Аласдэр (ЛП) - Франк Элла. Страница 6

— Я понимаю. И хочу этого больше всего на свете.

Руки всё ещё были обездвижены, пока его член восхитительно ласкали. Тёплый язык лизнул ухо, и мелодичный голос предложил:

— Тогда открой глаза.

Аласдэра грубо вырвали из воспоминаний и вернули обратно в мучительную реальность. Член уже предательски налился, и губы Василиоса дёрнулись. Он прекрасно знал о подобной реакции Аласдэра и ждал её.

Между Аласдэром и Василиосом не было ничего нового. Так было всегда с момента их первой встречи, когда их пути пересеклись, и Аласдэру была предложена вечная жизнь. Взамен от него потребовали только одного — вечной преданности.

Но кое-что новое всё же было: заявление Василиоса об интимной стороне их связи. Слухи об этом ходили столетиями, но никогда не находили подтверждения. Теперь из-за испытанного Василиосом унижения правда выплыла наружу. Поэтому старейшина и устроил это представление.

«Я почувствовал, что сегодня ночью ты был в купальнях, но потом это чувство исчезло. Поэтому подумал, что тебе нужно напомнить. Забыл, что я почувствую, если ты туда вернёшься? Ты — моя собственность, Аласдэр. Я сделал тебя таким именно там. Ты принадлежишь мне, agóri».

Во впечатанных в сознание собственнических словах Аласдэр почувствовал силу. Что никак не соответствовало бархатистому тону, который для спутанных эмоций, сотрясавших тело раз за разом, был целительным бальзамом. А затем Аласдэра заставили подчиниться способом, который к нему никогда не применяли.

— Диомед, прошу, — громко обратился Василиос к сидевшему справа старейшине, господину Айседоры. Итон, господин Таноса, спокойно сидел слева. — Расскажи Аласдэру, в чём его вина. Я слишком взвинчен, чтобы и дальше с ним разбираться.

Среди присутствующих послышалось хихиканье, и Василиос взорвался:

— Довольно!

Не бросив даже взгляда в сторону тех, кто отважился радоваться его немилости, Аласдэр увидел, как его господин разъярённо зарычал — прекрасное лицо исказилось — и показал клыки.

Воздух практически завибрировал от давившего напряжения, а потом… это случилось…Одно, два, нет, три сердца вылетели из грудных клеток со смачным, отразившимся эхом от всех стен чпоком. А затем послышался глухой звук свалившихся на пол мёртвых тел.

— Кто-нибудь ещё считает моё недовольство забавным? Если так, покажитесь, чтобы мы могли продолжить.

В зале воцарилась мёртвая тишина.

— Прости, Диомед. Пожалуйста, приступай.

Василиос вернулся на своё место, его глазам вернулся обычный цвет, и гудевшее в теле Аласдэра желание исчезло. Осталась только обжигавшая боль.

Сильнее всего старейшину можно было оскорбить неподчинением его приказу — это считалось серьёзным нарушением, заслуживавшим самого сурового наказания. И не важно, какое решение будет принято. Аласдэр был уверен: он наверняка пожалеет, что вообще появился на свет.

— Аласдэр Кириакос, первообращённый Василиоса. Ты обвиняешься в неповиновении, безразличии и неуважении. Ты отвергаешь эти обвинения?

— Нет, — ответил Аласдэр, не отводя взгляда от мужчины, чьи ожидания он обманул. И вновь лицо Василиоса ничего не выражало. Всё закончится только после его полного повиновения.

— Ты признаёшь, что проигнорировал прямой призыв своего господина, даже не объяснив причину?

Что он мог рассказать? Только не правду.

— Признаю, — сквозь стиснутые зубы выдавил Аласдэр.

— Тогда прими своё наказание — оскабливание вен.

«Вашу ж мать!»

Злобность — черта, благодаря которой его господин был хорошо известен, сегодня ночью показала себя во всей красе. Но Аласдэр мог поклясться, что теперь его страх был куда слабее. И тогда Аласдэр обратился к своему старейшине, как делал всегда, когда приходил делить с ним ложе.

