Обернись моим счастьем (СИ) - Тур Тереза. Страница 60

Его величество произнес блистательную речь! О том, что клянется никогда и никому не отказывать в помощи, только бы «пришли и попросили». И он ведь прав! Никто бы не отказал, если бы пришли с миром. Правитель мудр. Настолько, что склонил голову перед врагом, благодаря его за то, что открыл глаза львам на самих себя.

Питер Марлоу работал всю ночь, но решил поставленную перед ним задачу. Все-таки гений… Гений этот Питер Марлоу! Артефакт обменяли на своих — все подмененные оборотни вернулись в клан и сейчас под присмотром лекарей. Угрозы жизни и здоровью нет — будут незначительные проблемы с памятью, но это они еще легко отделались…

— Арктур? Вы в порядке? — Сварр слегка толкнул начальника, желая убедиться, что тому не стало плохо — слишком бледным и неподвижным был оборотень. — Если что — лекарей можно вызвать по связи.

— Спасибо, Сварр. Не нужно, — кивнул Ральф, в глубине души искренне благодаря своего подчиненного за то, что тот вернул его к действительности из круговорота бесконечных мыслей.

Фил, ожидавший, похоже, чего угодно, только не того, что ему оставят жизнь и отдадут артефакт, замер и уставился на короля.

— Это не проявление слабости, — король говорил негромко, но так, чтобы услышали все, стоявшие на площади. — Нельзя, чтобы на руках было столько крови, сколько хотели пролить вы! Идите. И Льярра вам судья.

Фил исчезает. Остается Нимертия. Женщина дрожит, но глаз не опускает. Там, в глубине — плещется ненависть. Нимертия Марлоу всходит на помост.

Король, ничего не говоря, уступает место артефактору. Питер Марлоу становится перед сестрой и протягивает ей кулон изгнанницы.

Ральфу вдруг показалось — камень вспыхнул радугой в свете уходящего солнца…

…

— Вы сжульничали с кулоном? — Ральф налил Питеру вина.

Они ужинали в особняке Арктура. С того момента, как артефактор объявил о том, что спасся и никогда не умирал, он предпочитал не бывать дома. Морган, конечно, еще слаб. Клай тоже не совсем оправилась. Но одно дело — обеспечить необходимыми артефактами и запасом зелий для полного выздоровления, и совсем другое — испытывать на себе бесконечно долгие, укоризненные, полные обвинения и боли взгляды. Ариадна — та и вовсе ушла из дома в собственную квартиру. Оттого Питеру Марлоу и Ральфу Арктуру вдвоем было комфортно — они оба были в одинаковом положении — отвергнуты и забыты.

— Конечно, сжульничал, — кивнул Марлоу, принимая бокал.

— То есть…

— Во-первых, выкинет туда, где ее будут ждать и где о ней позаботятся. Я договорился. Во-вторых, там ей оставлен неплохой первоначальный капитал.

— Щедро, — Ральф кивнул. — Есть еще и «в-третьих»?

— Есть. С кулоном можно путешествовать. Может, когда-нибудь, она найдет то место, где женщины могут быть артефакторами.

— Я слышал, такие миры есть, — задумчиво проговорил оборотень.

— Я знаю, что они есть. Я там был, — ответил артефактор.

Они замолчали и уставились в окно, любуясь теплыми красками заката.

— Вы… не можете пробраться к ней, Ральф? — тихо спросил Марлоу у оборотня.

— Нет. Льярра меня не пускает.

— А если она не вернется? Отправится, скажем, искать мир, где она сможет быть собой? Женщиной? Артефактором…

— Отправлюсь ее искать, — оборотень сжал в кулаке салфетку.

— Ну, найдешь ты ее, — пискнула сильфа, неожиданно возникнув между ними. — И что? Будешь снова в рамки загонять, счастливую герцогиню из нее делать?

— Рикки! — обрадовался Ральф.

Герра не появлялась уже несколько дней. Злилась. Поэтому визит сильфы его величества… хоть что-то! Подругу послала Герра — иначе и быть не могло, а это значит, рано или поздно синий таракан его простит!

— Добрый вечер, — поклонился сильфе Питер.

— Добрый? — фыркнула Рикки. — Это у вас он добрый! Сидят, пьют вино! А девочка там одна! Одна в целом мире!

Мужчины переглянулись и сникли.

