Право первой ночи (СИ) - Бушар Сандра. Страница 3

Девушка с тоской думала о родителях, которые так и не нашли откупные за первую брачную ночь. А жених, увы, поскупился. Будь у Адалин хоть какая-то дорогая вещь, она бы отдала ее феодалу и сбежала из этого жуткого места раз и навсегда!

Увы, закон писан не для бедных…

Часы над камином пробили восемь утра, когда в дверь кто-то робко постучал. Девушка вскочила на ноги, ощущая, как от ужаса предстоящего реальность плывет перед глазами.

— Входите, — зачем-то пропела онемевшими губами Адалин, хотя это ведь дом землевладельца. Он может быть где угодно, а она – подневольная крестьянка.

В комнату заглянула пышная брюнетка лет тридцати в черной форме с белым передником и чепчиком – именно так выглядели все горничные в этом доме.

— Меня зовут Агата, госпожа. Теперь я буду вам прислуживать, — женщина склонила голову, употребив совершенно не типичное для крестьян обращение. Это поставило Адалин в тупик, девушка вконец растерялась. — Господин приказал помочь вам переодеться для завтрака.

Адалин не стала убеждать в чем-то Агату, тем более разъяснять ситуацию. Если смена одежды поможет поскорее убраться отсюда, почему бы не выполнить волю фон Миллера?

Агата вела ее куда-то в самый конец темного коридора, нетипично обложенного с пола до потолка каменной кладкой. Как шептались люди, богачи любили роскошь и золото. Здесь же господствовал мрак, практичность. Даже канделябры сделаны из металла и зачем-то прикручены к стенам.

— Какое вам больше нравится, госпожа? — Адалин в который раз поморщилась от такого обращения, будто к великосветской даме, но все же с доброй завистью взглянула на распахнутый перед ней шкаф, полный всевозможных пышных платьев. — Прошу вас поспешить. Господин не терпит опозданий.

Робко и осторожно девушка провела кончиками пальцев по ткани изделий. Бархат, шелк, велюр… О такой роскоши ходили легенды, но Адалин и ее родители никогда не видели подобного.

— Чье это? — с придыханием протянула она, замирая взглядом на красном атласном платье, украшенном парочкой ветвей с золотыми розами на юбке. Вообще-то, оно было самым скромным из всех, но наиболее впечатляющим.

— Эти вещи, как и эта спальня, — Агата обвела взглядом покрывшиеся пылью покои, куда привела девушку, — принадлежат госпоже фон Миллер.

— Она в отъезде? — опрометчиво выпалила Адалин, но горничная не спешила отвечать, отведя взгляд. Шеки девушки стали пунцовы от мысли, что подобную заинтересованность могут понять превратно, поэтому тут же поправила себя: — Я имею в виду, не будет ли хозяйка против, что я посмела надеть ее платье?

— Нет, не будет, — только и сказала женщина, доставая то платье, которое Адалин неосознанно придерживала рукой.

Впервые в жизни кто-то помогал Адалин приодеться, кто-то справлялся с ее прической. Мать девушки никогда не считала нужным уложить волосы дочери или хотя бы помочь. Зачем? Если от тяжелой работы все возвращается на круги своя.

И вот теперь из зеркала на Адалин смотрела совершенно другая особа: статная, красивая, молодая леди. Узкий корсет подчеркивал упругую грудь и тонкую талию, а красная прозрачная накидка позволительно для общества обнажала тонкие белоснежные руки.

— Готово! — Агата соорудила на голове девушки золотой венок, идущий в комплекте с платьем, оставляя длинные рыжие волосы волнами ниспадать по спине. — Обычно дамы предпочитают косметику, но вряд ли она вам нужна, госпожа.

— А я и не леди, Агата, — наконец не сдержалась Адалин, но горничная никак не отреагировала.

И действительно… Губы Адалин были ярче любой помады, а глаза настолько голубыми, что любые тени сделали бы лицо вульгарным и чересчур перенасыщенным красками.

Спускаясь по лестнице, Адалин чувствовала себя счастливой. Пусть это ощущение мимолетное, призрачное и такое дьявольски глупое… Но что значит первое новое платье для восемнадцатилетней девушки? Ранее она носила лишь обноски мамы или пожертвованные односельчанами вещи.

