Дампир - Хенди Барб. Страница 6

Магьер взяла в руку саблю — она оказалась на удивление легкой, и клинок даже в полумраке комнаты сиял чисто и ясно. У основания рукояти был вырезан крохотный значок, похожий на букву, — только вот неведомо, что он обозначал. На сабле не было ни пылинки, словно все эти годы ее регулярно протирали и чистили… а вот на коробе лежал такой толстый слой пыли, что сразу становилось ясно: к нему очень давно уже не прикасалась ничья рука. Саблю, безусловно, можно было выгодно продать, но Магьер сейчас подумывала совсем о другом… и чем дальше, тем больше эти мысли овладевали ею. Как-то ночью, в самом конце весны, она незаметно выскользнула из деревни и ушла, ни разу не оглянувшись назад.

Наверняка в этом мире сыщется для нее местечко и получше. Словом, что угодно, только бы каждый день не видеть в глазах людей откровенную ненависть или притворное равнодушие. Магьер не было больше дела до загадок ее прошлого, что до будущего — она знала твердо, что не желает прожить свою жизнь в окружении этого суеверного сброда. Одиночество легче будет снести, если она станет по-настоящему одинока.

В последующие годы ей пришлось нелегко. Она переезжала из города в город, бралась за любую работу, чтобы не умереть с голоду, и училась, училась, училась — фехтовать и просто драться, охотиться, выманивать деньги у чрезмерно доверчивых простаков. Найти работу для женщины, которая не захотела осесть на одном месте, куда как трудно — дважды Магьер и в самом деле едва не умерла с голоду… но домой не вернулась. И никогда не вернется.

Ее ненависть к суеверию и невежеству не ослабела с годами — наоборот, окрепла. Магьер убедилась, что крестьяне повсюду одинаковы, то есть суеверны. Не так уж трудно было прийти к мысли использовать эту их слабость для своей пользы. Больше всего люди боятся тьмы и смерти, и наибольший страх вызывает у них то, что соединяет в себе тьму и смерть. Идея стать «охотницей на вампиров» созрела у Магьер не в одночасье — она формировалась по мере того, как Магьер убеждалась, что можно заработать на суеверном страхе, том самом страхе, который когда-то обрек ее на отверженность в деревенском жестоком мирке.

Вначале она работала одна, убеждая крестьян, что вампиры зачастую — бесплотные духи, которых можно изловить и уничтожить. Разноцветные летучие порошки, невнятные, но впечатляющие заклятия, напевы и завывания — все это без труда убеждало невежественных крестьян, что Магьер по силам призвать дух вампира и запереть его в бронзовом сосуде. К этим трюкам она прибавила еще один: прятала под одеждой бурдюк с красной краской, и в нужный момент на ее теле, к ужасу крестьян, появлялись кровавые раны — якобы от стычки с неведомым противником. Обычно она приезжала в город и останавливалась в самой многолюдной таверне, откуда без труда по округе распространялись слухи о ее «профессии». Именно в такой таверне она как-то и повстречалась с Лисилом. В своем деле он был на редкость хорош. Настолько хорош, что Магьер и сама дивилась тому, как сумела его поймать.

В тот вечер, выходя из таверны, она вдруг ощутила, как пробежал вверх по спине странный щекоток и, скользнув по шее, растаял холодком в затылке. Вечер, окружавший Магьер, обрел внезапно немыслимую яркость и свежесть, все ее чувства обострились, и она скорее даже услышала, чем почувствовала, как кто-то шарит в ее заплечном мешке. Когда Магьер, стремительно обернувшись, перехватила руку вора, беспредельное изумление изобразилось на его лице — странном смуглом лице с тонкими светлыми бровями и янтарно мерцающими глазами.

Магьер не могла сейчас припомнить точно, что сказали они тогда друг другу, чтобы как-то сгладить этот неловкий момент. Вполне возможно, что просто обменялись похвалами в адрес особых талантов друг друга. Необычная внешность Лисила как нельзя лучше подходила для осуществления идей и замыслов Магьер. Она никогда прежде не видела эльфов — те жили далеко на севере и редко пускались в путь. Благодаря смешению человеческой и эльфийской крови внешность Лисила была просто экзотической. Они проговорили полночи, обильно орошая беседу вином, и в конце концов Лисил даже снял головную повязку и показал Магьер свои заостренные уши. Наутро они вместе покинули город. Их сопровождал гигантский, похожий на волка пес, который принадлежал Лисилу. Было это четыре года назад.

