Пле(мя)нница (СИ) - Сашина Ая. Страница 42

— Мам, — зову, застыв на пороге. Всё так странно… Никогда прежде я не сталкивалась с чем-то подобным. Маму будто подменили.

— М-м, — отзывается она, так и не взглянув в ответ.

— Всё нормально? — задаю банальный вопрос. Но даже предположить не могу, что такого могло приключиться, чтобы она так изменила своё отношение ко мне. Если только… Дыхание перекрывает. Она ведь не могла догадаться или узнать о Егоре? Нет, конечно. Откуда???

— У нас — да. А у тебя?

— И у меня — да, — едва дыша, отвечаю я.

— Да ты что? — она с грохотом опускает ложку на столешницу. — Может, тогда подробнее расскажешь, когда это встречаться с собственным дядей стало нормой?

Ноги подкашиваются. Прижимаюсь боком к стене. Знает… Она знает…

— Как ты узнала? — чувствую, как кровь отхлынула от лица. Наверное, впервые в жизни я не краснею, а белею от сильных эмоций.

— Дядя твой ненаглядный вчера ко мне в гости приезжал. Просил, правда, не говорить тебе об этом, но я не собираюсь тебе врать. Не врала прежде никогда, не буду и сейчас. В отличие от некоторых, — делает упор на последнее слово, наверняка, имея в виду Субботина.

Мысли в голове мечутся. Зачем Егор сюда поехал? Почему не рассказал? Чего он хотел этим добиться? Думал, что я так и не решусь рассказать маме?

— Что он тебе сказал? — не своим голосом спрашиваю я. Поступок Егора путает все мои планы. Я ведь сначала хотела рассказать маме, как сильно полюбила одного человека, какой он замечательный, необыкновенный, как он заботится обо мне. И только потом собиралась назвать имя этого человека. А мама, оказывается, имя уже знает. Разве станет она сейчас слушать мою историю о великой силе любви, разрушающей все преграды?

— Правду сказал. Ужасную правду, от которой волосы на голове до сих пор дыбом встают, — мама отходит от плиты и достает с полки успокоительные капли. Замечаю, как дрожат её руки.

Понимание того, как я разочаровала маму, причиняет сильнейшую боль. Мама… Единственная. Самая лучшая. Человек, который всегда меня поддерживал, защищал, оберегал. В конце концов мама подарила мне жизнь. Разве имела я право подвергнуть её такому испытанию?

— И я ведь до этой минуты не верила до конца в то, что сказал Егор. Убеждала себя, что ты не могла бы так сделать, что я тебя не так воспитывала, что ты у меня умница.

На глаза набегают слезы. Елена Федоровна, когда отчитывала меня, даже матерные слова использовала, но, признаюсь, было не так больно, как сейчас.

— Прости, — прижимаю пальцы к переносице, пытаясь удержать слезы.

— Простить? — мама выпивает капли. — Прощу, если ты сейчас же пообещаешь мне, что больше не будешь с ним… общаться.

Ну, вот… То, чего я боялась больше всего, случилось. Мама поставила меня перед выбором.

— Мам, я люблю Егора, — пытаюсь достучаться до неё.

— Господи, — всплескивает она руками, — избавь меня от этого, не могу это слышать.

Замолкаю. Вижу, как убивают маму мои признания в запретной любви. Но совсем закрыть эту тему, конечно, не могу. Буду бороться до конца.

— А если я не могу оставить Егора? — это чистая правда. Как я не представляю своей жизни без мамы, так не представляю и без Субботина.

Мама снова взывает к Господу, умоляя образумить меня. В её глазах стоят слезы. Я не могу сдержать собственных слез. Они тихо катятся по щекам.

— Не можешь? Здесь неуместно это слово. Ты должна! И ещё я хочу, чтобы ты вернулась жить домой. Хватит с нас большого города.

Качаю отрицательно головой. Нет. Я не смогу уже здесь. Этот маленький городок задушит меня.

— Я не вернусь.

— И не оставишь его? — мама прижимает руку к сердцу. На её лице ужас.

— Не оставлю, — выдавливаю из себя, ощущая, как всё тело начинает вибрировать от напряжения.

— Значит, он для тебя важнее, чем я, чем Настя?

— Я вас всех люблю.

— Я вижу, — мама выключает огонь на плите и идет в свою комнату. Я пытаюсь последовать за ней, но она останавливает меня взмахом руки. — Оставь меня, — опустошенно произносит, скрываясь в спальне.

