Пле(мя)нница (СИ) - Сашина Ая. Страница 35
Елена Федоровна машет головой, будто соглашаясь с моими словами, делает ещё один глоток напитка. Впервые вижу её в таком нестабильном состоянии. Обычно она спокойна и весела. И абсолютно непробиваема. Ветры могут дуть со всех сторон, а она будет стоять, не шелохнувшись.
Но не сегодня. В данный момент Елену Федоровну едва ли не потряхивает от эмоций. И меня это пугает. Очень пугает. Вспоминаю Субботина… Он, конечно, при любом раскладе меня поддержит, но то, что я, наверное, подвела его, ведь он за меня ручался, это расстраивает ещё сильнее.
— Давно не разговаривали с тобой по душам, — чашка громко звенит, когда Елена Федоровна ставит её на стол. Это бьет по нервам.
Не понимаю, к чему она клонит. По душам? Зачем ей лезть ко мне в душу? Она и так обо мне всё давно знает. Не о себе же она хочет рассказать? Тревога подбирается уже к горлу, сжимает его, мешая дышать.
— Так всё же хорошо, вроде, — несу что-то невнятное.
— Ну, понятно, что хорошо, — резко срывается она на повышенный тон. — Но поговорить всё же, думаю, об этом стоит.
— Я не понимаю, о чем Вы, — признаюсь честно. От этой чехарды мне всё хуже и хуже. Пусть прямо скажет, чего хочет от меня.
— Тебя вчера с работы дядя забирал? — меняет она неожиданно тему.
Или не неожиданно? Не к этому ли она изначально подводила разговор? Сердце начинает биться так сильно, что в груди чувствуется боль.
— Да, — катастрофически не хватает воздуха.
— И позавчера! — это не вопрос. Прямое обвинение. Тон, взгляд… Без сомнений.
— М… да, — тяжело сглатываю. Хочется добавить что-то еще, как-то оправдаться, но мозг отказывается соображать. В голове шум. Лишь удары собственного сердца отдаются в ушах.
— Вы же, насколько я помню, не общались, — снова обвинительный приговор в словах.
— Теперь общаемся, — тихо объясняю, хотя понимаю, что не должна отчитываться перед кем-либо. Это моё личное дело.
— Видела я вчера, как вы общаетесь, — скабрезно усмехается Елена Федоровна, затем осуждающе качает головой.
По сердцу будто ножом полоснули. Пытаюсь понять, что она могла вчера увидеть, и по мере того, как воспоминания проносятся в голове, моё лицо приобретает свекольный окрас. Поцелуй…
— Никогда в жизни не ожидала увидеть подобного ужаса, — начинает вычитывать женщина, когда понимает по моему лицу, что я догадалась, о чем она сейчас говорила. — Это же… Вы… — она кипит от гнева. Хватается опять за чашку, наливает уже чистый коньяк, залпом опрокидывает в себя.
От стыда не могу пошевелиться. Мысли путаются. Не знаю, что сказать, что сделать. Хотя, что бы ни сказала сейчас, это не поможет. Да и сделать уже ничего нельзя. Мы с Егором уже сделали… Натворили…
Как в ту ночь, когда всё произошло впервые, меня настигает понимание того, какой грех я совершила. Мне от этого уже не отмыться никогда в жизни. И чем я только думала? На что надеялась? На то, что всё будет шито-крыто белыми нитками? Даже совесть собственную заглушила. Заставила себя поверить в то, что любовь не может быть грязной.
Как же я ошибалась. Накрывает паника. Хочется снова, как и тогда, раствориться, исчезнуть. Теперь, когда о нашей с Егором связи знает посторонний человек, не получится снова убедить себя в том, что наши отношения имеют право на существование.
Нет! Эти отношения ничего, кроме как брезгливости, омерзения, не заслуживают. Елена Федоровна яркое тому доказательство. То, как она сейчас смотрит на меня, как наотмашь бьет словами, подтверждают весь ужас нашего с Егором решения быть вместе.
Егор… При воспоминании о Субботине хочется заплакать.
Егор… Неужели это всё?.. Сердце рвется из груди. Несмотря на то, что пять секунд назад я думала о том, как грязно всё то, что между нами случилось, воскрешаю в памяти образ Егора… и падаю в пропасть. Чувства к этому мужчине живы, как никогда, и ещё более сильны, чем прежде.
Падшая… Позор на всю семью… Бог не простит… Слова, которые кричит мне в лицо Елена Федоровна, бьют больно. Жаль не смертельно.
— Шлюха сопливая, — входит в раж моя начальница. — Не видели бы тебя мои глаза. И дядю твоего. Можешь так и передать ему.
