Похоже, игра окончена. Том Пятый (СИ) - Новиков Николай Васильевич. Страница 12
— Умничка, — я улыбаюсь и беру копьё, — Правильный выбор.
Девушка встаёт с колена, а я подхожу к страдающему старику в форме разорванного мяса.
— «На самом деле, Шезму, она хотела тебя любить», — говорю я телепатией прямиком в его сознании, — «Именно Лилит попросила тебя убить. Не знаю почему, но она не хочет, чтобы ты мучался. Она до последнего верит в мнимое семейное счастье, даже несмотря на всё, что ты с ней сделал. Надеюсь, в тебе осталась капелька отцовских чувств, и сейчас ты хоть на секунду, но порадовался, что у тебя такая замечательная дочурка. Хоть она этого и не говорила, но она хочет, чтобы ты тоже был счастлив. Даже несмотря на всё…», — заношу копьё над головой, — «Но я бы и сам тебя не оставил. Прощай, Шезму. Спасибо тебе за всё. Ты фактически даровал мне жизнь — без тебя, я бы давно умер. Правда спасибо»
Замах, выпад. Остриё плавно вошло в размякший череп Бога Крови, а наблюдавшая за этим дочь негромко вскрикивает.
Всё же, он был её отцом…
— Ч-что?! — стоящий и совершенно здоровый Шезму ошарашенно вертел головой, — Что за дерьмо?!
— Моё сознание, похоже, — вздохнул я, как и всегда чувствуя здесь умиротворение.
Да, как и думал — особо сильных существ переносит в измерение белых нитей, и лишь после личного разговора я могу их убедить воскреснуть под моим началом. Так было с Кхларом, так происходит и с Шезму.
— Что ты со мной сделал?! Ты же обещал убить меня! — прокричал Бог Крови и занёс руку для удара.
Мы стояли в метре друг от друга, и взмах его когтистой лапы наверняка бы меня достал, если бы не полный контроль над всем измерением. Я просто представил, словно нахожусь в трёх местах одновременно, и в определённый момент перенёс материальность в одно из них. Шезму рубанул по моей голове, однако длинные когти прошли мимо и он пролетел сквозь меня.
— Я и так тебя убил, — отвечаю я, — Там, в реальности, ты уже мёртв.
Странно. В голове почему-то вновь опустело. Все эмоции, что раньше обременяли сознание и мысли, расступились перед одной-единственной целью:
— Шезму, я хочу тебе кое-что показать, — сказал я, а в руке материализовалось копьё, — Прошу, потерпи немного. Это необходимо.
— Ч-что?! — рявкнул мужчина.
Я вновь вгляделся в его совершенно обычное, испуганное лицо, что пыталось скрыть слабость за ненавистью.
Находясь здесь, в измерении наших сознаний, я прекрасно понимал причину его поведения, жизни и отношения к дочери. Я не видел его прошлого, не знал, из-за чего именно он пришёл к такому характеру, но я отчётливо лицезрел главный барьер, что мешал ему измениться.
Всему виной была ненависть.
— Прости, Шезму, но сейчас тебе придётся страдать. Я правда не хочу этого делать. Но…, — замахиваюсь копьём, — Это для твоего же блага. Прошу, пожалуйста, прости меня, когда всё закончится.
Бросок. Оружие пробивает призрачную голову насквозь и разрубает череп надвое.
— А-А-А-А-А-А-А! — мужчина схватился за голову, — Ч-что… ЧТО ТЫ СДЕЛАЛ?! — завопил он дрожащим голосом.
— Если убить сильное существо, то я могу показать ему фрагмент своих воспоминаний. Увы, этот фрагмент настолько мал, что в него не помещается и получаса. Но я также откуда-то знаю, что в этом измерении мы можем находиться сколь угодно долго, — замахиваюсь копьём, — И умереть без моей команды здесь никто не способен.
Броском я разрываю его рёбра и пробиваю лёгкие, отшвыривая дёргающийся труп на несколько метров.
В то же время воспоминания моего детства проносится перед нашими глазами.
— А-А-А-А-А! — Шезму хватается за грудь и закашливается слюной, — Хва… хватит!
