Ребенок от Деда Мороза (СИ) - Лаванда Марго. Страница 23
— Успокойся, дорогая. Это свои, — ласково треплю любимицу по холке.
— Хорошая девочка, — вторит мне босс. — Охранница что надо.
— Не бойтесь, она очень послушная.
— Черт, мобильный в машине забыл, — восклицает Самойлов.
— Я пока чайник поставлю.
— Нет, со мной пошли. Не видно ни фига, я ж не найду дорогу.
— Издеваетесь? Два дома пройти, зеленая калитка.
Но босс упрямо берет меня за руку и тащит за собой. Почему-то мне не верится, что он боится. Чувствую, что есть другая причина, вот только понять ее не могу.
Самойлов забирает мобильный, запирает дверь. Машина уже довольно сильно занесена снегом. Мы оба понимаем, что пока будем пить чай, тут целый сугроб наметет.
— Вызову такси, — вздыхает Самойлов.
— Я говорила, что везти меня домой — плохая идея.
— Что поделать, Настя. Если с тобой вечно либо как на вулкане, либо в снежной буре, — усмехается босс.
— То есть это я виновата? — восклицаю, и тут по его лицу понимаю, что он нарочно меня дразнит!
— Ты слишком легко поддаешься на провокации, — Герман вдруг берет меня за руку и дергает на себя.
Хочу ответить что-то дерзкое, но все слова вылетают из головы.
Вот только что мы просто стояли рядом, а в следующую секунду Герман целует меня, одной рукой обняв меня за талию, прижав бедра к своим. Второй рукой Герман берет меня за подбородок, запрокидывает мне голову, накрывая мой рот губами.
Боже, все переворачивается внутри. Почему этот поцелуй ощущается таким правильным, словно до этого момента прежние поцелуи вообще не имели значения? Все мои чувства, тщательно лелеемая неприязнь к боссу, все что испытывала раньше, смыло волной.
Это было таким реальным, горячим и мощным, заставляя сердце колотиться, кровь испепелять вены.
Жар внутри и ледяные снежинки снаружи. Безумное сочетание, мы словно застряли в эпицентре шторма.
Несмотря на мороз, меня затапливает ощущение теплого кокона. Помимо этого, охватывает странное чувство, будто я стала невесомой, бестелесной, и плыву в темном пространстве.
Концентрирую остатки разума, говоря себе, что босс снова играет со мной. Надо и правда срочно вызвать ему такси! Вот только любой идиот может сообразить, что если застрял джип, то такси точно не проедет!
А значит придется предложить боссу ночлег…
Невозможно! Слишком опасно! Самойлов и так считает, что я у него в кармане… прижимает к себе так уверенно, сильно. Он такой горячий, твердый… Сводит меня с ума своим напором и самоуверенностью. Поцелуй никак не кончается, а я с каждой секундой теряю решимость сопротивляться…
Даже хуже: сама хочу, чтобы происходящее не заканчивалось. Хочу, как никогда раньше не желала ни одного мужчину.
Мужчину, через которого прошла толпа женщин и каждую он оставил с разбитым сердцем…
Идиотка!
Эта мысль, словно пощечина, словно ведро холодной воды, остужает мой поплывший разум.
Контроль над собственным телом постепенно возвращается, напряженно выпрямляю спину.
Шаг первый: разорвать контакт.
Тяжело дыша, отшатываюсь от босса, упираюсь ладонями в его напряженные, точно каменные, плечи. Глубокий вдох, еще один… Но это ошибка. Потому что в ноздри бьет аромат его разгоряченной кожи, дорогого парфюма, заставляя каждую клетку моего тела завопить от желания прижаться к Герману теснее, чтобы больше пропитаться теплом и мужским запахом.
Вдруг понимаю, что впилась ногтями в плечи Самойлова. Сильно. Как дикая кошка.
Отрываю руки, но тут же перемещаю их ему на грудь. Отталкиваю изо всех сил.
У меня ничего не выходит, он как скала, мощный, тяжелый.
Но кажется Герман меня понял, медленно разжал хватку.
Делаю резкий шаг в сторону, только бы не упасть!
Колени дрожат, дыхание рваное, словно только что пробежала стометровку.
Не могу смотреть ему в лицо, для меня это равносильно что собственному позору. Не знаю что сказать, как стереть то что сейчас произошло…
— По закону жанра ты должна влепить мне пощечину, — насмешливо произносит босс.