— Хотела бы сказать, что скучает, но… Бе-бе-бе! Не скажу. Не заслужили!

— Как мне туда попасть? — спросил Ральф.

— Не знаю. Тебе — не знаю.

Алекс

Закаты в Льярре… Прекрасные, упоительные. Они восстанавливают силы, околдовывают, шепчут удивительные сказки и навевают цветные сны. Каждый вечер я забиралась куда-нибудь повыше, усаживалась на песок и, скрестив ноги, замирала, наблюдая за буйством красок пылающего горизонта.

Потом приступала к корзинке госпожи Клай. Льярра не пускала никого по моей просьбе, но она не запрещала уходить мне самой, куда и когда захочу. Ночью я пробиралась к себе в лабораторию. Думаю, отец знал. Знал, но не смел мне мешать. Понимал, что мне нужно время, и я была ему за это благодарна. Ему и всем остальным. А мадам Клай… Белая медведица пекла булочки с корицей, варила кофе, складывала все это в корзинку и оставляла в лаборатории с надеждой, что я заберу. А по ночам, наверное, просила звезды дать мне сил…

Сил и мудрости разобраться в себе. Вообще, это было странное самоизгнание. Странное, но прекрасное! С едой от медведя-оборотня и любимой лабораторией.

Днем я львицей носилась по новой Вселенной, пока не устану, потом спала, а остаток ночи до раннего рассвета сидела в лаборатории. Меня волновал вопрос, связанный с личинами, скрывающими запах зельями и прочими радостями, маскирующими истинную сущность.

Я хотела создать артефакт. Кристалл, позволяющий стереть чары и видеть, кто перед тобой — хватит сюрпризов! Подумать только, рядом со мной всю жизнь были оборотни — белая медведица и серый пес, а я… ничего не знала, не знала, что я — лев! И это не считая того, что много лет в королевстве хозяйничали метаморфы, которых никто не мог разоблачить. Даже отец. Так что на загадках и сюрпризах пора ставить крест!

Герра надо мной смеялась. По ее мнению, оборотень-лев и так знает, кто перед ним.

— На кончике носа и в сердце! — поучала синяя бабочка, кувыркаясь в горячем воздухе Льярры. — Надо лишь научиться замечать в этом мире не только себя.

Я кивала, не споря, и упорно искала ответы. Удивительные существа — сильфы. Мудрые, загадочные, по-детски непосредственные создания.

— Какой упрямый львенок, — с восторгом говорила Герра Рикки, что тоже часто прилетала меня проведать.

Сильфам нигде не было преград! Они светились все ярче, подобно тому, как с каждым днем все прекраснее становились закаты. Мир Льярры оживал, с каждым часом становясь плотнее и реальнее. Сильфы воспитывали крошку Рагги, моего маленького сильфа. Он так радовался, когда у него получалось! Преподавательницы его были строги, но справедливы. Я им не мешала, я просто любила их всех, позволяя спать у себя на загривке и за ушами. Ночи в Льярре прохладны, а утром, если посильнее тряхнуть головой — они разлетаются во все стороны с диким визгом! Это так весело, не понимаю, почему Ральф этого не любил?

Ральф…

Он появлялся во сне, мой лев. Он звал меня. Беззвучно. Терпеливо. Умолял о прощении. Не рычал, не пытался спорить, — просто ждал, и сердце мое разрывалось от боли и тоски.

Да. Я злилась. Порой хотелось его растерзать! За то, что дал почувствовать себя любимой, желанной, а потом взял, и все разрушил.

Я просыпалась в слезах. Умывалась и шла радоваться миру и радовать его собой. Конечно, я понимала, что всю жизнь не проживешь отшельницей в Льярре. Но даже спустя несколько дней одиночества я так ничего и не решила. Любовалась рассветами, душой-соломинкой пила закаты, и каждый день говорила себе: завтра.

Золото оттенка львиной гривы залило небо, даже облака уплыли, не смея нарушать такую красоту! Розоватые, багрово-красные, они столпились кучкой, там, где горизонт сливался с песчаными холмами, и тихонько молчали вместе со мной. Наверное, тоже о чем-то думали. Интересно, о чем думают облака на закате?

— Алекс, — ладонь защекотало, я раскрыла ее и увидела сильф — Герра и Герр.

— Что-то случилось? — очнулась я, оторвав взгляд от пылающего неба. — Ариадна?