Клятва верности Книга 2 (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка". Страница 31

— При чём тут обещание? — уточнила бабуля.

— Да у республиканцев бзик на клятвах и обещаниях. Если не сдержишь данное слово, то всё — считай, что не достоин быть гражданином республики.

— Вот как. Что-то такое припоминаю, — покивала Мара Захаровна, отворачиваясь к окну, глядя на пустой балкон. — А при чём тут ты и гражданство республики?

Фима скривилась, понимая, что чуть не проговорилась о клятве, которую дала Дантэну, и о том, что он сделал ей паспорт.

— Говорит, что хочет быть со мной.

— То есть тебе надо выполнить обещание, данное другому мужчине, чтобы вы с Красивым Хамом снова могли быть вместе? Бред какой-то.

Фима выдохнула, села за стол и взялась за кружку с уже остывшим чаем, чтобы промочить горло.

— Знаешь, чем дольше тебе рассказываю, тем больше кажется, что он от меня чего-то хочет. Не просто бросил, обманул. Нет. Он ждёт от меня каких-то действий. Или признания?

— Это я тебе и так могу сказать. Он от тебя точно что-то хочет. Погоди.

Баба Мара на несколько минут покинула кухню, чтобы вернувшись положить перед внучкой на стол золотистую банковскую карту.

— Вот что нашла у тебя в комнате, когда вы уехали.

Бабуля улыбнулась, подмигнув расстроенной внучке.

— Догадалась чего?

— Чтобы я прилетела к нему? Но меня теперь даже не выпустят с Земли! — воскликнула Фима, но потом осеклась и, выпучив глаза, притихла. — Кажется, я догадалась, чего он от меня хочет, — призналась она бабушке.

— Отлично, когда летишь? — довольная внучкой уточнила Мара Захаровна, но та покачала головой.

— Мне надо подумать. Это слишком…

— Слишком что? — не поняла её старшая родственница.

— Слишком смело, — с трудом подобрала определение Серафима.

— А ты у меня всегда была смелой, так в чём проблема? — удивилась баба Мара.

А Фима пожала плечами. Она не знала в чём. Может в том, что не готова предать всё, что было ей дорого с самого детства. Отвернуться от тех, кого любила. Отречься от своей страны ради любимого, который явственно прочертил полосу, которую она должна перешагнуть. Она должна к нему прилететь, с одним единственным гражданством — Атланды. Сам он земного точно брать не станет. Ведь ясно сказал: даже если захочет — землянином не станет. И её обещание Богдану тут ни при чём. Это лишь уловка, намёк, проверка.

— Ау, Фимка, не пугай бабулю, что он хочет? Ну же, говори.

— Хочет из меня сделать атландийку, — сипло прошептала та в ответ и уставилась в тёмную муть чая. — Надо же, как сразу не сообразила. Он хочет, чтобы я стала одной из них.

Серафима подняла глаза, рассматривая бабушку в алом свете её ауры.

— Или уже сделал, — практически беззвучно добавила.

— Глупо конечно с его стороны. Он же влюбился в тебя в такую, какая ты есть. А перекроит и что? Вдруг результат не понравится. Не ожидала, что даже наш Красивый Хам настолько обычный мужчина.

Бабуля пересела на стул, взяла внучку за руки и стала успокаивать её.

— Ну-ну. Ничего, мы ему ещё покажем, кто под кого подстраиваться должен. Хочет поиграть в кошки-мышки? Поиграйте. Лети ты в эту империю и не звони ему. Не принимай звонков. Если любит — прилетит сам. Не любит, ну и тьфу на него. Лучше найдём. Ты у нас красавица, к тому же теперь ещё и не обременена девственностью.

— Бабуля, — простонала Фима, вдруг в полной мере почувствовав, что она вернулась домой.

— А что сразу бабуля? Мне внуки нужны. Вы же предохранялись с Хамом?

Фима на миг смутилась, потом смело ответила что нет.

— Ну если ты от него не залетела, значит совершенно бракованный мальчик-то. А теперь давай прими душ, выброси из головы грустные мысли и настройся на осаду. Мариновать будем твоего атландийца. Он ещё пожалеет, что бросил тебя.

На следующее утро, стоя возле подъезда Заречиной, Ахметов нервно курил вторую за каких-то полчаса сигарету. Который раз порывался он завязать с этой вредной привычкой, но женщины! Если бы в его жизни не было женщин, то и в сигаретах отпала нужда.

