Черный орден СС. История охранных отрядов - Хене Хайнц. Страница 110

Оставшиеся в живых соратники Рёма были низведены до положения ветеранского союза. Однако ненависть к убийцам своих товарищей 30 июня 1934 года в рядах штурмовиков не затихала. Да и начальник штаба СА Виктор Лутце не забыл жаркие дни лета 1934 года, когда он, ослепленный преданностью к Гитлеру и подгоняемый чувством карьеризма, по сути дела, предал Рёма.

Он не простил Гитлеру его кровавую оргию и был полон желания отомстить эсэсовским убийцам, но понимал, что СА слаба и открыто выступить против СС не может. Штурмовикам требовался союзник, которого они видели в вермахте.

Лутце был готов к сотрудничеству с вермахтом против СС сразу же после падения фон Бломберга и Фрича. Во время закладки памятного камня при строительстве автозавода «Фольксваген» в Вольфсбурге в мае 1938 года, Лутце отвел в сторону генерала Улекса, ярого противника нацистской партии, и заявил ему о необходимости использования отставки Фрича для свержения Гиммлера, начавшего набирать силу. На вопрос генерала, как поступит СА в случае выступления вермахта против СС, Лутце ответил без колебаний: «Она будет, безусловно, на стороне вермахта!»

Когда же Улекс спросил, как быть, если Гитлер поддержит шефа СС, Лутце сказал: «Фюрера надо будет по возможности пощадить».

Улекс истолковал его ответ по-своему, посчитав, что, если фюрер не захочет быть на нашей стороне, его следует свергнуть".

В заключение разговора Улекс заверил Лутце, что поставит в известность о его плане генерал-полковника барона фон Фрича и его преемника Вальтера фон Браухича. Но только в том случае, если Лутце сможет представить доказательства, что шантажист Шмидт действовал по принуждению гестапо, выступая против Фрича.

Когда Улекс через две недели получил сообщение о готовности Лутца представить необходимые доказательства, он тут же пошел к Фричу и Браухичу. Однако ни тот ни другой не согласились поддержать планы Лутце. Главнокомандующий сухопутными войсками фон Браухич, отрицательно относившийся к режиму, но верный присяге, вновь поверил Гитлеру.

Лутце тем не менее не оставил своих попыток склонить Браухича к совместному выступлению против СС, используя свое с ним родство по линии жены, становясь все более настойчивым по мере ухудшения военной обстановки и усиления СС. Деятельность его не осталась вне поля зрения партийных бонз. Министр пропаганды Геббельс с неудовольствием отметил: «Лутце, используя свои семейные связи с Браухичем, все более резко выступает против СС. Он повсюду наводит критику и выражает недовольство, считая, что СА отодвинута на задний план. Следовательно, он попал не в те руки».

А 12 марта 1940 года группенфюрер СС Бергер констатировал: «Поведение начальника штаба СА Лутце начинает становиться опасным не только в отношении СС, но и партии. Устраиваемые им товарищеские вечера, особенно совместно с вермахтом, Лутце использует для пропаганды против СС, причем в форме, недостойной порядочного человека… Считаю необходимым установить за ним наблюдение».

С того момента все высказывания и замечания Лутце регистрировались и доносились в партийную канцелярию. В одном из донесений сообщалось: «Гитлер нарушил свои обещания в отношении церкви… — сказал Лутце. — Мы хотим быть носителями идей, а не кинжалов».

Руководство СС обратило внимание и на сближение Лутце с гауляйтером Польши, явным врагом СС, Хансом Франком.

Созданная Франком так называемая особая служба, нечто вроде частной полиции, просуществовала два года. Тогда оберфюрер СА Пельц, ответственный за восточные районы, предложил использовать в Польше штурмовиков в качестве вспомогательной полиции. Это явилось бы своеобразным противовесом подразделениям СС и полиции безопасности.

Но такое предложение не прошло, Пельц намеревался представить подразделения СА в распоряжение авиационного командования в Кракове (в этом случае он получил бы оружие, включая пулеметы и зенитные орудия). Ставленник Гиммлера Крюгер добился отмены согласия краковского авиационного командования на использование штурмовиков. СА предприняло еще одну попытку: она испросила в министерстве по делам восточных районов разрешение на создание восстановительной службы на всех захваченных восточных территориях. Гиммлеру опять удалось перечеркнуть интригу своего противника.