Через какое-то время возвращается сестра. Я сижу в нашей комнате, чернее ночи. Держу в руках телефон, никак не могу собраться с силами и позвонить Егору. Знаю, как он сейчас переживает за меня, за нас. к.ни.го.ед.нет

— Что происходит? — Настя опускается рядом со мной.

Я не могу ей рассказать. Наверное, она ещё маленькая для того, чтобы слышать подобные истории. Хотя… Ей всё равно придется узнать об этом рано или поздно.

Неожиданно раздается звонок в дверь. Мы с сестрой переглядываемся. У меня почему-то возникает мысль, что приехал Субботин. Спрыгиваю с кровати и несусь открывать. Сестра не отстает. Не глядя в глазок, распахиваю дверь. И без того колотящееся сердце обрывается. На меня обеспокоенно смотрит тетя Люба, наш участковый врач.

— Где мама?

— У себя, — дрожащим голосом выдавливаю из себя. Маме плохо? Почему она не позвала меня?

Тетя Люба, не разуваясь идет к маме. Была у нас не раз, потому дорогу знает.

— Ну, рассказывай, Тимофеевна, — говорит доктор, присаживаясь рядом с мамой на диван. — Насколько высокое, — кивает на тонометр.

— Сделай укол, — еле шепчет мама. Она белая, как полотно.

Жмемся с сестрой у входа. Насколько я знаю, у мамы уже давно не было подобных приступов. Последний раз такое случилось, когда умер мой папа.

Тетя Люба измеряет маме давление, вздыхает и начинает доставать из чемоданчика всё необходимое для укола.

— Девчонки, кто маму довел до такого состояния? — не оборачиваясь к нам, громко спрашивает тетя Люба.

Мы молчим. Настя очень напугана. Я же готова провалиться сквозь землю от осознания собственной вины.

— Будьте рядом с ней, — советует на прощание тетя Люба.

Настя идет провожать доктора, я же подхожу к маме. Нежно целую её в лоб, глажу холодные ладони, сложенные на груди.

— Мамочка, не пугай нас так. Мы тебя очень любим.

— Ты должна расстаться с ним, — шепчет мама. — Слышишь, Алина? Или это однажды убьет меня.

Я не успеваю ответить. Возвращается Настя. Дежурим возле мамы до самого вечера. В свою комнату я захожу, когда часы показывают уже восемь. На телефоне два пропущенных от Егора. Откладывать звонок нельзя. Сердце разрывается на куски. Егор ведь тоже там страдает от неизвестности.

Субботин отвечает практически сразу.

— Привет. Ты хочешь свести меня с ума? Алин…

— Привет. Извини, — сжимаюсь в уголке возле стены, натягивая на себя плед. Как же хочется сейчас оказаться в его объятиях. Ну, почему всё так сложно? Почему мы с ним родственники? Может, нам действительно самой судьбой не предначертано быть вместе?

— Рассказывай, — просит он.

— Всё ужасно. У мамы случился приступ. Приезжал доктор.

— Как она?

— Уже всё нормально. Но… Егор… — хочется заплакать сильно-сильно, навзрыд. — Мама сказала, что никогда не примет того, что мы с тобой вместе. Она требует, чтобы мы расстались.

— Это было ожидаемо, — с горечью произносит он.

— Почему ты, кстати, не сказал, что приезжал сюда вчера?

— Я должен был принять первый удар на себя.

— Спасибо тебе! — стираю слезы, стараясь сделать так, чтобы Егор не услышал, что я плачу.

— Тебе не за что благодарить меня. Что теперь, Алин?

Я долго молчу, собираясь с духом. Выбор, который сейчас стоит передо мной, это совсем не выбор. Что бы я ни выбрала сейчас — это будет моя маленькая смерть.

— Давай пока возьмем паузу, — прошу я жалобно. — Я очень боюсь за маму, за её здоровье.

— Я понимаю твой страх, — искренне говорит он. — Но что значит на паузу? Сколько будет длиться эта пауза? До каких пор? Знаешь, Алин, какие ассоциации сейчас у меня возникли?..

— Расскажи…

— Что бы ты выбрала? Быструю смерть или медленную, мучительную?

— Ясно… — мой голос прерывается. Наши мысли о смерти сошлись.

— Алин… — я слышу, что ему тоже очень тяжело говорить. — Паузы не будет. Либо мы вместе, начиная с «сейчас», либо никогда. У тебя есть выходные, чтобы принять окончательное решение. Потом ты вернешься, и мы поговорим.