Снегурочка для олигарха (СИ) - Бессмертная Майя. Страница 46
В голове, по-прежнему, тяжесть, ноги ватные, а горло адски болит, как будто его разодрала сотня диких кошек. В общем, отвратительно себя чувствую.
Возвращаюсь на пост, и забираю у медсестры свою карту.
— По коридору, выход к лифтам. Поднимешься на четвёртый этаж, кабинет четыреста один. Там очередь будет — подождёшь.
Киваю, беру свою карту, которую врач завёл на меня при поступлении, и, шаркая ногами по вытертому линолеуму, направляюсь к лифтам.
У четыреста первого кабинета и вправду была очередь. Но небольшая — всего три человека. Осмотрев соседей по несчастью, я усаживаюсь на жёсткий колченогий стул, тихонько ожидать своего часа.
В кабинет, постучавшись, входит миловидная девушка небольшого роста, с длинными распущенными волосами. Странно, что она их не убрала — неудобно же с такой копной в больнице ходить. Запутаются — потом морока расчесать будет.
Я прикрываю глаза и пытаюсь немного подремать в неудобной, скрюченной позе. Какая мне, собственно, разница, до её волос? Может, ей так нравится? Вон, парень, сидящий неподалёку, смотрел на неё с нескрываемым удивлением и восхищением. Наверняка, приглянулась.
— Бери в рот!
Открываю глаза от неожиданности. Дверь в кабинет флюорографии приоткрыта, и мне отчётливо слышен голос медсестры, которая командным тоном разговаривает с пациенткой.
— Что?
В голосе девчонки слышатся истерические нотки, и я подпрыгиваю на стуле, как ужаленная. Что там, чёрт возьми, происходит?
— В рот возьми!
— Я вас не понимаю.
Девушка готова разрыдаться. Может, стоит вмешаться? Там, в кабинете, творится что-то странное. Может, медсестра не совсем здорова психически? Что она говорит бедной девушке?
В очереди раздаётся шушуканье. У соседнего кабинета несколько женщин тоже слышат таинственный голос, и озабоченно покачивают головами. Но, никто и не думает вмешаться!
— Волосы свои! Резинки нет, что ли? На тогда, бери в рот, вот так. Мешают они мне на снимке!
В очереди раздаётся смешок — какой-то парень в спортивном костюме прыскает в кулак. И я понимаю, почему. Со стороны это всё действительно слышится очень странно, и если бы на месте медсестры был медбрат, я бы тоже подумала что-нибудь пошлое.
— Всё, одевайтесь, подождите результата в коридоре.
Девчонка выбегает из кабинета вся пунцовая. Видно, что ей тоже было неловко. Парень улыбается, и спрашивает у девушки, расплываясь в глупой ухмылке:
— Ну что, взяла в рот?
— Ага, я так ни одному мужику не подчинялась!
Девушка выпалила интересную фразу, и тут же густо покраснела, поняв, что сказала какую-то пошлость. Но, все собравшиеся у двух кабинетов, уже всё услышали, и мерзко захихикали.
Морщусь. Мне это не кажется забавным, наоборот, жаль беднягу. Представляю, что она пережила. А может, мне не смешно, потому что я плохо себя чувствую?
Девчонка плюхается рядом со мной, и бубнит себе под нос:
— Ну, нечем мне было волосы завязать! Вот эта тётка их скрутила и в рот мне дала, чтобы я держала.
— Да ладно, перестань. Подумаешь!
— Ну, а чего все ржут?
Пожимаю плечами. Ну, не говорить же девушке, что со стороны это смотрелось довольно пошло? Хотя, она, наверное, и сама это понимает.
Медсестра высовывается из кабинета, и отдаёт моей собеседнице лист бумаги с заключением.
— Следующий!
Хихикающий парень в спортивном костюме заходит в кабинет, и тоже оставляет дверь полуоткрытой. Интересно, почему? Вроде, дверь должна плотно закрываться, там же облучение идёт, хоть и минимальное.
Хотя, что я хочу от обычной больницы…
Парень пробыл в кабинете совсем немного, и вскоре опустился на стул, рядом со мной. Отлично! Передо мной остался только один человек!
Тут из-за полуоткрытой двери доносится голос всё той же медсестры:
— Ань! Ну-ка, иди сюда!
— Ого! Это что за чернота?
Я перевожу взгляд на парня — он бледнеет, а лицо непостижимым образом вытягивается. От его иронии не осталось и следа. Мне даже становится жаль беднягу.
