Моя желанная студентка (СИ) - Чи Майя. Страница 24

— Вам не следовало так резко с ней обращаться, — набравшись смелости, произношу.

— Она это переживет, — цедит он сквозь зубы, подойдя к окну и встав ко мне спиной.

Я слежу сначала за его руками, утопающими в карманах брюк, а после забываюсь, глядя на обтянутое тканью тело. Как бы стыдно не было за свое поведение, не могу не отметить его подтянутость. И вообще, мне кажется, что я становлюсь помешанной. Не надо быть шибко умной, чтобы догадаться — нас тянет друг ко другу, как только мы оказываемся в опасной близости, нам сносит крышу. И хоть я ни разу не спала с мужчинами, та завеса, которую приоткрыл мне Станислав Юрьевич, подобна запущенному таймеру бомбы замедленного действия. Я напоминаю себе самку, вошедшей в период брачных игр, когда феромоны самца напрочь выбивают здравость, оставляя только инстинкты. Они, как оголенные провода, искрят и бьют напряжением, едва его пальцы касаются моей кожи, дыхание смешивается с моим, обжигая губы, вынуждая их гореть.

Я чувствую тугой узел внизу живота, который с каждой мыслью о возможной близости с Графом, закручивается все сильнее и сильнее.

— Вероника.

Станислав Юрьевич оказывается совсем рядом, заглядывает в глаза и обеспокоенно уточняет:

— Ты как? Опять плохо? Тяжело дышишь…

— Все хорошо. — Скидываю его ладонь со своей руки и сама подхожу к окну, открываю его и вдыхаю свежий воздух.

— Вероника, ты рискуешь еще больше заболеть. Тут сквозняк.

За спиной закрывается дверь.

— Уже нет, — смеюсь.

— Не смешно. Тридцать семь.

Я оборачиваюсь и вижу в его руках градусник. Станислав Юрьевич задумчиво чешет лоб, видимо, решая, стоит ли нам ездить в поликлинику.

— Думаю, к вечеру пройдет, — говорю ему. — Я чувствую себя намного лучше.

— Точно?

— Да, не надо никуда меня отвозить. Только… — Набираюсь смелости, чтобы снова попросить. — Можно я у вас еще раз переночую?

— Оставайся, сколько понадобится. Меня все равно почти не бывает дома.

— Спасибо, — произношу, испытывая неловкость.

— Сейчас мне надо в университет, поэтому решение, что делать дальше, откладываем до вечера.

— Хорошо, — соглашаюсь и замираю в нерешительности.

Поблагодарить? Но стоит ли, если уже произнесла слово “спасибо” несколько раз. Спросить о поцелуе? А готов ли он сам об этом говорить? Судя по тому, как избегает прямого взгляда — нет. Уточнить, почему против Андрея? Я и сама начинаю понимать причину, и от ее осознания испытываю некое удовлетворение.

Конечно, отношения с кем-то, тем более со своим куратором, не желательны. Нас не поймут. Но судя по тому, как я замиранием сердца жду его действий, а он не решается уйти, мы желаем этой близости, хотим попробовать…

Боже, Ника, о чем ты думаешь?!

Отворачиваюсь к окну и спрашиваю у Станислава Юрьевича пароль от вай-фая. Не могу же я целый день слоняться без дела. Хоть чем-то себя займу. Он предлагает свой ноутбук, но встречает мой отказ. Лучше не искушать себя, иначе изменю своим принципам и полезу смотреть личное. Да, возможно, этого не случится, но мой интерес к этому мужчине слишком нездоров. Я не хочу наломать дров. Хватит. Достаточно.

Глава 18. И снова сплетни

Граф

Мне хочется выть от бессилья. Почему я не могу взять себя в руки и уйти? Зачем стою и ловлю ее взгляд? Это похоже на безумие, на самообман, будто я действительно могу испытывать такие сильные эмоции к кому-то, кроме бывшей жены. Да даже с ней подобного не было. А если и случалось, то очень давно. Проклятье.

И все-таки я нахожу в себе силы. Оставляю Веронике пароль от вай-фая, ключи, пару тысяч наличными и с облегчением покидаю собственный дом. Лучше выбросить ее из головы. Хотя бы до вечера, пока веду лекции и ошиваюсь в лаборатории с Буровым. А там уже как-нибудь справлюсь. Работа способна отвлечь от всего, уверен, и здесь она не подведет.