— Причина всех страданий, что тебя окружают — ненависть, — отрубаю ему голову.
Крик.
— Но не пойми неправильно — ненависть, это хорошая эмоция. Она способна дать такой стимул к счастью, на какой не способна ни одна другая светлая эмоция, — телекинезом разрываю собеседника надвое.
Вопль. Шезму лежал и корёжился от фантомной боли, безустанно разрывая горло в истеричном крике и просматривая моменты моего избиения другими детдомовцами.
— Но к тебе это, увы, не относится, — создаю в руках двуручный меч и заношу над мужчиной, — Я покажу тебе, что испытывают жертвы твоей, неправильной ненависти.
Опускаю. Слышится звук разрываемой плоти.
Крик.
/Спустя три дня в измерении белых нитей/
— Понимаешь ли…, — замахиваюсь топором, — Наша с Лилит судьба очень похожа. Просмотрев мою, ты поймёшь, что испытывала твоя дочь.
— СТОЙ! ХВАТИ…
Рублю горло. Шезму падает наземь, машинально хватается за порез и в предсмертной агонии пытается втянуть воздух.
Пространство рябит. Мы оба стоим в метре друг от друга.
— Пожалуйста…, — он бессильно падает на колени, — Я… я больше не могу. Стой!
Задираю копьё.
— СТОЙ! Я ПОНЯЛ, ЧТО…
— Я же вижу, что не понял.
Пробиваю затылок. Труп Шезму сразу же задёргался в предсмертных конвульсиях, а частичка воспоминаний перетекла меж двух переплетённых сознаний.
Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
— А-А-А-А-А! — на всё пространство разнёсся вопль ужаса.
По его щекам бежали слёзы.
/Спустя пять дней постоянных смертей Шезму/
— Хватит! — кричал он.
Срезаю половину головы. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя неделю постоянных смертей Шезму/
— Прошу! Оста…
Крушу череп. Труп, получивший частичку моих воспоминаний, падает в лужу собственной крови.
Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя неделю и три дня постоянных смертей Шезму/
— ОСТАНОВИСЬ! — вопил Шезму, — ХВАТИТ! СКОЛЬКО МОЖНО?! — со слезами на глазах он шёл в мою сторону, — Я понял! Я всё понял! Моя ненависть на весь мир ничего бы не решила! Да, я был неправ, так издеваясь над дочерью! Прошу, хватит меня пытать!
Неделя и три дня; периодичностью в двадцать секунд; cорок три тысячи двести раз — именно столько Шезму испытал свою смерть. Я отрезал ему голову, разрывал надвое, вырывал сердце, испепелял, превращал в груду костей и использовал вообще все способы убийства, на кои был способен мой мозг. И в то же время я никогда не убивал его болезненно — все разы он умирал мгновенно и не дольше секунды. Но даже так, это была невероятная агония. Прочувствовать смерть сорок три тысячи двести раз — это невыносимо.
Уж мне ли не знать.
— Я дерьмо! Поганое дерьмо! Я видел твою жизнь, видел, как страдают дети! Как страдают люди! Хватит. Пожалуйста…, — он упал на колени и заплакал, — Пожалуйста… я больше не могу умирать… я не хо…
— Остался бункер. Прости, — в руке появляется меч.
— НЕ-Е-Е-Е-Е…
Голова валится с его плеч. Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя две недели постоянных смертей Шезму/
— ХВАТИТ! Я ВСЁ ПО…
Превращаю его в пыль. Фрагмент моих пыток в Атараксисе переносится в его память.
Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя две с половиной недели постоянных смертей Шезму/
— СТОЙ! ПРОШУ!
Вырываю хребет. Вместе с тем призрак видит, как я, ещё будучи ноль-вторым, собственноручно сжигаю дом с запертыми внутри детьми.
Моргаю.
Мы оба стоим в метре друг от друга.
/Спустя три недели постоянных смертей Шезму/
— Остановись!
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три недели и один день постоянных смертей Шезму/
— Пожалуйста.
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три недели и два дня постоянных смертей Шезму/
— Прошу…
Убиваю. Моргаю. Мы оба стоим в метре друг от друга.
Снова.
/Спустя три с половиной недели постоянных смертей Шезму/