Бесплатных завтраков не бывает - Хендерсон Крис. Страница 20
— А черт его знает, — ответил Байлер. — Может быть, деньги. Дела в Пенсильвании с каждым годом идут все хуже, а сейчас и вовсе паршиво. Штат всплывает брюхом кверху. Множество безработных. А Миллер преуспевал. Мара успела его порастрясти.
— Ага... Но где источник благосостояния?
Тут они врубили аварийные огни, единодушно признав, что Миллер — «наш пострел везде поспел»: и в скупке антиквариата, и в акциях, и от инвестиционного пакета тоже урвал свое — но фактов ни у кого не было. Джордж молчал, а когда я спросил, что думает он, услышал в ответ:
— Ничего не думаю. Я — не сыщик.
— Ваша правда. Сыщик — это я. Я ищу. И хотелось бы, чтобы вы мне в этом помогли. Может быть, вы все-таки поднапряжетесь немного?
Однако поднапрячься они не успели. Оконное стекло у меня за спиной разлетелось вдребезги, засыпав всю комнату осколками. Стреляли с улицы. Теплые струйки поползли у меня по щекам и по ладони. Джордж с изумленным лицом повалился на спину, пытаясь зажать пулевое отверстие в груди.
Я схватил из ящика револьвер и, обежав кинувшихся на пол Серелли и Байлера, выскочил наружу.
— Это Миллер! — крикнул мне вдогонку Серелли.
— Очень может быть, — признал я его правоту. — Кто-нибудь один — встаньте, наберите 911, это «скорая помощь».
Я перескакивал через три-четыре ступеньки, благодаря Бога, что никто еще не устроился на лестнице на ночлег. Выбежал на улицу, врезавшись в густую толпу, которая при этом увила, как роща, срубленная неделю назад. Мужчины, размахивающие револьверами, — явление, достаточно пока редкое даже для Нью-Йорка. Так что мой выход незамеченным не прошел. Люди шарахнулись от меня, но не очень далеко: бесплатные представления любят все.
Я завертел головой, оглядывая в густеющих сумерках возможный сектор обстрела — крыши и окна верхних этажей. И тротуары тоже — в надежде увидеть того, кто решил навести уют у меня в кабинете с помощью винтовки. Разумеется, подходящих на эту роль я не увидел. Потом осмотрелся еще раз — уже более спокойно. Я чуть-чуть разжал пальцы, стискивавшие рукоятку, и убрал указательный за скобу спускового крючка.
Зеваки, почуяв, что ничего интересного больше не будет, разомкнули круг и превратились в пешеходов, наградив меня на прощанье неодобрительными взглядами — только, мол, зря время на тебя, дурака, потратили. Интересное все-таки отношение. Откуда оно берется? Нет-нет, просто любопытно. Неудивительно, ко любопытно.
Минут через десять вывернулась из пробки машина «скорой помощи» и въехала на тротуар к пожарному гидранту. Как ни странно, на этот раз никто не поставил там свой автомобиль, загородив проезд. Санитары — подросток-пуэрториканец и кореянка лет двадцати — распахнули задние дверцы, вытащили носилки, покрытые простыней, испачканной кровью по крайней мере трех разных оттенков. Одно пятно в ногах было все еще влажным. Должно быть, не только у меня выдался сегодня беспокойный вечер.
Время от времени вытирая мокрый лоб рукавом рубашки, я следом за санитарами вошел в подъезд. По лестнице я поднимался степенно, через ступеньки не прыгал. Хватит с меня гимнастики на сегодня. Да и жарко.
Глава 11
Капитан Рэй Тренкел смотрел на меня, точно директор школы — на злостного прогульщика. Интересно, как долго он собирается выдерживать меня, прежде чем обрушить на мою голову справедливое негодование. Стоявший на шкафу вентилятор с треском крутил лопастями, поворачиваясь от центра влево и обратно. Будь в кабинете еще градуса на два пожарче, со стены бы закапало. Рэй осторожно отхлебнул с верхом налитой воды из бумажного стаканчика, глотнул, одновременно покачав головой:
— А ведь вчера кто-то клялся, что Джек Хейджи преобразится до неузнаваемости.
— Да разве ж можно в этом городе кому-нибудь верить? А частным сыщикам — в особенности.
— Золотые слова. Не пора ли вам, сэр, утихомириться?
— Завтра же вывешу за окном объявление: «Просьба огонь не открывать, Я и так бедный и несчастный».
— Все шутишь. Я люблю, когда ты шутишь со мной. Знаешь, почему?
