Егорушка в школе - Баршева Марина Сергеевна. Страница 2
— Верно! Вот молодец, ты всегда хорошо придумаешь.
— Мы с Леней понесем, мы — самые большие.
— Нет, я понесу.
— Нет, я!
— И я хочу!
— По очереди понесете, ребята. Идти далеко. Все успеете. Ну-ка, Володя и Леня, идите сюда.
Володя с Леней стали рядом. Взялись за руки крест-накрест.
Егорушка сел, как на стул, а руками обнял их за шеи, чтоб легче было нести.
И так пошли.
В венках. Опутанные цепями — желтыми, зелеными, красными.
Впереди несут Егорушку. И он в венке. Золотой венок.
— Песню, ребята! Веселей будет идти.
Шагали ребята.
Крутилась за ними легкая пыль.
Блестели на солнце золотые венки и цепи. Далеко разносились звонкие ребячьи голоса:
— …Куем мы счастие людей…
Встречные сторонились.
В классе
Самый любимый Егорушкин урок — рисование.
Читать еще не научился. Писать — еле-еле.
А вот рисовать — это он умеет. Сразу понял.
Что хочешь, нарисует.
Сегодня Любовь Николаевна сказала:
— Ребята, нарисуйте про свой дом, про свою семью, кто что хочет.
Дежурный раздал бумагу, карандаши — рисуй!
Егорушка послюнил карандаш. Рамочку нарисовал.
Разукрасил синим и красным.
Потом стал рисовать.
— Что это ты, Егорушка, нарисовал? Никак лошадь?
— Эх-ма, лошадь! Уж ты и скажешь. Любовь Николаевна. Разве не видишь? Кот это… Ваську я нашего нарисовал.
— А я человека умею рисовать, — сказала Аня.
— Ну, человека чего тут уметь. Сейчас и я нарисую.
Опять послюнил.
Кружок наверху. Другой побольше — внизу. Вверху две палочки. Внизу две палочки. Готово дело.
Человек. И с руками. И с ногами.
Еще послюнил.
Вот и дом человеку готов.
На крыше труба. А из трубы дым, дым… завитками.
Над трубой солнце. Круглое, красное солнце. И свет от него во все стороны тоже красный.
— Егорушка, — говорит Любовь Николаевна, — как же человек будет жить в этом доме? Посмотри-ка: человек-то больше дома.
Посмотрел Егорушка. Подумал. И то правда: голова у человека вровень с крышей.
— Ну, я ему голову поменьше сделаю. Сейчас резинкой сотру. Только и делов.
Деревья около дома стал рисовать.
Сломает карандаш. Починит. Послюнит. Порисует. Опять сломает… Опять починит…
Весь лист изрисовал.
— Еще бумаги дайте. Я сейчас трамвай нарисую.
— Нет, уж довольно рисовать, — сказала Любовь Николаевна. — отдохните. Сейчас будем рассказывать. Ну-ка, про свой рисунок кто расскажет?
— Я!
— Нет я!
— Любовь Николаевна, можно я?
— Я про кота нашего расскажу.
— Послушаем, ребята, что Егорушка расскажет.
— У нас в деревне крысы здоровые… во какие! Вот раз наш кот — его звать Васька — под сундук так и лезет, так и лезет. А не подлезть ему — голова не пускает. Танюшка, — это мою сестру так звать, — подняла сундук. К-а-а-к оттуда, выбегли три крысы! А он, Васька-то, как припустится за ними!
— Что ж, поймал?
— Нет, куды! Они под печку схоронились.
— Теперь ты, Аня, расскажи, что нарисовала.
— Я про ребеночка нарисовала. Это наша жиличка пошла вечером на черный ход, а там ребеночек маленький. И в одеяльце. А на одеяльце бумажка приколота. Написано: «Звать Владимир».
— Куда ж ребеночка дели?
— Жиличка его взяла заместо сына. Она когда и мне дает с ним водиться. Я люблю водиться. Он маленький… Вот и все. Больше я не знаю, чего рассказывать.
— Теперь я расскажу — про пожар!
— Любовь Николаевна! Лучше я! Интересное какое! Про жуликов.
— Нет, я про трамвай! Я видал, он с рельсов сошел.
И пошли рассказывать…
До вечера бы не переслушать. Да Любовь Николаевна сказала:
— Теперь давайте придумывать задачи.
