Клятва верности Книга 2 (СИ) - Окишева Вера Павловна "Ведьмочка". Страница 45

— Да хоть слепой, — шутливо подмигнула бабуля внучке, не скрывая своего веселья. — Он, кстати, слепой и есть, такую красоту рядом с собой не оценил, да и Бог с ним, с этим женоненавистником. Так вот, Елизар, горе-любовник, отбыл в империю вместе с делегацией, а меня посадил под домашний арест.

— На каком основании? — возмутилась Фима.

— Потому что нельзя быть красивой такой, — явно кого-то процитировала баба Мара, кривя свои соблазнительные губы. Затем выдохнула и, прижав ладонь к груди, прикрывая новое бриллиантовое колье, на вид дорогое и очень, выпалила, явно нуждаясь в слушателях. — Нет, приятно, не спорю, так со мной ещё никто не обращался, но зачем, вот зачем мне бриллиантовое колье, коли показать ему некому? Он что, совсем ничего не понимает? Я как хвалиться буду перед неудачницами, завистницами, которые собираются сегодня в клубе «Яхматоль»? Нет сил моих с этим солдафоном. Сегодня, гад, ещё и серьги прислал в комплект, а вчера браслет. Садист!

Бабуля всхлипнула и промокнула глаза салфеткой.

— Дуське звонила, так они её даже к двери не пустили. Та полицию вызвала, а она не прилетела. А потом Елизар звонит и сладенько так поёт, что как только прилетит, так всё объяснит, ещё и жениться пригрозил. Ну и что мне делать? А?

— Бежать, — заключил Дантэн. Затем подтолкнул Фиму к кровати и сел рядом. — На балконе я видел скейтборд Серафимы. Он не летает, но и разбиться не даст. Вы только не в туфлях на него встаньте.

— Ты что! Она разобьётся! — возмутилась Фима.

Дантэн усмехнулся и вопросительно взглянул на Мару Захаровну, которая задумчиво прикусила губу.

— Бабуля! — обеспокоенно крикнула Фима, понимая, что та уже всё для себя решила и приняла предложение атландийца.

— Что бабуля! — отозвалась та с экрана комфона. — Я замуж не хочу! Чего я там не видела! Хватит! Я лучше на твоей свадьбе плясать буду, чем на свои кровные полгорода поить.

— Мара Захаровна, позвольте узнать, вы сильно расстроитесь, если я не верну вам вашу внучку.

— Да неужели наш мальчик созрел! Вы посмотрите на него! Да давно надо было забирать её! Хоть, дети, вы такие ещё глупые. Второй раз повторю тебе, что нельзя оставлять свою женщину. Она заскучает и начнёт делать глупости. Ну ладно, если что, платье висит в шкафу, а сбережения на похороны ты знаешь где.

— Бабуля, не дури! — рассердилась Фима, строго глядя на усмехнувшуюся родственницу, которая нисколько не прониклась и даже, кажется, обиделась.

— Ты, Фимочка, запомни, — нравоучительно покачала она указательным пальцем. — Если дуришь не ты, то обязательно кто-то другой. Всё, не поминайте лихом!

Экран погас, а Фима вскочила с кровати.

— Дантэн, надо что-то делать!

Атландиец кивнул и, взяв за руку любимую, потянул на себя, ловя в свои объятия.

— Сима, твоя бабуля тебе форы даст. Не беспокойся за неё, она умная женщина. Да и к тому же как думаешь, в кого ты родилась такой особенной? Ведь не в маму.

— Ты уверен, что она не разобьётся?

— Конечно. Это же твой скейтборд. Разве не знаешь, какие они безопасные.

— Но высоко же, — тревога отступала очень медленно, но лёгкие поцелуи и мягкий убаюкивающий голос атландийца делали своё дело. Сима успокаивалась, продолжая доверчиво глядеть на Сильнейшего, а тот лёг на спину, в блаженстве прикрывая глаза и прижимая к своей груди ларну. Её биополе, как и прежде, окружило атландийца, оплетая, сливаясь с его собственным, подстраиваясь. И это было бесподобно. Родная, доверчивая, наивная, в чём-то и совершенная для него любимая девочка прижалась головой, тяжело вздыхая.

— Нет, я понимаю, что бабуля у меня молодец и физически развита, но всё же возраст. Вдруг сердце не выдержит?

— У её генерала не выдержит, если продолжит в том же духе ограничивать свободу Мары Захаровны. Ваши мужчины неандертальцы в вопросе взаимоотношений с женщинами. Дал же ей свободы, так чего решил изменить решение? Это или от большой любви, или от желания повлиять на меня, как и предполагала Мара Захаровна.

