Дочь мента (СИ) - Рахманина Елена. Страница 37

Казалось бы, он озвучивает верные вопросы, а меня злит его уверенность в Бэмби, которая не давеча как вчера прижималась ко мне. 

–  Мои отношения с вашей женой не имеют в данный момент значения. Я показал вам фото только для того, чтобы помочь вам принять решение о разводе. А вы его примите, по-хорошему или по-плохому. 

–  Я не намерен разводиться с женой, мы… мы обсудим всё произошедшее и найдём выход, –  он продолжил распинаться и дальше и приводил какие-то доводы и аргументы, будто оправдываясь перед мужиком, который хочет забрать у него жену, а я потихоньку приходил к выводу, что давно так никого не хотел убить, как его.

И вроде бы, слова его такие верные, правильные, почти чистые в своём наивном желании отрицать измену жены, но когда речь заходит о его карьере, квартире, купленной вместе с Ульяной ещё до брака, но так удачно для меня, оформленной на него, то поведение мужчины приобретает настороженность. Любопытство. А когда я сообщаю ему, что помогу выйти из этого союза без денежных потерь с его стороны, всё его внимание обращается ко мне. Будто уже потеряв надежду сохранить семью, он внемлет каждому моему слову, и я испытываю новую волную раздражения.

Знала ли ты, Ульяна, насколько легко и просто купить твоего супруга? Скоро единственное, что у тебя останется, – это дешёвый автомобиль и кредит за него. 

Глава 16. Ульяна

Во мне всё клокотало, взрывалось, бомбило, как при ядерной атаке. Каждая моя клетка, каждая молекула протестовала против того, что я позволила Богдану. Я вела себя как наивная деревенская дурочка, поддавшись его чарам. Вновь. А ведь я знаю, на что он способен. Всегда знала. И как легко он заставил меня забыть о своём предательстве. Рядом с ним я таяла и плавилась, стоило ему прикоснуться ко мне руками, как мозг прекращал всю мыслительную деятельность и я превращалась в обычную самку.

Так просто было его ненавидеть всеми фибрами души, пока он находился далеко. Сколько раз в ночи я представляла, как заношу руку с ножом и вонзаю в его грудную клетку. Почему-то от этой фантазии становилось чуточку легче в те моменты, когда дышать уже не было сил. 

В день убийства Игоря я сразу поехала в деревню к бабушке. Там, под старыми половицами, я оставила оружие. Бабушка уже давно умерла и не была свидетелем моего преступления, а потому я знала, что меня никто не сдаст. Села на пыльный стул, пытаясь унять панику. Все мои связи были отрезаны от мира Богдана, будто кто-то в одно мгновение перерезал провода. Я ничего о нём не знала и понятия не имела, как теперь себя вести после случившегося. Меня вновь накрыло ощущение полной потерянности и одиночества, потому что я чувствовала, что больше уже ничего не будет как прежде. 

Всё же собрав волю в кулак, я отправилась в город к квартире Богдана. Просидела у подъезда около часа и поняла, что из его квартиры вывозят вещи. Отличить обычных людей от преступников мне труда не составило, тем более некоторых из них я уже раньше видела. Оставалось только надеяться, что они уносят оттуда улики, среди которых был его запас оружия и мои вещи. 

 Не сомневалась, что милиция обязательно нагрянет в его квартиру, получит ордер на обыск и проведёт его по всем правилам. Имя отца Игоря слишком известное в юридических кругах, никто из сотрудников правопорядка не осмелится совершить ошибку, когда речь идёт о громком убийстве сына председателя суда. 

В тот же день друг Стрелка передал мне короткую записку от него, поймав меня, когда я возвращала автомобиль подруге. Я открыла её дрожащими пальцами и со слезами прочитала пару сухих строчек, написанных любимой рукой. 

«Запомни, Бэмби, ты меня не знаешь. У нас с тобой ничего не было, мы никогда не встречались. Не вздумай искать со мной свиданий, это усложнит жизнь и тебе и мне. Как только всё разрешится, я сам найду тебя». 

