Бесплатных завтраков не бывает - Хендерсон Крис. Страница 48

— Так-так, — прозвучал на лестнице чей-то голос. — Что мы имеем?

Не глядя туда, откуда донесся этот голос, я улыбнулся. Так или иначе я не обманул Мару: конец действительно приближается.

Глава 28

— Что мы имеем? Мы имеем одну сучонку, которая наконец-то свернула себе шею. Она испеклась. И ты тоже. Рядышком сядете.

— Интересно рассказываешь, — сказал мой старинный приятель. Имя его — Джефф... Джефф Энтони... Джеффри Энтони — на веки вечные выжжено в моей памяти. — Интересно. Но вот какое дело: я держу тебя на прицеле. Фигурально выражаясь, все козыри у меня.

— Для выигрыша этого недостаточно, — сказал я. — Надо еще уметь играть. Хочешь пожить — бросай оружие.

Мы оба тянули время, стараясь выбрать благоприятный момент для атаки. Хью уже зачехлил «узи» — стало быть, в первые минуты на него рассчитывать не приходилось. Энтони держал меня на мушке своего старомодного, но безотказного и весьма надежного револьвера, но на линии огня находились Стерлинг и Мара. Мой 38-й был при мне, но стрелять я не мог по той же причине. На мгновение все замерло, затем молчание нарушил Хьюберт.

— Эй, а в к-кого ты на-намерен стрелять, парень?

— Тебе, каракатица, какое дело?

— Д-да, мне есть дело, — протянул Хью, медленно просовывая руку за борт своего пиджака. — Я, в-видишь ли, т-тоже не с пустыми руками п-п-пришел...

Пиджак распахнулся, и оттуда высунулось рыльце «узи». Энтони растерялся. Ему бы надо было хлопнуть меня, а потом уже браться за Хью, а он поступил наоборот и потерял время, но все же выстрелил. Пронзительно завизжав, Мара спиной прильнула ко мне. Я нажал на спуск — пуля просвистела на ярд выше его головы. Стерлинг оттолкнул Хью, метнулся в сторону и попал прямо под огонь Энтони, получив три пули. Он завертелся волчком и покатился по ступенькам вниз, в подземелье.

Когда Хьюберт отгонял от меня Мариных собачек, толстые портьеры заглушили звуки пальбы, но здесь, где со всех сторон был только бетон, автомат его загрохотал оглушительно, а гулкое эхо усиливало грохот тысячекратно. Мы все заткнули себе уши — по барабанным перепонкам било немилосердно. Хьюберт, побелев, упал на колени. Форменное сражение. У Мары руки были скованы за спиной, зажать уши она не могла, и досталось ей, наверно, больше всех. Ноги ее подкосились, и она снова спиной назад повалилась на меня. От неожиданного толчка я выпустил из руки 38-ой, и он полетел во тьму следом за Стерлингом. Я успел подхватить Мару, собиравшуюся отправиться по тому же маршруту — подхватил из человеколюбия, но и затем, чтобы прикрыться ею от Энтони. Но тот и не думал нападать. Он хотел только одного — смыться.

Увидев, что застрелил Стерлинга, он кинулся вверх по лестнице в полной панике: налицо было убийство, тут уж не отвертишься. Думаю, он даже не успел заметить, что я остался безоружным. Я поскакал по ступенькам вдогонку, стараясь изо всех сил сократить разрыв: он-то стартовал раньше. Я даже не выхватил у Хью автомат, чтобы не потерять ни секунды: Энтони мог запереть дверь с табличкой «Только для членов клуба», и тогда уж пиши пропало. Я понимал, конечно, что Энтони вполне может оглянуться и выстрелить, но мысль эта меня не останавливала. Это неважно. Надо взять его. Ему крышка. Вот и все.

Нас разделяло ступенек тридцать — он был уже почти у самой двери. Я приказал своим ноющим мышцам наддать, — не тут-то было. Я слишком устал. Догнать его не представлялось возможным. Но тут я сообразил: Энтони, войдя, запер дверь за собой. Так же ведь поступил и Стерлинг, когда вел нас в подвал.

Он лихорадочно вертел в пальцах связку ключей, отыскивая нужный. Двадцать ступенек. Он наконец нашел ключ. Десять ступенек. Я собрал последние силы, хотя и руки, и ноги, и легкие уже начинали отказывать, и дал «самый полный вперед». Энтони вложил ключ в замочную скважину и повернул его. Я влетел на площадку. Он уже нажимал на ручку двери. Тут я и врезался в него всем своим весом, всей своей ненавистью.

