..

Взгляд сам потянулся к среднему ящику тумбочки рядом с раковиной.

…ее успели признать погибшей. Все камеры и видеорегистраторы, которые могли бы зафиксировать ее исчезновение, заглючили ровно в этот момент — видимо, так электроника реагировала на прореху. И несмотря на то, что по крайней мере десяток человек видели, как она растворяется в воздухе, в полиции все они в один голос показали, что Еву затащили в машину с заляпанными грязью номерами, после чего увезли в неизвестном направлении. Показания, правда, слегка разнились: кто-то грешил на белый джип, кто-то на серый минивэн, но в целом разница была невелика.

Еве становилось почти смешно от мысли, что не только в сказочной стране она успела побывать мертвой и воскреснуть.

Конечно, бюрократическая машина вернула ее к жизни, неохотно выплюнув необходимые документы. И, конечно, ее возвращение — вымокшей до нитки, почти год спустя, в той же одежде, с вещами, но без памяти обо всем, что произошло после ее встречи с машиной — выглядело чертовски подозрительно. Для всех, и для родителей в первую очередь. Но психиатры, к которым Еву пытались отправить, чтобы побороть амнезию и посттравматический шок, до странного легко верили ее честным глазам и лаконичному «ничего не помню». Полиция отказалась искать неведомых маньяков, заявив, что девочка просто воспользовалась случаем, чтобы сбежать из дома, и хорошо что вернулась. Мама, пару дней бушевавшая ураганом в халате, намереваясь обратиться в вышестоящие инстанции, через эту самую пару дней вдруг задумчиво заметила за ужином, что и правда: главное, что Ева вернулась. Так ли важно, откуда и почему? И надо ли тратить на поиски злодеев время и силы, которое они могут провести вместе? Раз уж она в целости, сохранности и даже без следов насилия, ну, не считая шрама на груди…