— Я, кровь от твоей крови, буду счастлив отдать своё тело тебе в удовольствие, мой повелитель.

В ярких, как алмазы, глазах мелькнул проблеск удовлетворения, и Аласдэра окатило волной гордости. В следующую секунду его безвольные руки подняли, развернув ладонями вверх, и вытянули вены, оставив их свисать лентами до локтей.

Невероятные мучения, граничившие со смертью, подкосили Аласдэра, и он камнем рухну на пол.

ГЛАВА 4

Лео пялился в стену и в миллионный раз задавался вопросом: «И почему я вечно влипаю в такие ситуации?»

У него не было ни малейшего представления, как долго он находился… чёрт, он даже не знал где, и это сводило с ума. Прошло много дней. А, может, и месяцев. Сложно было понять наверняка, но он точно знал, что времени прошло очень много.

Придя в себя, Лео попытался выяснить, где находился. Он постоянно ждал, чтобы хоть кто-то вошёл в дверь. Тот, кому можно было бы задать вопросы. Но никто не приходил.

Лео напрягал память, старался восстановить ночь своего похищения. Когда и как это произошло. Но понятнее не становилось. В голове царила мешанина из разрозненных воспоминаний, смысла в которых вообще не было.

Последнее, что он помнил, — как вернулся домой с железнодорожной станции, измученный, залез в постель и читал свой подходивший к завершению проект, над которым работал в музее — «Боги Греции, древние времена и мифы».

Потом начался кошмар.

Тот, в котором его преследовали и атаковали.

«Боже, наверное, я схожу с ума», — подумал Лео и провёл ладонью по лицу. Он явно страдал бессонницей, и после того, как его заперли — одному Богу известно где — не удивительно, что начал верить в невозможное.

Заняться было нечем. Оставалось только размышлять. И Лео пришёл к выводу, что сверхурочная работа и постоянное одиночество, в конце концов, его довели: он выдумал себе красавчика, от которого не собирался убегать, даже когда тот превратился в вампира.

«Я что, реально в это верю? Что меня удерживает вампир? Да ну, Чейпел!»

Думать об этом было нелепо. Но пока Лео сидел взаперти в богато украшенной комнате и рассматривал её час за часом, в голову приходило только невозможные мысли. Прошлая жизнь и чувство нормальности казались настолько чуждыми нынешней реальности, что Лео стало интересно, сколько ещё он сможет выдержать.

Сколько дней? Сколько часов осталось до момента, когда разум начнёт его дурачить и выдавать ложь за правду?

«Чёрт, может это уже случилось?»

Ни за что на свете он не смог бы понять, кто он, не сохранись где-то на задворках сознания хоть какая-то реальная картинка.

Находясь в заточении, Лео до мельчайших деталей запоминал все предметы и интерьер комнаты, в которой проснулся. Он планировал хранить их в памяти до тех пор, пока не убежит и не расскажет властям всё, что запомнил.

И первым, о чём он расскажет, будут чёрный и золотой цвета. Именно эти цвета он видел в приглушённом свете трёх мерцавших в железных канделябрах свечей. И эти свечи, казалось, никогда не догорали.

Дальше он рассказал бы о стене, именно этим словом можно было назвать этот объект. На ней не было ни единого шва, за исключением совсем небольшого, соединявшегося с примыкающей стеной. Никаких входов. Никаких выходов. Она была обтянута чёрной скреплённой шпильками кожей. А когда Лео набрался смелости присмотреться, то заметил, что шляпками на шпильках служили золотые монеты времён Архаической Греции — он узнал их только благодаря своей профессии.

Монеты были очень древними и очень дорогими. И в таком количестве, что Лео только удивился, где владелец умудрился их купить. Это также натолкнуло на мысль, что причина похищения могла быть как-то связана с его работой.

В комнате не было кровати, но в центре на неком подобии постамента стояло массивное кресло. Оно напоминало величественный трон с деревянными боками, вырезанными в виде языков пламени, поднимавшихся прямо к высокому потолку. Проследив их взглядом до высшей точки в центре, где сходились металлические перекрытия крыши, Лео увидел предмет, который вызвал в нём наибольшее беспокойство.