Богдан бросил окурок в урну, сплюнул горечь и убрал руки в карманы. Его всего трясло от злости. Как сопливый мальчишка на первом свидании, стоял, поджидая, когда спустится младшая Заречина. Если бы она жила одна, то Ахметов в два счёта с ней справился, и они уже были бы на полпути к космопорту. Никогда прежде Богдан не встречал таких роскошных и языкастых дам, как госпожа Заречина-старшая. И ведь читал в анкете Серафимы, что та проживает с матерью отца, да только образ красивой брюнетки, открывшей ему дверь, не вязался с его представлениями о семидесятилетних старушках. Да и ни одна дама преклонного возраста не позволит себе в столь откровенном наряде открыть незнакомцам дверь.

Ругнувшись, Богдан опять достал пачку сигарет. Тело до сих пор не слушалось хозяина, никак не желало успокаиваться. Его терзал образ коварной обольстительницы в шёлковом халате, подвязанном под грудью и не скрывающем кружева ночной сорочки, а также выставленную ножку. Густые волосы волнами лежали на плечах. Томный взгляд серых глаз из-под длинных ресниц целился прямо в сердце. Чёткие дуги бровей зазывно приподняты, а улыбка, полная искушения, обещала сладкие поцелуи. Женщины — порочные соблазнительницы. Сначала ловят в свои сети, потом надсмехаются.

Как ехидно она крикнула своей внучке, что клиент готов и у той есть ещё полчаса на сборы. И кто клиент нетрудно было догадаться. Повёлся как мальчишка. И ведь был готов схватить на руки эту красивую язву и бросить на ближайший диван. Престарелая совратительница. И ведь не нахамишь. Строгий приказ свыше — Мару Захаровну ни взглядом, ни словом не оскорблять.

Наконец дверь подъезда открылась и вышла Серафима. Она как могла мило улыбалась Богдану, помня наставления бабули. Та вообще за ночь целую осадную компанию придумала и с самого утра раздавала внучке инструктаж.

Пункт первый: улыбаться, всем и каждому. Томно вздыхать и молчать. Пусть мужчины сами думают к чему улыбка и вздохи, главное эффект неожиданности. Дантэн же обязательно будет смотреть новости и непременно должен заметить Фиму, да ещё и столь яркую, радостную.

Богдан ругнулся сквозь стиснутые зубы ещё раз. Он как-то не подумал, что гражданские не военные и одеваются иначе. И как теперь это алое чудо доставить на военный космический корабль?

Фима в смущении потупила глазки, довольная замешательством начальника семнадцатого отдела. Да, бабуля была права — мужики, как быки, реагирую на красное. Пальто оказалось чуть велико, так как было с бабулиного плеча, зато платье под ним идеально очерчивало и высокую грудь, и тонкую талию.

Сапожки из мягкой замши, увы, чёрного цвета, так как нога у Серафимы была больше бабулиной, чему та всегда безмерно радовалась. Прежде. Этим утром печалилась, так как ей хотелось добить вояку образом глуповатой красотки.

— А кто мой багаж заберёт? — радостно спросила Фима, оглядывая пустой двор. Никого, кроме Богдана и серебристого флаера, у подъезда в полседьмого утра воскресного дня не наблюдалось.

— Госпожа Заречина, не перегибайте палку.

— Палку? — усмехнулась Фима на манер бабули, затем опустила взгляд и поинтересовалась: — А вы это какую палку имеете в виду?

Пункт два бабулиного наставления: пошлить, пошлить и ещё раз пошлить. Сорвётся — появится повод бросить всё и гордой вернуться домой. Не сорвётся и вздумает принять приглашение — сразу подать заявление о сексуальном домогательстве. Всё просто. И страшно. До икоты и коликов в боку. Пошлить Фима не умела, и ей приходилось переступать через себя.

Богдан проследил за взглядом брюнетки и побагровел от стыда, прикрывая рукой пах.

— Не хамите, госпожа Заречина, — отчитал он подчинённую и решил, что лучше ретироваться за чемоданом, чем стоять под ехидным взглядом зарвавшейся малолетки.

И чего только все в ней находят? Дрянь дрянью. Правда, умная. Брюнет остановился на середине лестницы, оглядываясь на закрытую дверь подъезда. Умная на его голову свалилась. А ведь опять повёлся, побежал как миленький за её багажом. Тяжело будет с этой занозой. Но ничего, и не таких обламывали. Она ещё молить будет простить её.