Право первой ночи (СИ) - Бушар Сандра. Страница 29

С каждой минутой внутри нее разгоралось отчаянье и злость. Адалин снова и снова убеждалась в правильности побега! Людвиг фон Миллер был самым настоящим чудовищем и одному богу известно, что он сделал с аптекарем Баркеншоу.

Со временим неудобство переросло в явную боль и Адалин решила, что проще заснуть. Она и вправду отключилась, потеряв рассудок до темна. Головокружительная жажда сменялась нуждой посетить уборную.

Сомерсильд больше не вырывалась и не просила ее освободить, как это было сперва. Теперь она молчаливо смотрела в потолок, бесчувственно изучая на нем каждую трещинку. Знали ли отец с матерью, какие муки ей придется пережить в браке с землевладельцем? И если узнают однажды, примут ли обратно? Этот вопрос мучил ее, разрывая на части.

В один момент Адалин даже показалось, что она понимает, зачем фон Миллер делает это: он хочет наказать ее. Сделать так же больно, как и она ему. Сломать ее, разрушить ту мешающую ему упорность… Решив жениться на бедной крестьянке, он явно не ожидал он нее уверенного «нет» и побега. Другая бы целовала ноги, угождала в каждой приходи… Тогда Адалин пожалела, что не такая, какой хочет видеть ее жених. Тогда бы ей не пришлось проходить это испытание...

«Вот он, тот самый момент!» - подумала девушка, и тело вдруг стало невесомым, все мысли испарились, а легкость сменила боль.

Но вместо смерти, она отчетливо услышала краем уха, как зазвенел метал и руки с ногами ее освободились, а тело кто-то бережно поднял, унося прочь из роковой спальни. У Адалин не было сил даже открыть глаза или пошевелить ресницами, но теплую воду, в которую ее окунули, девушка хорошо почувствовала.

Мягкая тряпка скользила про продрогшей коже, смывая следы прожитого дня. Удивительно, но движения эти Адалин казались осторожными и бережными, будто натирают хрупкий фарфор.

— Дьявол! — услышала она надрывный хрип, полный боли и отчаянья. Обжигающие губы коснулись виска, а руки нежно сжали щеки. — Мне так жаль… Прости меня Адалин…

Голос фон Миллер не был похож на себя: разбитый, неуверенный, надрывный. Из этого Адалин сделала четкий вывод, что это воображение рисует ей картины неосуществимой реальности. Будто насмехаясь над ней…

Затем ее вытерли на сухо и положили на мягкую, вкусно пахнущую постель. Там, где еще недавно были железные кандалы, теперь лежали приятные компрессы. Адалин наконец успокоилась достаточно, чтобы отключить сознание и четко ощутила, как проваливается в сон.

— Спи, — услышала она в самом конце, и массивная ладонь скользнула по ее груди, задевая сосок и обосновалась на животе.

Всю ночь Сомерсильд снились кошмары и в каждом из них так или иначе появлялся фон Миллер. Девушка видела его драконье преображение; как он жадно раздирает тушки несчастных…

— Просыпайся… — во сне Адалин казалось, что именно феодал взял ее за плечи и усиленно затряс. Но вдруг голос стал женским и более звонким. — Просыпайся, говорю!

Девушка устала распахнула глаза и увидела домоправительницу, заправляющую горничными. Полная женщина лет сорока выглядела неказисто, зато лучше всех управлялась с хозяйством. Адалин помнила, что звали ее Анной и что нрав ее оставлял желать лучшего.

— Вот твоя одежда, — она указала пальцем на лежащую около стола серую униформу горничной. — У тебя десять минут. Жду в коридоре.

Растерянная девушка не сразу смогла разглядеть совершенно новую, скромную спальню. Небольшое окошко располагалось у потолка и было закрыто массивными железными прутьями. Кровать предназначалась для одного человека, скромный шкаф мог поместить в себе не более двух нарядов. Деревянный резной стол и такой же стул, без каких-либо излишеств и напыщенности.

Девушка на скорую руку натянула серое платье, а также белый фартук с небольшими аккуратными гипюрными вставками. Затянув волосы в тугой жгут, Адалин спрятала их под плотным чепчиком, но все равно несколько непослушных пружинок снова и снова выскакивало, украшая лицо.