Стоя в подъезде дома подруги, я перечитывала записку вновь и вновь, и только в тот момент до меня наконец-то дошёл весь ужас случившегося со мной. За один день я едва не стала жертвой изнасилования, но зато стала свидетелем убийства, а моего парня поймала милиция. Истерика накатывала на меня волнами, а потом отпускала, слёз уже не осталось, и я просто выла, как раненое животное, не замечая зевак, которые смотрели с осторожным интересом в мою сторону. Но всё же, должно быть, я ошибалась в себе, не такая я уж слабая и беспомощная, если не сошла тогда с ума. 

Я знала, что он пытается меня защитить, и от этого становилось лишь горше. Господи, как же мне хотелось его увидеть, хоть на секундочку, на одну ничтожную секунду, чтобы только узнать, что с ним всё в порядке. Чтобы убедить себя, что он не плод моего воображения, не видение, а человек, который действительно существовал в моей жизни. И которого я люблю до потери сознания. 

Но я, как правильная девочка, исполнила все его требования. Приехала к тёте и умоляла её дать мне алиби. Подтвердить, что всё это время я жила у неё, что не встречалась ни с каким Богданом, что болела и почти не покидала квартиру. Каждое произнесённое мной в кабинете следователя лживое слово оставляло шрамы на сердце. Пусть это и была просьба Скуратова, а мне всё равно казалось, что я его предаю таким образом. И на самом деле я должна вернуться в милицию и признаться во всём. Рассказать, что он просто меня защищал. Только вот я лучше прочих знала, что это не поможет. 

Потому что с одной стороны – отец Игоря, а с другой – бандит. Потому что на его руках и так слишком много крови, и, если Лебедев захочет, а я не сомневалась в этом, он найдёт на Богдана любой компромат. А если не найдёт – состряпает своими руками.

Мой отец находился в том отделе, куда меня вызвали на допрос. Со мной даже не поздоровался, просто занял место в комнате и молчал, пока на меня сыпались вопросы. Я даже не поняла, почему он пришёл, почему ему позволили остаться. Казалось, он слушал каждое моё слово, но там не было правды, которая, видимо, ему зачем-то понадобилась. В основном все вопросы касались Игоря. Когда я его последний раз видела, почему не состоялась свадьба, как складывались наши отношения после расставания. Я заучила свою речь наизусть и очень надеялась, что ни разу не прокололась. 

Под конец допроса отец просто покинул комнату, так и ни слова мне не сказав. Что там было в его голове, мне не известно, но я заметила новые седые волосы на его висках и несвойственную ему худобу. Моё сердце дочери обливалось кровью от мысли, что я тому виной, мне хотелось подойти к нему, попросить прощения за всё, что случилось. Пусть даже я не считала, что делаю что-то неправильное, но Владислав Евстигнеев так смотрел на меня, что я готова была признаться почти в чём угодно. 

В стране нагрянул очередной кризис и у тёти начались серьёзные проблемы с бизнесом, я не вникала, ибо ничего в этом не понимала, а она всеми силами пыталась выкарабкаться и потому приняла решение, что нужно продавать квартиру и уезжать в Москву. Я не могла её остановить, моя жизнь не должна была на неё влиять, в конце концов, я взрослая девушка.  В итоге я вернулась в общежитие и на работу официанткой. Брала дополнительные смены, лишь бы чувствовать постоянную усталость, а не тоску по Богдану. 

Время до суда Скуратова текло мучительно медленно и оглушительно быстро одновременно. Я поняла, что беременна, аж на четвертом месяце. Из-за стресса не заметила токсикоза, потому что была уверена, что тошнит от отвратности собственного существования в этом аду, но никак не по той причине, что во мне зарождается новая жизнь. 

***

Следующие два месяца я пыталась привести свою нервную систему в порядок, но никому не было до этого дела. Казалось, сейчас я стала ещё худее, чем пару месяцев назад, живот легко маскировался чуть более свободной, но по-прежнему моей старой одеждой, и врач в женской консультации каждый раз при виде меня охала, что я ничего не ем.