Мы оба оказались за дверью на полу; каждый старался вскочить на ноги первым. Падая, Энтони непроизвольно нажал на спуск, и прогремел выстрел. Я обеими руками вцепился в его руку с револьвером, отводя направленный на меня ствол, и увидел, как из него еще дважды вырвалось пламя. Звук выстрелов долетел до меня словно дальнее эхо: я уже полуоглох — слишком много было пальбы в замкнутом пространстве. Вокруг нас замелькали фигуры разбегавшихся посетителей клуба, они беззвучно разевали рты, но до меня не доносилось ни звука. Наверно, они все же кричали — что еще им оставалось, — но ручаться не могу.

Мы катались по полу и прекратили это занятие, докатившись до стены. Ближе к ней оказался Энтони. Я уперся подошвами в толстый ковер, стараясь прижать его к полу, а он отбивался ногами и свободной рукой. Я что было сил выкручивал ему кисть, с размаху колотя ею об пол, чтобы завладеть револьвером — быть может, в барабане еще оставались патроны. Ничего не получалось. Он содрал себе кожу о скобу, но держал оружие мертвой хваткой. Тогда я изменил тактику.

Я перестал прижимать его к полу и дал ему возможность оттолкнуться от стены. Перекатываясь друг через друга, мы добрались до двери, ведшей в подвал. Конечно, я шел на риск, но надо было что-то делать, пока не вмешалась полиция или мафия — причем, еще неизвестно, на чьей стороне они будут. Впрочем, Энтони так молотил меня по голове, такой звон стоял у меня в ушах, что еще немного — и ничье вмешательство уже не понадобится. Не обращая внимания на боль, я собрал все силы, вцепился в руку Энтони и дернул ее вперед и вверх — прямо в косяк открытой двери. Раздался хруст суставов — значит, один палец готов. От боли он на миг отвлекся, и тогда я снова ткнул ее растопыренными пальцами в окованный железом наличник. Полилась кровь, и еще один палец безжизненно повис. Только тогда он выпустил револьвер.

Я разжал руки и откатился от него. Но револьвер отлетел слишком далеко от нас обоих. Настороженно следя за каждым движением, мы оба принялись медленно подниматься: никто из нас не знал, как будет действовать противник. Мы ловили взгляды друг друга, прикидывая, хватит ли времени дотянуться до револьвера. Потом я перестал прикидывать и сделал обманное движение вбок, делая вид, что собираюсь схватить оружие. В тот же миг Энтони рванулся ко мне, думая, что я не жду атаки. И ошибся.

Я был готов встретить его и, одним движением повернувшись и выбросив кулак, встретил Энтони прямым в челюсть, от которого он упал на колени. Я ударил еще несколько раз — слева, а потом справа — и наконец, вложив всю тяжесть тела, — левым боковым. Его развернуло вокруг собственной оси и отбросило к стене.

Впрочем, он довольно быстро оправился, отлепился от стены — этого я не учел. Мне бы надо было не давать ему опомниться, прыгнуть следом и использовать свое преимущество, но я просто не мог дышать. Мне нужны были хотя бы пять секунд, чтобы прийти в себя. Я с ума сходил от боли — запястье жгло огнем, как будто никакого гипса на нем не было, легкие кололо нестерпимо, и все содержимое желудка бурлило и клокотало, настойчиво просясь наружу. Огненные булыжники боли лупили меня по голове, грозя расколоть череп, и к ровному звону, стоявшему в ушах после перестрелки в подвале, прибавился новый лязг и гул, от которого, казалось, вот-вот лопнут кости.

Итак, мы стояли в двух метрах друг от друга и жадно хватали воздух ртами. Я, еле ворочая языком, пробормотал «сдавайся» — не знаю, зачем тратил я силы, которых не хватало, чтобы справиться с дыханием. Энтони меня не слышал. Я и сам себя не слышал. Вместо ответа он, снова собравшись, завел руку за спину и достал острый как бритва японский боевой нож с черным клинком — один из тех, что каждый маньяк может долларов за тридцать купить на Таймс-сквер. Интересно, почему он не воспользовался им сразу, в те секунды, что мы стояли обессилев? Ох, да не все ли равно. У меня другие проблемы — прикрикнул я на свое праздное любопытство — мне надо понять, что он собирается делать с этой штуковиной. Ответ я получил довольно быстро.