— Вас ждут в гостиной, — Агата кивнула на приоткрытую резную дверь, стекла в которой были выполнены витражами, а золотые лианы будто «обнимали» узор. Страшно представить, сколько стоит подобная редкая вещь!

И снова Адалин осталась одна перед дверью огромной комнаты, снова она не решалась войти внутрь. Мимолетную радость затмил страх новой встречи с фон Миллером, и она набиралась мужества, тяжело дыша.

— …Но, господин, — услышала она обрывок фразы ее библиотекаря Самсона Фолка. Он непривычно для ушей девушки лебезил, явно пресмыкаясь перед

собеседником. — По факту, брак в церкви уже заключен. Формально мы муж и жена. Осталось только консумировать брак.

— Это не имеет никакого значения, — грубо, резко, уверенно отрезал фон Миллер, а слова его эхом разлетелись по всей комнате. Каждый раз от баритона феодала у Адалин по телу шли мурашки страха, он умел запугать одним лишь голосом. — Никакой консумации быть не может.

— Но, господин… — Адалин задохнулась, узнав еще и голос отца.

«Что они делают в этом месте? Что происходит?» — эхом отзывались вопросы в голове девушки, но она не находила ответа, продолжая постыдно подслушивать.

— Я дам вам обоим достаточно денег, чтобы вы навсегда позабыли про Адалин, — ошарашил девушку землевладелец. Адалин задохнулась от этой фразы, перед глазами потемнело. Что значит «позабыть навсегда»? Нет, ее любимый отец никогда на такое не пойдет!

Слава всевышнему, рядом стоял небольшой стеклянный столик, и девушка едва ли не присела на него, когда ноги перестали держать.

— Сколько? — спросил отец, и сердце Адалин предательски дрогнуло, во рту почувствовался странный привкус желчи. Зазвенели монеты. На слух было сложно определить точную сумму, но она была явно приличной. — Ну, что же… Мы не можем перечить воли господина. Будь все по-вашему.

Слезы рекой текли из глаз девушки, попадая на платье и оставляя на нем мокрые следы. Она яростно и агрессивно стирала их с лица, но от этого щеки становились еще мокрее, а истерика сильнее.

Родной отец отказался от нее за мешок монет. Так просто, будто продал козу на рынке… Всегда она любила его и, если потребовалось, всегда бы принесла себя в жертву ради благополучия родителей. Именно это она и сделала, согласившись на брак с Самсоном Фолком.

Мешок монет. Мешок монет…

— И все же, — возразил Фолк, набравшись смелости, — я не согласен. Так не должно быть.

На минутку в душе Адалин загорелась слабая надежда. А что, если жених ее любит? Что, если хотя бы он не отпустит не пойми куда? Не продаст?

— Вы любите ее? — со странной ярость сквозь зубы прорычал фон Миллер.

— Нет, конечно, нет… — засмеялся библиотекарь, и сердце девушки окончательно разбилось на миллион осколков.

Ее невозможно любить… Никогда и никогда не полюбит. Тем временем «деловой» разговор набирал обороты:

— Мы венчались в церкви, мой отец – священник. Я не хочу быть опозоренным на все село, ни одна девушка в дальнейшем не примет мое предложение о браке, посчитав недостойным женихом. Мне нужно наследство, господин фон Миллер. Так что я вынужден отклонить ваше предложение за любые деньги.

Повисло долгое молчание. Адалин больше не переживала, внутри нее все рухнуло еще пару мгновений назад. Внутри комнаты, напротив, кипели нешуточные страсти. С каждой секундой атмосфера накалялась все больше и больше.

— Что же, — равнодушно, словно это нечто само собой разумеющееся, протянул фон Миллер. — Значит, дуэль.

Часть 4

Внезапно дверь распахнулась, и луч света ослепил Адалин, и она, поморщившись, прикрыла глаза руками.

— Может, ты все же войдешь? — насмешливый, высокомерный тон выбил девушку из колеи. Но больше всего удивляли нотки детского умиления, будто фон Миллер находил что-то забавное в происходящем. — Тебе стоит попрощаться, пока есть такая возможность.

Адалин и не пошевелилась. Мужчина раздраженно выдохнул сквозь стиснутые зубы и, подойдя непозволительно близко, буквально стащил ее на пол. Девушка едва ли не упала от бессилия, и снова феодал был вынужден подхватить ее на руки, удерживая за ягодицы так крепко и по-свойски, будто имел на это право!