Муравечество - Кауфман Чарли. Страница 114

— У нас здесь что, эхо?

— Господи, Б., — шепчет она.

— Прости, — говорю я. — Тяжелая ночь.

Хочу назвать ее по имени, но я его не знаю. Спрашиваю, нет ли у нее в кошельке денег, потому что, объясняю я, наверное, надо дать чаевые полиции, когда та приедет. В действительности же это уловка, чтобы посмотреть на ее права.

— Эм-м, да, — говорит она. — Но разве полиции обязательно давать чаевые?

— Господи, — говорю я. — Ты же знаешь, наш народ считают скупым. Ты правда хочешь укрепить это предубеждение? В такой-то момент?

— Нет, конечно, нет, — отвечает она.

Отправляется за сумочкой. Я улучаю момент, чтобы оглядеться и ознакомиться с окружением — так будет проще отводить подозрения. Она возвращается с сумочкой и начинает в ней шарить.

— Давай я достану деньги, — говорю я. — Или ты мне не доверяешь?

Она озадаченно смотрит на меня, потом потягивает сумочку. Я нахожу ее кошелек, открываю, достаю банкноты, тайком глянув на права: Лора Элейн Коэн. Возвращаю.

— Спасибо, Лора.

— Б.!

— Что?!

— Пожалуйста, не сердись на меня, — говорит она.

— Я и не сержусь.

— Ты называешь меня Лорой, только когда сердишься! Думаешь, я не заметила?

— Лори, — пробую я.

— Серьезно? — говорит она. — Ох, Б.

Стук в дверь. Там стоят два копа в форме, а также человек средних лет в костюме.

— Офицеры, — приветствую я.

— Б.! — говорит человек в костюме и обнимает меня.

— Привет, — отвечаю я.

— Лори, — продолжает он, отпуская меня и обнимая ее.

Вот ему можно звать ее Лори. Кем бы он ни был. Как-то нечестно.

— Эл, — говорит она. — Большое спасибо, что приехал.

Его зовут Эл. Понятно.

— Спасибо, Эл, — говорю я.

— Как я мог не приехать? — отвечает Эл. — Мы постараемся облегчить для вас ситуацию, насколько только можно.

— Спасибо, Эл, — говорит Лори (?).

— Спасибо, Эл, — вторю я.

— В общем, нам только нужно взять показания, — говорит Эл.

Значит, Эл из полиции. Понятно.

— Мы нашли тело клоуна, и у нас нет совершенно никаких сомнений, что это самооборона.

— Вы бы видели, что он сделал с Грегори, — произносит Лори (?).

Я тороплюсь за трупиком Грегори, уверенный, что так будет проще протолкнуть свою версию.

— Господи, — говорит Эл. — Я любил его, насколько только можно любить говорящую куклу осла.

— Как и я, — говорю я.

— Как и весь Нью-Йорк, — поддакивает второй полицейский в форме.

— Как и я, — соглашается Лори (?).

— Расскажи, что произошло, Б., — говорит Эл. — Своими словами.

— Конечно. Ну, я выгуливал Грегори Корсо, говорящего осла, как и каждый вечер.

— Не каждый, — говорит Лори (?).

— Да, согласен. Как в некоторые вечера.

Это ее удовлетворяет, она кивает.

— И я заметил, что за мной следит этот проклятый клоун, который следил за нами весь день. Правильно?

Я смотрю на Лори (?) ради подтверждения.

— Правильно, — говорит она.

— Он даже был сегодня на моей лекции. Это все видели. Сотни свидетелей. И я обошелся с ним по-доброму, хотя, очевидно, у него не все в порядке с головой. Я даже пригласил его на сцену для дебатов. Оглядываясь назад, должен сказать, что был, пожалуй, слишком добр.

— О чем дебаты? — спрашивает Эл.

— Он заявлял, что видел фильм Катберта и что тот совершенно непохож на то, о чем рассказывал я, почти полная противоположность.

— Безумие, — отвечает Эл. — Какой безумец.

— Да, — соглашаюсь я, хотя сам внутри бушую. — Но нужно быть добрее к нашим безумным друзьям. Так нас учит Тора.

— Ты слишком прекрасен для этого мира, как говорил Винсент Ван Гог, — говорит Эл.

— Спасибо, Эл, — соглашаюсь я. — В общем, клоун напал на Грегори, а потом пошел на меня, в руках сай^[157]…

— Сай мы не нашли.

— Позволь договорить. Я хотел сказать, он пошел на меня с… айфоном в руках.

— Мы не нашли… Погоди, что-то я запутался. Айфоном можно угрожать жизни?