— Сами передайте, — говорю, резко поднимая голову. Чувствую вдруг такую злость… На себя. На Егора. На судьбу, которая так испытывает меня. На эту женщину… Почему она всё решила вылить на меня? Почему не позвонила Егору? Почему не высказывает, глядя в глаза ему? Конечно… Субботина она боится. С ним бы она так не смогла разговаривать. Да он бы никогда и не позволил так с собой разговаривать. Он всегда говорит мне, что нужно уметь защищать себя.
Впервые в жизни мне так сильно хочется последовать его совету — защитить себя.
— Ты еще и огрызаешься? — звереет на глазах Елена Федоровна. — Ты уволена. Не хочу тебя видеть. Блядства у себя в отделе не допущу.
Выхожу из кабинета, не замечая никого и ничего. Забираю вещи и бегу прочь из этого здания. Улицы, тротуары, машины, люди… Всё сливается перед глазами, затянутыми слезной пеленой. Но я всё же не плачу. Бесцельно иду, совершенно не понимая, что происходит вокруг. Время словно замерло. Мир остановился.
Из странного оцепенения меня выводит мелодия мобильного, доносящаяся из сумки. Словно оживаю в этот миг, осматриваюсь по сторонам, останавливаюсь посреди дорожки, вынуждая недовольно ворчащих людей обходить меня.
Звонит Субботин. Смотрю на телефон, будто на одно из чудес света. В итоге сбрасываю вызов. Я не могу сейчас ответить ему. Я не знаю, что говорить… Душа разодрана в клочья. Егор бы сумел собрать меня заново, оживить, зажечь в моих глазах свет, но зачем? Сколько продлится ещё один этап до очередного взрыва, когда кто-то снова узнает о нас? А если это будет моя мама? Или сестра? Или бывшая жена Егора? Или… Катя??? В глазах мутнеет от представленных картин. Да я заживо умру от позора.
Сажусь на маршрутку и еду домой, в свою комнатушку, где Субботин достает до потолка рукой. Надеюсь, Лизки дома не будет, но мне не везет. Этот день, наверное, решил окончательно меня добить.
Лизка смотрит на меня таким ошалелым взглядом, что мне даже хочется её успокоить.
— Всё нормально, — замогильным голосом произношу я, направляясь в свою комнату.
— Вы расстались? — доносится до меня несмелое, когда я практически закрываю за собой дверь.
Ноги цепенеют. Что??? Она тоже знает?
Медленно поворачиваюсь к подруге.
— Ты о чем? С кем расстались?
— С Егором, — Лизка смотрит на меня так жалобно, что я не могу больше держать в себе эмоции. Ненавистная слеза катится по щеке.
— Откуда ты знаешь?..
Лиза подходит ближе. Она просто-напросто не слышит того, что я спрашиваю. Повторяю вопрос чуть громче.
— О чем знаю? Что вы… вместе? — во взгляде подруги, по крайней мере, нет такого осуждения, как было у Елены Федоровны. Хотя, судя по тону в голосе, она, конечно, это тоже осуждает.
— Да, — прохожу в комнату, сажусь на диван, сжимаюсь в комок.
— Ты бы видела со стороны, как он на тебя смотрел, когда приезжал за тобой ночью. Да и зачем было ехать? Сразу стало всё понятно. И потом… Я видела, как ты его обняла, когда спустилась.
Некоторое время мы сидим молча. Я лишь безразлично смахиваю со щек слезы, чтобы соль не разъедала губы. Я оказалась на дне глубокой бездны, и как оттуда выбираться совершенно не представляю.
Снова звонит Егор. Смотрю на его фотографию, и слезы текут ещё сильнее. Я понимаю, что это финал нашей истории. Истории, которой вообще не должно было быть.
— Так, может, расскажешь, что у вас сегодня случилось? — напоминает о себе Савельева.
— С Егором ничего. Елена Федоровна увидела вчера, как мы целовались в машине.
— Вы совсем чокнулись? — открывает рот от удивления Лиза.
Наверное, так и есть… Идиоты, разум которых затмили чувства. Хотя… Я же не знаю, какие чувства испытывает ко мне Егор. Возможно, это просто страсть??? Значит, для него не будет слишком болезненным наш разрыв? А я?.. А как же я?.. Пока что я вообще не понимаю, как жить дальше. Последние недели я словно шла по асфальтированной дороге, и вдруг дорога закончилась. Вокруг пыльная пустыня, и куда двигаться дальше совсем непонятно. Да и не хочется двигаться, если уж совсем честно. Зачем?