Известие о том, что Лутце в феврале 1943 года выехал в «королевство» Франка и поселился на его вилле в курортном местечке Криница, вызвало у Гиммлера панику. Он тут же написал Борману письмо следующего содержания: «Считаю пребывание начальника штаба СА Лутце в генерал-губернаторстве Польша не отвечающим складывающейся обстановке… Думаю, что ему лучше направиться на один из курортов рейха».

Через несколько месяцев Лутце погиб в автокатастрофе. Но хотя СС избавилась от опасного противника, СА продолжала оставаться тем резервом, к которому обращались противники «черного ордена». Даже рейхсминистр по делам восточных районов Альфред Розенберг пытался опереться на лидеров СА, чтобы ослабить железную хватку СС на оккупированных территориях. Все тот же Бергер почувствовал возможность создания новой оппозиции, о чем сообщил своему шефу. «К своему удивлению я установил, — писал он, — что вокруг Розенберга собирается целый ряд гауляйтеров, лидеров СА и партии, считающих его „последним защитником прав“, высказывающих мнение, что рейхсфюрер СС слишком высоко вознесся, и неодобрительно относящихся к росту влияния СС».

Новоколониалисты в России держались по отношению к СС настороженно. Среди десяти генеральных комиссаров, управляющих восточными районами, были два гауляйтера, два обергруппенфюрера СА, два представителя национал-социалистской партии, два деятеля немецкого рабочего фронта и два чиновника, но ни одного эсэсовца. Не благоволило СС и высокое начальство: рейхскомиссар Украины Эрих Кох (от которого СС хотела избавиться еще в середине тридцатых годов) и гауляйтер «Остланда» Хинрих Лозе (по оценке Бергера, «человек без понятий»). На рейхскомиссариат Москвы планировался обергруппенфюр СА Зигфрид Каше, чудом оставшийся в живых и саботировавший действия СС где только возможно.

Мотивы их неприязни к СС были самыми разнообразными. Неоимпериалист Кох, жестоко расправлявшийся со славянскими «недочеловеками», опасался за свое положение феодала. Лозе считал методы СС слишком жестокими.

Изменение характера войны на Восточном фронте побудило некоторых лидеров СС абстрагироваться от концепции «сверхчеловеков» и смягчить обращение со славянскими народами. Даже Бергер летом 1943 года стал сторонником дифференцированной восточной политики. Перейдя в качестве начальника политического управления в «восточное» министерство, он сделался ярым помощником Розенберга в его борьбе с самоуправством Коха.

Генрих Гиммлер словно заглянул в пропасть. В будущем его ожидали новые столкновения с партией.

Как только Адольфа Гитлера покинуло военное счастье, во властных структурах усилилась поляризация. СС и партия грызлись между собой все сильнее. В ходе войны, как отмечал британский историк Хью Тревор-Ропер, партийная машина взяла на себя право руководства вооруженными силами и прежде всего — вопросы управления и обеспечения, строительства укреплений и эвакуации, становясь даже могущественнее при новых поражениях немецкого оружия. В лице Мартина Бормана после отлета Рудольфа Гесса в Англию партия обрела человека, старавшегося решительно отстранить СС от рычагов управления третьего рейха. Действовал он без лишнего шума, незаметно, повсеместно и эффективно, осуществляя контроль за ставкой фюрера, за отношениями Гитлера с партией, держа в своих руках гауляйтеров и руководителей государственного аппарата.

Гиммлера не покидала мысль о возможной дуэли с партией, зная о ее неприязни к себе. Поэтому он старался избегать возможных столкновений, пока это позволял престиж ордена. Партийная бюрократия — аппаратчики, люди, жаждавшие получения высоких должностей, золотых петлиц и богатств, — отвергала с презрением этого учителишку с его культом ордена и древних германцев, даже внешне не производившего должного впечатления. Для партии он оставался чужаком, какую бы форму ни надевал. Казавшийся всемогущим, рейхсфюрер СС болезненно реагировал на любую партийную критику. Если в кругу своих приближенных он иногда позволял себе грозные высказывания, что, мол, порядок в Германии будет установлен лишь тогда, когда последний гауляйтер будет повешен на фонарном столбе, то партийным иерархам достаточно было кашлянуть, чтобы сбить Гиммлера с толку.