— Знаю. Это приносит свежую струю в твое затхлое существование.
— Нет, не поэтому. Просто человеку с таким чувством юмора будет не так обидно, когда в один прекрасный день ему оторвут яйца.
— И этот день, похоже, настал.
— Похоже.
Подобного рода беседы мы вели с капитаном Тренкелом время от времени, когда он давал мне понять, что не в духе. Когда же он вытащил из ящика полупустую бутылку без этикетки, где плескалась какая-то жидкость, я решил больше не нарываться. В комнате было так жарко, что пот тек по мне ручьями, собираясь вокруг стула лужей, просачиваясь на улицу и через люки в канализацию. До этого, впрочем, еще не дошло. Я расстегнул еще одну пуговицу на рубашке и листком бумаги с капитанского стола промокал залитую потом грудь.
Рэй некоторое время не обращал на меня внимания, устремив пристальный взор на свою безымянную бутыль вместимостью в одну пятую галлона. У него было странноватое, на мой взгляд, обыкновение сливать в эту емкость все недопитое из всех окрестных бутылок, и за несколько месяцев нашего знакомства цвет таинственного напитка менялся от прозрачного до шоколадного. Сегодня там плескалось нечто зеленое, но, может быть, мне так показалось от жиры.
Он сделал еще глоток — свет попытался было заискриться на поверхности этой бурды, но принужден был с позором отступить — и предложил налить мне, но я поблагодарил, отказался и спросил, не пора ли начать неофициальную часть. Капитан улыбнулся.
— Конечно, Джек. Сейчас начнем. Позвольте ознакомить, вас с правилами нашего заведения. Итак: ты немедленно рассказываешь мне все о Миллере — зачем он тебя нанял, что за общество собралось в твоем офисе, зачем ты его собрал, и как это заседание отразится на тишине и спокойствии в нашем великом городе. Потом я выставляю тебя под зад коленом на улицу, где ты вкупе с разной швалью и наркотой зарабатываешь себе на пропитание тем, что сшибаешь с прохожих четвертачки.
— Изменения в программе не допускаются?
Он снова улыбнулся и покачал головой. Я со свистом втянул воздух. Делать было нечего. Все равно — от жары мозги мои были не в состоянии что-либо придумать. Оставалось покориться. Откинувшись на спинку стула так, что перекладина врезалась в лопатки, я поведал капитану Рэю Тренкелу о деле Карла Миллера.
Я рассказал ему о том, чего хотел от меня Миллер, и о том, почему он подозревал Байлера и прочую компанию, и о том, что я узнал от них про самого Миллера, про Мегги и Кимберли. Я ознакомил его с мнением мисс Беллард и с точкой зрения мисс Уорд, а на закуску позабавил его своими впечатлениями от семейки Филипс. Мы обсудили, кому бы это захотелось устроить сквозняк у меня в кабинете, но это так — для проформы.
Версий не было. Однако ведь кто-то вышел в грязный, душный, влажный, грохочущий город, чтобы освежить воздух в моем офисе. Кто? Стерлинг? Но ко времени выстрела ему, скорей всего, еще не передали, что я звонил. А если и передали, какой ему смысл стрелять в меня или в моих посетителей? Не всплывали пока даже самые неправдоподобные варианты.
Выдвинув на знание «стрелок недели» самого Миллера, я, в качестве сказочки на ночь, рассказал Рэю и про свою беседу с Каррасом и о прочих подробностях той ночи. И наконец — о своих бестолковых метаниях по улице в поисках злоумышленника, с вызове «скорой», о прибытии полиции и его людей.
— Когда вся сумятица улеглась, я позвонил Миллеру в гостиницу. Он отсутствовал.
— И долго?
— Точно сказать портье не мог.
— А неточно?
— Вроде бы всю ночь.
— И чем он занимался?
— На этот раз он прибыл в Нью-Йорк без своего пресс-секретаря.
— Это что значит:
— Это значит, что портье сказал мне: «Его нет». «Ушел давно», а как давно — мне сообщить отказались. Я попросил передать, чтобы он позвонил мне, когда вернется.
— Ему не придется это делать.
— Почему?
— Потому что ты сообщишь мне, в каком отеле он остановился. А я пошлю по этому адресу своих людей, которые приведут твоего клиента ко мне на чашку чая. Ибо мистер Миллер, что, должно быть, ускользнуло от твоего мощного аналитического ума, — наш единственный подозреваемый в покушении на убийство. Покушение в любую минуту может превратиться в совершение. Ясно?