— А ты-то тут при чём? — удивилась Фима, приподнимаясь, чтобы рассмотреть весёлую улыбку и смеженные веки с длинными густыми ресницами.

— Я всегда при чём, любимая, привыкай. Что бы ни случилось, я всегда при чём, — тихо шепнул он, приоткрыв глаза, и лукаво подмигнул. — Я Сильнейший, Сима, и этим всё сказано.

— Всё равно не понимаю, — тихо пожаловалась Фима, очередной раз вздыхая.

Все её мысли были о бабуле. Какая же она экстремалка. Замуж не хочет! Всеми силами доказывает что сильная и гордая, только одинокая, и об этом девушка знала очень хорошо. Поэтому и обрадовалась, когда появился Елизар Платонович, надеялась, что хоть он сможет сделать бабулю счастливой.

— Хорошо, что кольцо к ожерелью не прислал. Она бы его точно прибила и охрана бы не спасла его.

— Почему? — лениво поинтересовался Ход, прислушиваясь к мыслям девушки.

— Она обожает кольца. Особенно обручальные.

— А ты? — мягко спросил Дантэн. — Я даже не знаю, какие кольца тебе нравятся. Как выбрать и не ошибиться.

Фима замерла, внутренне вся подобралась и приподнялась на руках, недоверчиво заглядывая в безмятежное лицо атландийца.

— Мне? Мне кольцо? — уточнила она, чувствуя, как радостно забилось сердце.

Дантэн открыл глаза и усмехнулся забавному выражению лица любимой. Недоверие боролось с пробивающимся наружу счастьем.

— Тебе, любимая, и обручальное.

— Но у вас же не принято.

— Зато у вас принято, — мягко возразил Дантэн. — Это откуп за то, что свадьбы у нас по вашим традициям не было и не будет.

— Почему? — удивилась Фима, а потом вдруг вспомнила, как тяжело атландийцу находиться в густонаселённой столице. — А, поняла, — закивала девушка, но вдруг зацепилась за то, что любимый употребил прошедшее время, и замотала головой. — А нет, не поняла. То есть как это не было?

— Да, Симка, ты теперь моя ларна и ты сама этого захотела. Я дал тебе время спрятаться и подумать.

— А объяснить?

Дантэн закатил глаза и застонал.

— Ты невыносима, — протяжно выдохнул мужчина, а затем ехидно спросил, передразнивая: — А подумать?

Заречина опустила голову, покраснев, но быстро справилась со смущением.

— Ну, я конечно могу и подумать, только потом не обижайся, если я тебя не так пойму.

— Знаю-знаю, коллективный разум. Я понимаю, тебе сложно, но и мне нелегко. Так что будем искать компромисс. Но имей в виду, я не выдержу, если ты постоянно будешь терроризировать меня глупостями.

— Мужчины! Как поговорить, так сразу глупости. А сами между собой как сороки, все сплетни обсуждаете, — проворчала Фима, вспоминая бабулины слова. Та много всяких историй про мужчин знала и охотно делилась ими.

Дантэн беззвучно засмеялся, придерживая ладонями любимую. Какая же она ещё молодая, наивная.

— Ты меня с кем-то путаешь, — возразил он. — Тебе придётся привыкать, любимая, что у нас говорят мало, больше думают. А сплетни вообще исключены. Любое твоё высказывание будет всесторонне изучено, взвешено и принято каждым индивидуально.

Фима фыркнула, с трепетом рассматривая лицо любимого. Его соблазнительные губы, как обычно, улыбались с превосходством. Прямой нос, чёрные брови, высокие скулы, высеченные словно из камня. Глаза раскосые, миндалевидные, самые красивые и выразительные. А к высветленным с концов своенравным кудряшкам, укрывающим лоб, рука сама потянулась убрать их.

— Я люблю тебя, — тихо шепнула девушка, не в силах справиться со своими эмоциями.

Атландиец зажмурился, улыбаясь ещё шире. Он блаженствовал от мягких невесомых прикосновений, прислушиваясь к судорожному дыханию ларны. Она хотела его, он тоже хотел бы придаться с ней любви, но, увы, приходилось сдерживаться, не опускать щиты, иначе во дворце приключится форменная вакханалия.

— Клянусь, ты не пожалеешь об этом никогда, — выдохнул он, резко переворачиваясь, опрокидывая Симу на кровать, подминая под себя. Поцелуем Дантэн дразнил любимую, которая обвила руками шею, потянулась, как цветок к солнцу, открылась полностью перед ним.