У Кати сразу готова задачка:
— Сидело на дереве 4 воробья. К ним прилетело еще 4 воробья. Сколько всех стало?
И сама же сосчитала:
— Всех воробьев стало 8.
— И я придумал, — кричит Шурка. — Сидело на, дереве 4 волка. К ним залезло еще 4 волка. Сколько всех стало?
— Эх-ма! — говорит Егорушка. — А волки-то по деревьям не лазят. У нас в лесу они по земле бегают.
И стал свою задачу рассказывать.
И каждый придумывает. Да потрудней старается.
Только какую трудную ни придумай, Егорушка сразу решит. Поднимает руку и кричит:
— Я срешал!
Долго придумывали. Считали. Каждому ведь хочется.
— Ну, отдохните, — сказала Любовь Николаевна. — Идите в зал поиграйте.
В перемену
Шумят. Кричат. Топочут.
Гул стоит.
А ребятам хоть бы что. Каждый сам кричит, других и не слышит.
Хочется побегать, а нельзя. Тесно.
На собрании решили не бегать, столкнуться можно. Вот не послушались, бегали. И что же?
У Бориса на лбу шишка.
Пете Сидоркину нос в кровь разбили.
Сене Митяеву зуб вышибли.
А уж так, так хочется побегать!
Хорошо бы и ножку девчонкам подставить — опять нельзя! Они сейчас в учком наябедничают — тогда разделывайся. А сами, сами не слушаются. Тихонько, тихонько, как мышки, вдоль стен бегают, в салочки играют.
И Егорушка не слушается. Выбежал из класса. Раскатился на полу, как на льду. Их ты!
— Шурка! Минька! прокатите меня! Потом я вас.
Присел на корточки.
Шурка, и Минька за руки его потащили. Покатили.
Егорушка как на салазках.
Вон там в мяч играют.
Мяч тугой, здоровый. Так и летает. Так и летает. Только поспевай — лови! Скакнул здесь, скакнул там, а сейчас на другом конце скачет, и все за ним скачут.
Егорушка у всех под ногами вертится. Сам, как мячик, прыгает. Уж так хочется хоть разок поймать да самому вверх подбросить.
Д-з-з-з-и-н-н-н-ь!..
Зазвенело стекло. Осколки посыпались на пол.
И сразу сделалось тихо.
Все замолчали. Столпились. Смотрят на окно. На осколки. На дежурную учительницу.
— Дошалились, — говорит она. — Разбили стекло… Как же это вы, ребята, так неосторожно? Кто разбил?
Никто не отвечает. Только шепчутся.
— Здорово бабахнул. Вдребезги.
— Она разбила. Я видал.
— Что ты врешь! Она не играла. Всегда на девочек…
— Сам ты разбил.
— У меня и в руках-то не было мяча. Я только смотрел.
А учительница опять:
— Что ж вы молчите, ребята? Кто умел разбить, должен уметь и сознаться. Надо набраться храбрости и сказать.
Опять молчат. Верно, тот, кто разбил, храбрости набирается.
И вдруг… тихонько так. Голос дрожит.
— Я… разбил…
Вон тот маленький мальчик. Рыженький. Стоит весь красный и пояс руками крутит, крутит.
— Я нечаянно… хотел в потолок, а он в окно… Он сам скакнул.
— Эх, мальчик! Надо быть осторожней. Теперь нечего делать — придется тебе заплатить за стекло. Скажи родителям.
Заговорили:
— Попадет ему!
— Влетит!
— Поделом. Не бей!
— Стекло дорогое.
А Лиза что-то шепчет Кате.
— Скажи, скажи.
— Ну что ж, и скажу.
И сказала.
Немножко боялась, и голос дрожал, а все-таки сказала:
— Это неправильно ребята… Мы все играли… Почему один Егорушка будет платить? Он нечаянно… Пускай и мы будем платить.
Тут все загудели. Заспорили.
— Так как же, ребята, — спросила учительница, — один Егорушка заплатит за стекло или все?
— И мы!
— Все!
— Пускай все платят!
Только Сеня Митяев ворчал:
— Сам разбил — сам и плати. Этак и мы все разбивать будем.
А Петя Сидоркин дернул Егорушку за вихор и сказал.
— Эх ты, стекольщик!
И опять все стали веселые.