Семейный портрет с колдуном (СИ) - Лакомка Ната. Страница 63

- Возможно, вам это известно, Эмили.

- Мне? – спросила я машинально.

Он хотел ещё что-то сказать, но в это время карета остановилась, и королевский лакей открыл дверцу, приветствуя «милорда и миледи Майсгрейв».

Колдун вышел из кареты и подал руку, помогая выйти мне.

Даже провинциальной девице несложно было понять подобный намек, и я была благодарна, что сейчас мы очутились в окружении слуг и других гостей, которые выходили из экипажей – это заставило графа удержать от дальнейших откровений.

Вдоль садовой дорожки, ведущей к замку, горели светильники, и развешанные на кустах стеклянные гирлянды отражали свет, переливаясь всеми цветами радуги. Это было очень красиво и необычно, но я не могла любоваться. Граф держал меня за руку, и его прикосновение обжигало, как пламя вот этих самых светильников.

Кто-то желал нам доброго вечера, кто-то интересовался здоровьем – я слышала льстивые, подобострастные голоса, но не могла не заметить косые взгляды придворных. Вряд ли к королевскому колдуну испытывали искреннюю любовь. Или хотя бы уважение.

Вирджиль Майсгрейв отвечал на приветствия лениво и односложно, и увлекал меня всё дальше и дальше, не отпуская, не позволяя отойти от него ни на шаг.

Королевский замок горел огнями, и над садом плыла нежная мелодия, которую выводила невидимая скрипка.

Небо было сиреневым, облака на западе – розоватыми, и тонкий серп месяца уже красовался над кронами деревьев, и я невольно поддалась очарованию праздника.

Мы подошли засвидетельствовать почтение королеве, которая сидела в кресле, под кронами дерева, украшенного фонариками. Её величество находилась в самом прекрасном расположении духа, шутила с придворными и необычайно тепло приветствовала нас.

Я сразу же поняла, насколько правильным было решение моего мужа нарядить меня в темный шелк. На королеве было прелестное платье цвета слоновой кости, а остальные дамы были в темном. На их фоне её величество выделалась, как белая бабочка в рое пчел. Умышленно или нет это было сделано, но получалось так, что все мы были обрамлением её красоты. Ни одна леди не затмила королеву пышностью наряда или красотой. Может, поэтому она и была так весела.

Она спросила о моем здоровье, лукаво поинтересовалась, не слишком ли сердит мой муж из-за того, что она настояла на нашем присутствии на празднике – как будто и не метала молнии взглядом во время беседы через зеркала.

Всё это походило на маскарад. Только вместо масок люди надевали выражения лиц. Королева излучала радушие, колдун искрил остроумием и вел себя немного развязно, чуть-чуть вальяжно, как и положено королевскому любимчику. И придворные тоже надели маски – они приветствовали нас, смеялись над шутками Вирджиля, но когда мы отошли от королевы к столу, чтобы взять по бокалу вина, я услышала, как один из вельмож сказал другому, посмеиваясь:

- Старый единорог обошел молодого оленя!

Сказано это было вполголоса, но я услышала, и очарование вечера пропало мгновенно и безвозвратно. Вирджиль, несомненно, тоже услышал, но в то время, как я покраснела от негодования, он остался невозмутимым.

- Примите совет, - сказал он, беспечно улыбаясь и протягивая мне бокал, - никогда не показывайте другим, что их слова вас уязвили. Покажете – и ваши враги узнают о ваших слабостях, и будут бить только в это место. Не давайте врагам обнаружить брешь в вашей броне.

Выражение его лица никак не вязалось с серьезностью речей. И я поняла, что это ещё одна маска – создавать напоказ картину счастливой семейной жизни. Скорее всего, граф был совершенно прав, запретив Аселину приходить. Зачем быть посмешищем?

- Но у меня нет врагов, - сказала я, чуть пригубив бокал и сразу отставив его.

- У всех есть враги, - философски заметил колдун и осушил сразу две трети бокала. Поморщился, прищелкнул языком, и допил остатки. – Крепкое, - пожаловался он мне. – Можно было разбавить водой, но её величество не желает, чтобы её обвинили в скупости. Но вам и правда лучше не пить это, Эмили, - он указал на мой бокал. – Ешьте сладости. Может, тогда улыбка появится на ваших губах. Мы же не на похороны пришли.