Костер снова затрещал. Малец поднял голову и, уставясь в темноту, заскулил.

— Прекрати, — невнятно буркнул Лисил, который к тому времени прикончил уже половину бурдюка. — Нет там никого.

Он потрепал пса по загривку. Малец проворно повернул голову и так бурно облизал лицо хозяина, что Лисилу пришлось отпихнуть его.

Магьер приподнялась и пристально вгляделась в темноту леса. Малец обычно не поднимал шума из-за пустяков, но ведь он, в конце концов, всего лишь собака. Скорее всего он просто учуял белку или зайца.

— Ничего не видно, — сказала она и снова повернулась к костру. В багровых отсветах пламени ей вдруг припомнилась убогая лачуга, непонятные кровоточащие ранки на шее зупанова сына. У Магьер заныло в висках. Ее беспокоил предстоящий разговор с Лисилом. Этот разговор Магьер откладывала уже месяц, всякий раз обещая себе подыскать для него более подходящее время. И все же накладки при выполнении последнего заказа дали ей повод задуматься: долго ли она еще все это выдержит. Такая жизнь ей изрядно надоела, да и Лисил становился все беспечнее. Еще немного — и срыва не миновать.

— Прежде чем ты напьешься вдрызг, нам надо поговорить, — негромко сказала она.

— Я никогда не напиваюсь вдрызг, а только в меру, — обидчиво возразил Лисил. И отхлебнул было изрядный глоток, но что-то в голосе Магьер вынудило его остановиться, опустить бурдюк. — А в чем дело-то?

Магьер запустила руку в свой мешок и извлекла на свет аккуратно сложенный, но все же измявшийся кусок пергамента.

— Есть в Белашкии один банк, куда я кладу деньги всякий раз, когда мы проходим через город. И там же я всякий раз получаю письма.

— Письма? — отупело переспросил Лисил. — Ты о чем?

Магьер протянула ему пергамент.

— Это от подрядчика.

Лисил машинально взял пергамент. Челюсть его отвисла от удивления.

— Ты что, вкладываешь деньги в недвижимость?

— Этот подрядчик подыскивал для меня таверну где-нибудь на побережье… и, похоже, нашел. — Магьер помолчала. — Я покупаю таверну в белашкийском городе Миишка.

Лисил непонимающе моргнул.

— Что-о? — переспросил он, явно не веря собственным ушам.

— Я не хотела говорить тебе об этом, пока не отыщется подходящее местечко. Знаешь, я ведь и не собиралась изображать охотницу до конца своих дней и к тому же я устала скитаться.

— И ты копила деньги на таверну? — Лисил ошеломленно покачал головой. — Вот бы не подумал! У меня-то всех накоплений — то, что есть в кошельке.

Магьер выразительно пожала плечами:

— Это потому, что ты вечно пропиваешь свою долю, а что не пропьешь — спустишь за карточным столом.

Лисил с шумом втянул воздух, собираясь с силами, и слова хлынули из него рекой.

— Вот, значит, как, да? — почти выкрикнул он, пропустив мимо ушей ее обидную реплику. — Ни слова мне, ни полслова? Нет бы сказать хотя бы: «Лисил, я коплю деньги на таверну»! А ты, ты… молчала и все. Сколько же тебе удалось… а впрочем, неважно! Мы с тобой напарники, и я вот что скажу: обработаем еще четыре или пять деревень, а потом уж отправимся на покой, идет?

— Я устала, — негромко ответила Магьер. — Я хочу наконец-то обрести свой дом.

— А я-то как же?

— А тебе понравится в этом городе! — торопливо заверила она. — Мы направимся к побережью, а там повернем на юг. Миишка в десяти лигах южнее Белы, столицы Белашкии. Я буду подавать выпивку, а ты займешься карточными играми. Я ведь слышала, что ты когда-то был банкометом в «фараоне». Ты об этом поминаешь всякий раз, как спускаешь последнюю монету.

Лисил отмахнулся от нее, точно от назойливой мухи. И что-то раздраженно проворчал себе под нос.