Неудачница (СИ) - Медведева Анастасия "Стейша". Страница 41

— Некоторое время назад моё поведение принесло мне… не лучшую славу, — убирая руки в карманы брюк, медленно произносит Бондарёв.

— Твоё поведение?.. — смотрю на него вопросительно, надеясь на объяснение.

— Я имел всё, что движется, — спокойно отвечает Глеб, а у меня мгновенно вспыхивают щёки, — естественно, при наличии у объекта определённых гендерных признаков. А когда остепенился, понял, что моё имя уже само работает на себя. Сейчас у меня просто нет времени кому-то что-то доказывать, как нет желания объяснять всем и каждой, что её промежность меня больше не интересует. Так что я нашёл самый простой способ избавления от проблемы.

— Фиктивная девушка, — киваю тупо, во все глаза глядя на него.

Как можно так говорить о женщинах?.. Даже о тех, которые просто хотят с ним переспать?!

И почему его слова производят на меня такой эффект? Это как-то неправильно… Нет, я понимаю, что Слава не приходит просто так, и по всему видно, что Глеб в постели просто монстр… но то, как он подаёт эту информацию, и то, как он при этом смотрит на меня, словно взглядом спрашивая: «не хочешь ли ты в этом убедиться?..»

Мамочки родные, я вообще уверена, что хочу служить его стеной от всех отвергнутых и при этом не иметь доступа к запретному плоду?..

Но если подумать… это что же такое должно было произойти в его жизни, чтобы он вначале ударился во все тяжкие, а потом резко прекратил свои походы по юбкам и превратился в работягу, игнорирующего всех представительниц женского пола? И где в этой истории место Татьяны, которая (в чем я абсолютно убеждена) совершенно точно повлияла на резкую смену его поведения?

— Я удовлетворил твоё любопытство? — чуть грубовато спрашивает Глеб, продолжая таранить меня своим взглядом.

Вообще-то, только распалил его…

Но я медленно киваю, понимая, что просто не смогу сейчас ответить на эту откровенную провокацию.

— Что-то ещё? — словно видя в моих глазах желание продолжить нашу дискуссию, уточняет Бондарёв, склонив голову.

— Ты… ты сказал «доказывать наглядно»… — я мнусь, не зная, как правильно сформулировать все свои опасения — в вопрос, — Что конкретно предполагает эта фраза? В контракте этот пункт прописан слишком расплывчато… Какие рамки дозволенного будет иметь процесс «наглядного доказательства»?

На лице шефа появляется странная ухмылка. Напрягаюсь не на шутку, когда он медленно подходит ко мне вплотную и кладёт обе руки на мои бёдра… Дыхание сбивается само по себе… Что происходит?!

Глеб, не спеша, наклоняется ко мне, затем опускает голову к моей шее и легонько вдыхает аромат новых духов, слегка касаясь чувствительной кожи кончиком своего носа.

— Мы — люди взрослые, — негромким, но совершенно вышибающим почву из-под моих ног, голосом, произносит Бондарёв, чуть сжимая руки на моих бёдрах.

— Глеб… — предостережение в моём голосе звучит отчётливо; я совершенно не понимаю, что нашло на моего шефа.

Но тот резко отстраняется и спокойно отходит, оставляя после себя лишь память о тепле его тела и табун мурашек на коже.

— Рамки дозволенного будешь определять ты сама, — как ни в чём не бывало, говорит шеф, — Естественно, я не потащу тебя в постель при свидетелях. Но если момент будет требовать определенной активности с твоей стороны, ты должна будешь её проявить. Или спокойно принять некий знак внимания с моей стороны.

Знак… внимания?..

Что-то у меня слегка голова идёт кругом… да и кислорода в воздухе совершенно точно не хватает… Или здесь просто жарко?.. Почему я слышу в этом «знаке внимания» какой-то определённый подтекст?..

Но его слово прозвучало отчетливо — рамки определяю я сама.

Да и, в конце концов, что такого страшного может сделать Бондарёв, если он сам сказал, что в постель меня точно не потащит?

Эм…

Я ведь сейчас ни в чём себя не убеждаю?..

— Ещё вопросы? — поднимает бровь шеф.

— Я перечитаю контракт, — опускаю глаза в пол, стараясь не выглядеть при этом испуганной дичью.