— Ужас, да? Всё чёрное! Разве так должно быть?
— Да нет, конечно, смотри, одна чернота ползёт! Кошмар!
Парень на моих глазах начинает судорожно дышать. Я вижу, как ему мгновенно плохеет на глазах, и начинаю трясти его за плечо:
— Эй, ты чего?
— А ты не слышишь? Чернота в лёгких! Мне кранты!
От былой спеси не осталось и следа — парнишка похож на испуганного ребёнка.
— А чувствуешь себя как?
— Да нормально вроде чувствовал. А теперь понимаю — плохо мне. Вот, дышать трудно, руки трясутся, ног вообще не чувствую!
— Перестань, не паникуй!
— Ужас, ужас! Говорила мне мамка, чтобы я не курил — не слушался, с четырнадцати лет дымлю, как паровоз — по пачке в день. Вот и докурился! Все лёгкие прокурил!
— Ну, так бросай!
— Ты не слышишь, что ли? Поздно уже бросать, все лёгкие чёрные! Ох, что я мамке-то скажу? Она ж одна останется, если я помру! Батька-то ещё два года назад помер!
Парень сгибается пополам, охватывает голову руками, и начинает раскачиваться на стуле, как китайский болванчик. Я понимаю, что сейчас его удар хватит — вон какой бледный, аж синий.
— Господи, сделай так, чтобы у меня всё было в норме! Пожалуйста! Я тебе обещаю, что больше к сигаретам не притронусь!
Молодой человек падает на пол и складывает руки в молитве. Нет уж, это уже слишком! Встаю со стула, и врываюсь в кабинет. Две медсестры стоят возле компьютера, и охают.
— Вы потише не можете разговаривать? Там вашему пациенту уже плохо! Все тайны врачебные слышно!
Женщины поворачиваются ко мне, и я читаю на их лицах недоумение.
— Что случилось, девушка? Мы вас вызовем!
— Там парню плохо, который только что у вас был!
— Почему?
— Услышал про черноту в лёгких. Вот-вот в обморок грохнется. Дайте воды, что ли.
Медсёстры переглядываются, а потом начинают хохотать. По щекам одной из них даже потекли слёзы. Я просто опешила от такой бессердечности! Нет, как так можно? А ещё клятву Гиппократа давали!
Отсмеявшись, одна женщина говорит:
— Да мы не про лёгкие говорим!
— А про что?
— Вон, смотрите! Принтер чудит, одни пятна чёрные выдаёт вместо текста. Никак заключение распечатать не можем!
Я выдыхаю и смотрю на стол. Перед медсёстрами лежат несколько испорченных листов, перемазанных чёрной краской.
— Извините.
Разворачиваюсь, и выхожу из кабинета. Парень стоит под дверью и с надеждой смотрит на меня.
— Ну, что там? Правда, принтер у них глючит?
— Ага!
— Господи, слава Богу!
Молодой человек кидается меня на шею и от счастья чмокает в щёку. Я смущённо улыбаюсь и вмиг делаю серьёзное выражение лица.
— Но, ты не забудь, что только что клялся бросить курить.
— Да-да, больше — ни одной сигареты! Спасибо!
Из кабинета высовывается медсестра и протягивает парню листок бумаги, на котором написано заключение вручную, синей шариковой ручкой. Видимо, принтер так и не ожил.
В кабинет ужом проскальзывает женщина, а я прикрываю глаза. Надеюсь, всё пройдёт без эксцессов — я и так уже потеряла кучу времени у этого кабинета. А в плате, наверняка, уже дожидается меня мой сын.
Женщине тоже выдают заключение, написанное от руки, и я вхожу в кабинет. Раздеваюсь до пояса, поднимаю руки вверх, прижимаюсь грудью к пластине. Всё нормально — никто не просит меня взять волосы в рот или сделать ещё что-то интересное.
— Подождите в коридоре.
Киваю.
— Да я уж поняла вашу процедуру.
Наконец, женщина выносит мне заключение, и скрывается в своём кабинете. Так-так, что тут у нас? Одного взгляда хватает мне, чтобы понять, что у меня односторонняя пневмония.
Неприятно, но это спокойно лечится уколами антибиотика. Полежу в больнице несколько дней, подлечусь, и отпрошусь домой. Эта атмосфера меня угнетает. Тем более, что я не хочу, чтобы Пашка привязался к Марату. Вдруг, он захочет, чтобы сын жил с ним? А как же я?