— Вы хотите, чтобы я дала вам пощечину? — спрашиваю с удивлением.
— Да. Хочу. Потому что тогда, по закону жанра, я снова тебя поцелую.
Он снова смеется надо мной, издевается!
— Пора пить чай, — произношу хрипло, но твердо.
Я больше не пойду на поводу этого мужчины. Не позволю играть со мной как коту с мышью.
Герман слегка наклоняет голову, смотрит на меня с усмешкой.
— Как скажешь, хозяйка. Не могу спорить, тут твоя территория, с тебя станется выкинуть меня на улицу в метель.
— Вот именно, поэтому ведите себя прилично!
— Это сложно, учитываю то что между нами было, — вздыхает Герман. — И обязательно повторится, можешь на это рассчитывать.
Меня вдруг охватывает паника, этот мужчина слишком умен и понимает, как действует на меня. Если это произойдет, то только из-за моей слабости. Но я не могу позволить себе эту слабость!
Надо изо всех сил держать оборону.
— Коснетесь меня еще раз, придется спустить на вас собаку.
— Серьезная угроза, — вздыхает Самойлов. — А я как раз хотел попросить, чтобы ты взяла меня за руку. Ни черта не видно, куда идти. Пошли в дом, Синичкина. А то договоримся до бронхита…
Вбегаем в дом как два снеговика, отряхиваемся. Напряжение немного спадает, пока раздеваемся, дрожа от холода.
— Ну и метель, дочка! — слышу голос мамы, и вот она появляется в нашей маленькой прихожей, столбенея от неожиданности. — У нас гости, Настя?
— Да, мамуль. Это мой босс, Герман Александрович. Он подвозил меня… после деловой встречи. Как ты понимаешь, уехать он не может, пока не расчистят дорогу.
— Ох, здравствуйте. Очень рада. Меня зовут Просковья Игнатьевна, — протягивает руку мама.
— Я тоже рад с вами познакомиться. Простите, что как снег на голову, — улыбается Герман.
— Вот уж точно, снег во всем виноват, — смеется в ответ мама.
Похоже они понравились друг другу, — отмечаю про себя. Теперь мама меня будет заваливать вопросами. Я конечно ей рассказала в общих чертах, о том, что мои обязанности изменились, о том, что Вера ногу сломала. Но о том, как глобально на мне это отразилось — нет. Мама слишком хорошо меня знает, и сказав А, пришлось бы вывалить всю историю… К такому я точно не готова. Больше всего на свете мне хочется, чтобы моя прежняя, простая и понятна жизнь, которая была до новогоднего корпоратива, вернулась.
— Мамуль, поставишь чайник? — говорю устало. — Мы очень замерзли…
— А что вы делали на улице то? Машину что ли откопать пытались? — удивленно спрашивает мама. — Бесполезно это. Тут только трактор поможет, утром приедет. Эх, как жаль, что вы, Герман Александрович, так пострадали из-за дочки. Неудобно очень…
— Ну что вы, Просковья Игнатьевна. Во-первых, это я Настю попросил задержаться на деловой встрече. Да и что такого ужасного, ну снег. Я никуда не тороплюсь. И зовите меня Герман, пожалуйста.
— Мам, мы просто сходили за мобильным, — объясняю устало. — Ничего мы не пытались откопать.
— Да, мы не откапывали, — многозначительно улыбается Герман, а я краснею и посылаю ему яростный взгляд. Он еще и подкалывает! В моем же доме.
— Я сама поставлю чайник, — буркаю под нос и иду на кухню, пока мама заботливо ищет в коридоре тапочки для Германа.
— Вот! Новенькие, никто не одевал, не подумайте! — слышу довольный возглас.
- И чего это с чая ужин начинаем, — мама и босс появляются на пороге в тот момент, когда ставлю чайник на огонь. — Давайте борща погрею? С салом, самое то в такую погоду.
— Мам, мы только из ресторана, — вздыхаю. Хотя лукавлю, мне не понравилась рыба, которую заказал Герман. Излишне сухая. Разве что оливки были вкусные, так что борща очень хочется. Не знаю, зачем веду себя сварливо, наверное, защитная реакция.
— Если честно, я с удовольствием съем борща, — заявляет Герман. — Сто лет не ел домашнего.