Когда Сомерсильд вышла, Анна все еще стояла у двери, недовольно указывая пальцем на настенные часы:

— Двенадцать минут! — вышагивая по коридору, женщина демонстративно сложила руки за спиной в кулаки, обозначая задания на день:

— В твои обязанности входит прислуживать хозяину. Пока распоряжений с его стороны не было, так что поможешь поварихе на кухне.

Если откинуть легкую слабость и недосып, Адалин чувствовала себя на удивление хорошо. Молодой организм восстанавливался быстро, что было девушке на руку. Иначе она бы не смогла начистить целую гору картошки, а также перемыть посуду за всеми служащими дома, оставшуюся со вчерашнего ужина. Адалин едва ли приступила к чистки вареной свеклы, как Анна снова окрикнула ее:

— Адалин! Господин требует завтрак.

На подносе с едой стояла огромная тарелка с мясным супом, жаренный окорок, картошка, графин вина и множество жаренных круасанов. Хрупкая Адалин едва ли подняла такой груз, а донести его на третий этаж было самым настоящим подвигом. К тому же, Сомерсильд отчаянно не хотела встречаться с фон Миллером. Мужчина буквально недавно приковал ее к постели, лишая воли и достоинства! Один его вид вызывал отторжение и желание сбежать…

Когда девушка подошла к двери, то долго не решалась войти, снова и снова сглатывая вязкую слюну. Тело предательски немело, а непослушные ноги отказывались делать шаг вперед. Тогда Адалин набралась мужества и таки постучала, получив неожиданно мгновенный ответ:

— Входи!

Не поднимая взгляда, Сомерсильд аккуратно открыла дверь и, устремив взгляд в пол, проследовала туда, где по старой памяти находился обеденный стол. Когда осталось лишь два шага, феодал неожиданно резко рявкнул:

— Я хочу завтракать в постели! Прислуге следует спрашивать о таком, а не самой решать.

— Простите, господин, — едва слышно пропищала себе под нос едва стоящая на ногах Адалин, колени так и подгибались. Дьявол, как же ей хотелось бросить этот поднос и сбежать вон!

Подойдя к постели, девушка постаралась незаметно для себя оставить поднос на одеяло. Но, к удивлению, его на постели не наблюдалась. Тогда Адалин удивленно и нехотя вскинула взгляд и тут же обомлела… Ее взгляду открылся полностью ногой мужчина, не постеснявшийся самых откровенных частей тела.

Сомерсильд слегка вздрогнула, заставляя приборы зазвенеть, а несколько капель вина и открытого графина упасть на поднос. Девушка быстро взяла себя в руки, быстро оставив завтрак в покое, поклонилась и быстро развернулась.

— Я отпускал тебя, а?! — раздался ей в спину более свирепый, раздраженный вой. Когда Адалин обреченно обернулась то встретилась с горящими глазами господина. Каждая мышца его тела была так же напряжена, как и кулаки. Но, что больше поразила девушку, мужское естество тоже находилось в полной готовности. — Налей мне вина.

Ни говоря ни слова, девушка подняла графин и заполнила величественную стеклянную чашу до краев. Она замерла, ожидая дальнейших указаний. Фон Миллер нарочито медленно поднес напиток к губам, и когда стакан оказался на половину пуст, он неожиданно осекся и пролил на пресс все остатки.

— Какая неловкость, — без капли эмоций, стальным тоном заявил хозяин замка, затем стельную суженными глазами на Адалин, поставив ту перед фактом:

— Вытри немедленно.

Адалин огляделась, не заметив ничего напоминающего полотенце или тряпку. Тогда вынуждено сняла передник и с бешено бьющимся сердцем подошла к фон Миллеру.

Мужчина чувствовал себя более чем спокойно. Его массивные ноги были широко раскинуты. Одна ладонь находилась за головой, другая по-прежнему держала пустой бокал. Он насмешливо усмехался, когда Сомерсильд дрожащими руками тянулась к его груди. Девушка так сильно переживала о том, чтобы не коснуться голой кожи пальцами, что половина вина стекла вниз.

— Вытри все, а не только половину, — добавил фон Миллер, неожиданно поставив бокал на прикроватный столик и нетерпеливо накрыв ладонь Адалин. Он резко и уверенно опустил ее руку вниз. Туда, где находился налитый кровью, пульсирующий член. — Займись этим.