Я приезжаю в университет за пару минут до начала пары. Забегаю в кафедру, оставляя там пальто, и с опозданием вхожу в лекционный зал, где меня встречают серьезные ребята. Второкурсники не выглядят такими желторотиками, как мои подопечные. С ними легче общаться, они выдают более прогрессивные идеи и не заглядывают мне в рот, соглашаясь с каждой мыслью, а пытаются докопаться до истины. Это воодушевляет, дает надежду, что среди пару десятков ребят хотя бы четверть выберут путь ученого. И пусть я отношусь к работе спустя рукава, но свое дело люблю. Иначе не пошел бы наперекор матери, прекратив с ней общение на пять лет и делая вид, что ее, настолько принципиальной, не существует. Да, это жестоко, и жалеть о своей ошибке я не перестал даже спустя годы. И все же люди открывают глаза, начинают искать тебя и, наконец-то слышать лишь тогда, когда кажется, что безвозвратно потеряли.

Стоит переключится на первокурсников, как мой пыл остывает. Когда видишь огонь только в одной паре глаз, то волей не волей опускаются руки. Хотя Григорьев, так рьяно интересующийся всем, что я рассказываю, к концу пар, разжигает пламя в одногруппниках, и меня начинает распирать гордость за своих ребят. Разве что раздражает откровенный взгляд одной из девчонок, которую как не игнорируй, все равно вынуждает на нее смотреть. Именно она, едва заканчивается пара, подходит ко мне с неожиданным вопросом.

— Станислав Юрьевич, а вы репетиторством занимаетесь?

Я смотрю на медленный взмах ресниц, полуулыбку и искорки в глазах. Флирт настолько явный, что мне в какой-то мере становится тошно. Ну вот куда она лезет? Невольно вспоминается другой взгляд, полный смущения и бесконечного доверия. Проведенная параллель между двумя противоположностями делает выбор в пользу второй. Я не люблю наглых девиц, не люблю слишком робких, но больше всего терпеть не могу актрис. Не тех, чей удел — сцена и тысячи поклонников, а обычных женщин, возомнивших себя богинями, способными одним взглядом соблазнить любого, даже того, кто годится в отцы.

— Нет, Диана. Мне некогда давать дополнительные лекции, тем более индивидуально, — отвечаю ей, и приступаю к сбору бумаг.

— Но мне не все понятно.

— Я предоставил вам перечень литературы. Если освоишь одну книгу за другой, именно в том порядке, который я обозначил, то многое станет ясным.

— Извините, — внезапно произносит она, вынуждая спросить:

— За что?

— Родители по-любому наймут мне репетитора, чтобы я лучше поспевала за программой, но обычно это какие-то старики, на чьих лекция можно заснуть. А вы так интересно рассказываете…

— И поэтому ты вместо записи конспекта прожигаешь во мне дыру?

— Н-нет.

Снова опускает взгляд, а затем смотрит исподлобья. Откровенно говоря, Диана очень красивая. Худенькая, складная, смазливое личико, и мозги на месте, когда не думает о глупостях, вроде индивидуальных уроках с профессором помоложе, но есть в Яковлевой что-то отталкивающее и холодное. Сразу понимаешь, что лучше не ввязываться, иначе потом не оберешься проблем. То ли дело другая…

Я мысленно даю себе по лбу, одергиваю от неуместных мыслей и прошу Диану покинуть кабинет. Девушка, понурив голову и опустив плечи, выходит из аудитории, демонстрируя чудеса плохой игры, но чтобы ее подбодрить, и не показаться совсем уж бесчувственным чурбаном, даю ей маленькую надежду:

— Если будет совсем туго с репетитором, можешь подойти через пару месяцев, ближе к концу первого семестра.

— Правда?! — Она удивленно оборачивается и вглядывается в мое лицо. — Спасибо, Станислав Юрьевич! Я очень рада.

Мои пальцы оказываются в ее ледяных ладошках, а в голубых глазах читается хитрость. Опасаясь, как бы ее жест не вызвал подозрений, я мягко избавляюсь от захвата и чуть холоднее произношу:

— У меня среди знакомых есть прекрасные специалисты, которым иногда нечего делать. Кого-нибудь тебе подберем.

Ее энтузиазм гаснет, хотя заискивать она не перестает. Зато я обозначаю границы, через которые переступать не хочется. Почему так? Отчего подозреваю неладное? У меня перед глазами есть наглядный пример того, как подобные отношения, даже чисто профессиональные, могут испоганить жизнь человека. Буров давно преподавал бы, если бы не один весьма досадный случай со студенткой.