— Хорошо. Надеюсь, через час он будет лежать у меня на столе, — ровно произносит Глеб и уходит в свой кабинет.

А я плетусь к своему креслу и буквально падаю в него. Условия, которые он предлагает, просто сказочные (по отношению к предыдущим)… И по сути — подписывать надо без промедлений…

Но всё же я медлю. Почему у меня ощущение, что я сама загоняю себя в капкан? Нет, влюбиться в шефа мне не светит — слишком сильна память о первых трех неделях в его доме. Но как я смогу смотреть в глаза Бесова, которого мечтаю назвать своим мужчиной, имея подобный контракт на руках? Да и вообще… все эти мысли о «доказательствах»… Неужели Глеб — такой бесчувственный монстр? И неужели он ничего не ощущает рядом со мной?..

Но, если подумать, тот факт, что я для него — только ширма, вполне объясняет его непробиваемость.

Он ничего не испытывает, когда кладёт свои руки на моё тело. И ничего не испытывает, когда прижимает меня к себе. И тот срыв, что произошёл день назад, говорит скорее о его долгом воздержании, чем о том, что Глеб каким-то образом заинтересовался мной.

Не знаю, что я испытываю по этому поводу.

Зато могу сказать точно, что, в отличие от шефа, я — не бездушная ледышка. И выдержать его "внимание" к себе без каких-то последствий — вряд ли смогу… Смысла врать себе не вижу.

А ещё…

Я хочу поделиться этой проблемой хоть с кем-то! Хочу — но не могу. Я не имею права распространяться о том, что наши с Глебом отношения — фиктивные: в контракте это очень чётко прописано. Поэтому, когда фея залетает ко мне через полчаса, чтобы выслушать волшебную историю о моём тайном походе на свидание, единственное, что я могу, — это вымученно улыбнуться…

— Что-то мне не нравится выражение твоего лица… — замечает Лина, с некоторым беспокойством глядя на меня.

— У меня есть новость… которая тебя не обрадует, — говорю честно, прикусывая губу изнутри.

— Таааак… — Лина складывает руки на груди и смотрит на меня очень цепко.

— Но я прошу… пожалуйста, дождись понедельника. Тогда ты всё узнаешь… и тогда я расскажу тебе о своём походе на репетицию ребят, а бонусом добавлю историю о нашем сегодняшнем свидании с тем гитаристом, — смотрю на неё большими щенячьими глазами, надеясь, что последнее предложение перебьёт её любопытство.

— Ты сегодня снова с ним увидишься? — глаза Лины загораются предвкушением, а я облегченно выдыхаю.

Про себя, конечно.

— Я… — я резко замолкаю, потому как дверь в кабинет шефа неожиданно открывается.

— Лина, зайди ко мне, — командным тоном произносит Бондарёв, бросает на меня взгляд, пропуская фею внутрь, и закрывает за собой дверь.

Сижу и тихо недоумеваю: что происходит? Или нет, даже не так: почему происходит что-то, о чём я, личная помощница, не в курсе?

Уровень недоумения зашкаливает совсем, когда мимо меня в кабинет Глеба быстрым шагом проходит златовласый Бог с четырнадцатого этажа — Макс. Мне он коротко кивнул, зашёл к Бондарёву без стука и сразу закрыл за собой дверь.

Так… Я даже не знаю — мне сейчас безразлично поплевать в их сторону и с гордым видом разложить пасьянс на экране, или всерьёз озаботиться тем, что я понятия не имею, что случилось, и почему Глеб собрал всю свою креативную команду в обход графика расписания?..

Решила использовать появившееся время с умом и предаться изучению контракта… Получалось, конечно, тяжко, ибо любопытство — мой самый большой недостаток. Но суть проблемы мне это выявить не помешало: что я буду делать, когда Бесов захочет встретиться в середине недели и обнаружит, что кое-кто не в состоянии удовлетворить его желание?.. И что я буду делать, если Бондарёв решит, что доказывать наши отношения окружающим нужно, к примеру, поцелуем?.. Ну, мало ли?.. Нет, я понимаю, что договориться с Глебом на словах, минуя этот дикий факт подписания контракта, не получится. Бондарёв понимает только язык подписей и документов (или принимает только его — что, по сути, одно и то же), так что вряд ли он согласится на моё предложение помочь ему без всяких контрактов, но при условии, что он перестанет меня штрафовать и начнет относиться по-человечески.