 - Я постараюсь, - пообещала я серьезно.

- Хотите потанцевать? – вдруг предложил он. – Это избавит вас от ненужных разговоров, и так мы лучше всего покажем, как счастлива чета Майсгрейвов.

Мне показалось, что голос его как-то странно дрогнул, но колдун не переменился в лице, и я решила, что мне почудилось.

Играли менуэт, несколько пар танцевали на выложенной досками площадке, и я кивнула:

- Почему бы и нет? Вы – прекрасный танцор, я видела. Будете подсказывать мне движения. Только не гримасничайте слишком явно, когда я наступлю вам на ногу.

- Постараюсь, - ответил он, скрывая усмешку.

Мы вышли на площадку, и Вирджиль повел меня в танце, очень бережно держа мою руку и обнимая за талию. Танцевать с ним было настоящим удовольствием. И, вопреки моим опасениям, я не забыла ни одной фигуры и не отдавила графу ноги.

- А вы боялись, - сказал он, когда музыка закончилась, и музыканты и танцоры получили аплодисменты от зрителей. – Вы очень хорошо знаете фигуры менуэта, даже подсказки не потребовались.

- Мне кажется, в пансионе нас учили танцам, - ответила я с нервным смешком. – Конечно, я в этом неуверенна… - я замолчала, не закончив фразу.

- Эмили? – встревожено спросил колдун.

- Простите, мне надо отлучиться, - пробормотала я. – Ничего страшного, а дамскую комнату.

- Я провожу, - тут же предложил он.

- Не смешите, - отказалась я поспешно. – Никого из дам мужья туда не провожают. Я скоро вернусь.

И я чуть ли не бегом бросилась прочь от мужа. Но ни в какую дамскую комнату не отправилась, а наоборот – постаралась незаметно для остальных гостей свернуть в сад, чтобы побыть несколько минут одной. И подумать. Потому что только сейчас глупая Эмили сообразила, что опять попала впросак.

Если верить графу Майсгрейву, это моя мать стерла мне память, чтобы защитить от судьбы незаконнорожденной. Моя мать умерла около двадцати лет назад, когда я была ребенком. Но какой бы колдуньей она ни была, едва ли ей было под силу наградить меня воспоминаниями об обучении в пансионе, о доме в Линтон-вилле, в котором я помнила колодец, вырытый всего три года назад.

Мои воспоминания были уничтожены совсем недавно. И это сделала точно не моя мать.

Вирджиль Майсгрейв солгал мне. Но зачем? С какой целью? Мне казалось, он совершенно искренне обещал позаботиться обо мне. И портрет с женщиной похожей на меня, вряд ли был подделкой.

Я медленно брела по тропинке, между кустов жимолости, и в волнении переплетала пальцы, сжимая их до боли. Граф лжет. И считает меня совсем дурочкой, если лжет так явно. Что, прикажете, теперь делать? И дальше притворяться дурочкой или спросить прямо. Вот только услышу ли я правду или очередную ложь?

Чей-то темный силуэт вырос передо мной, и я испуганно отшатнулась, но потом узнала служанку, которая прислуживала мне в королевском замке. Мисси. Та самая, которая беззастенчиво сплетничала обо мне, Аселине и леди Филомэль.

- Добрый вечер, леди, - сказала она, делая книксен. – Вы заблудились? Я провожу вас. Праздник в той стороне…

- Спасибо, я просто решила прогуляться и знаю дорогу. Не беспокойтесь, - я хотела обойти её, но девушка проворно заступила мне дорогу.

- Там грязь и ямы, - сказала она приветливо, - не ходите туда, леди Эмилия. Испачкаете туфельки и платье.

Она нарочно останавливала меня. Скорее всего, там, в кустах, происходило что-то, о чем не следовало знать никому. Я бы не стала настаивать и свернула на другую тропинку, но тут из зарослей послышался знакомый смех, а потом очень знакомый голос.

- Вам туда нельзя! – воскликнула Мисс, когда я оттолкнула её и бросилась в темноту, раздвигая ветки кустарника.

Но служанка опоздала, и я увидела то, что увидела – Аселин Майсгрейв держал в объятиях леди Филомэль Нэн, и они с упоением целовались.