— Они же очень твердые. И держи в уме, он уже убил моего осла, так что я не мыслил рационально.

— Это я понимаю, — говорит он. Потом, после паузы: — Но мы и айфон не нашли.

— Может, кто-нибудь его забрал. Я слышал, продажа краденых айфонов — выгодный бизнес.

— Твоя правда, — говорит Эл. — Очень хорошо подмечено. Твоя правда. Может, это тебе нужно быть копом, а мне — гением кинематографа!

Мы все смеемся.

— Короче. Мы подрались, и я, чтобы защититься, ну, забил его насмерть.

— Спасибо, Б., — говорит Эл. — За то, что вновь пережил этот кошмар. Знаю, это нелегко. — Затем копам: — У вас еще остались вопросы, ребята?

— Нет, комиссар Раппапорт.

Комиссар Эл Раппапорт! Ну конечно!

— Ладненько, — говорит комиссар Эл Раппапорт, — тогда позволим вам, очаровательной парочке, вернуться к своей жизни.

— Спасибо, Эл.

Эл обнимает Лори (?).

— Дело не в том, что он клоун, Лори. Это мы знаем точно.

Это еще что значит?

— Спасибо за эти слова, Эл, — говорит Лори (?).

Дело не в том, что он клоун, Лори? Дело не в том, что он клоун, Лори. В голове почему-то включается тревога. О черт. Клоунесса Лори! Так Лори — это Клоунесса Лори? Я присматриваюсь к ней и пытаюсь представить в клоунском гриме.

— Что? — спрашивает она.

— Ничего.

Эл обнимает меня. И уходит вместе с полицейскими. Мы с Клоунессой Лори, наверное, какое-то время смотрим на дверь, словно вдруг испугались остаться наедине друг с другом, словно из-за этого ужасного события между нами разверзлась какая-то пропасть.

— Наверное, нам лучше попытаться уснуть, Сюсипуся, — говорит она.

— Ладно. Хорошая мысль.

— Мне очень жаль, Малыш Милыш, — продолжает она. — Тебе, должно быть, та-а-ак тяжело.

— Да ничего.

— О-о-о, Дружок-Пирожок, — говорит она и заключает меня в объятья.

— О-о-о, — отвечаю я.

В спальне я смотрю, как она раздевается. Она довольно хороша, и я чувствую, как натягивается ткань пижамных штанов. Вдруг осознаю, как я рад, что родился в Соединенных Штатах во времена, когда мне могли провести обрезание во взрослом возрасте в Ожоговом центре имени Ожега и Шрайбера. Так она не заметит, что я не еврей. Это возвращает к вопросу о ермолке. Можно ли снимать ее перед сном?

— Ты не знаешь, где я оставил компьютер? — спрашиваю я. — Я бы хотел кое-что погуглить.

— Там же, где и всегда, — говорит она.

— А, хорошо, — говорю я. — Спасибо.

Я выхожу из комнаты.

— Ты куда? — спрашивает она.

Я возвращаюсь.

— За компьютером?

Она закатывает глаза.

— Что с тобой? — достает его из прикроватной тумбочки. «Моя сторона кровати!» — думаю я.

— Прости, — говорю я. — Еще не пришел в себя и думаю, что останусь таким несколько дней, а то и до конца года.

— Мой бедный мактостик, — говорит она и обнимает меня.

— Ох, — отвечаю я. — А сейчас я понимаю, что даже не могу вспомнить пароль!

— Ха, — смеется она. — Глупый Б.! Это же твое прозвище для меня!

— Ха! — соглашаюсь я. — Смешно… Детка.

И смотрю на нее.

— Ты смешной, — говорит она.

Я решаю не снимать кипу. Это в его духе. Хорошо, что он уже был в пижаме, так что я хотя бы знаю, в чем он спит. Если она спросит, почему я ложусь в ермолке, скажу, что просто забыл. Из-за стресса после жестокого убийства, которое совершил для самозащиты, из-за смерти нашей любимой куклы осла. Правдоподобно. Она поверит. Я забираюсь в кровать.

— Ты ложишься спать в ермолке? — спрашивает она.

— Забыл, — отвечаю я, отстегивая ермолку и отправляя на болванку для париков на тумбочке — полагаю, она здесь для этой цели. — Просто забыл, — продолжаю я, — после убийства, которое совершил для самозащиты, а также гибели ослика. Спокойной ночи.

Ложусь.

— А как же твоя вечермолка?

— Что-что?

— Вечермолка.

Я гляжу в потолок и вздыхаю. Это почти что того не стоит.

— Что-что, еще разок? — говорю я. — Похоже, потрясение затронуло и память.