Злата. Медвежья сказка (СИ) - Лебедева Ива. Страница 22

— Я оставляю их тебе. — Зеркало растаяло, и между прошлым и будущим больше не было стеклянной преграды. — Если ты захочешь, они станут по-настоящему твоими. И он узнает, полюбит тебя, именно тебя, если ты узнаешь и полюбишь его.

— А ты?!

— А я, собственно, никуда и…

Сон вдруг поплыл, окружающая картинка дернулась, словно занавес на школьной сцене, который неравномерно и слишком торопливо тянут в разные стороны добровольные помощники режиссера. Золотинкин голос растаял раньше, чем я успела расслышать окончание фразы, но в этот момент меня совсем не волновала недосказанность. А все потому, что я вдруг почувствовала на своей талии мужские руки, горячие, нежные, они обнимали так крепко и волнующе, что у меня голова закружилась даже раньше, чем в этом сгустившемся тумане разорванного сна мужские губы прижались к моим губам и…

И я, черт побери, проснулась окончательно.

Вокруг был серенький, сырой рассвет, рядом сладко сопела зверодочь, а мои по-прежнему мохнатые медвежьи бока крепко обнимал муж. Айвен трогательно подгреб мою огромную тушу поближе к себе одной рукой, другой так же крепко обнимал пушистую Кристинку и спал без задних ног. Целоваться даже и не думал.

Мне все только приснилось.

Ну лысые вам лоси же! Почему наяву я опять медведь?! Во сне же была человеком! И мне так хорошо было… так хорошо!

Наверное, мое обиженное сопение разбудило мужчину, потому что он заворочался, потянулся, улыбнулся сквозь сон.

— Золотинка? Иди ко мне, маленькая моя.

Угу. Щазз. Нашел маленькую. Как лягу сверху, так и раздавлю! Что за жизнь, а?!

Глава 26

Все утро я чувствовала какую-то повисшую в воздухе неловкость. Утренние обнимашки и приснившийся поцелуй не давали мне покоя, это понятно. Но почему тогда и Айвен так странно на меня косится, когда думает, что я смотрю в другую сторону?

Ну не тянет же его понежничать с медведицей? Это уже зоофилия какая-то, это точно не про него. А что тогда? Не могло же ему присниться то же самое, что мне.

Но неловкость неловкостью, а жить надо. Обустраиваться в расчете на долгую зиму. Да знаю, знаю я, что есть шанс убраться с острова в сторону цивилизации гораздо раньше, чем пушистая белая смерть придет с севера и остановит время до самой весны. Но твердо помню главное: надеяться стоит на лучшее, а готовиться всегда к худшему.

Поэтому сегодня мы сняли с петель дощатую щелястую дверь зимовья, раскупорили в другом конце сруба вентиляционные дырки и всеми силами ждем, когда сырое нутро избушки просохнет. Только после этого можно будет заниматься ее нормальным обустройством и утеплением.

А пока пора копать коптильню.

Сооружать ее решили в непосредственной близости от реки, чтобы Айвен, значит, рыл, я в это время орудовала в речке вершей, выгребая красноперое богатство природы, а шилопопая егоза при этом была между нами и в пределах видимости.

Вчерашнюю рыбу, почищенную, хорошо просоленную и уже чуть заветрившуюся за ночь, мы тоже принесли с собой. Как раз первым делом в коптилку и пойдет. Я научила Айвена индейскому способу быстрой заготовки — это когда мясистое филе с обоих боков тушки срезается и вялится отдельно, но и хребет с остатками мякоти и головой не выкидывается, а висит по соседству, высыхая на ветерке. Зимой в похлебку такие хребты на ура пойдут, придавая бульону наваристость холодца.

— Не-не, хватит палкой ковырять, руками выгребай, — орала я с середины речки пыхтящему и явно тихо ругающемуся на склоне глинистого холма мужу. — Кристинка! Брысь! Айвен, ну обернись ты, она прямо за тобой твои труды обратно закапывает! Мелкая! А ну иди сюда! Иди сюда, кому сказала! Рыбу дам! Обжора маленькая… Деточка, а ты не хочешь поплавать? Нет, не в шубе, как мишка, а без всего, как девочка? Водичка, конечно, прохладная, но немножко можно. Что, не хочешь? Ладно-ладно, не ори так, большой медведь придет. Иди вон к тем камням и гони рыб на меня. Чтобы в вершу… О! О-о-о! Деточка, да ты гений рыболовли!

И правда, почти на два часа Кристинка оказалась занята интересным ей делом и не досаждала ни мне, ни отцу. Вовсе даже наоборот, дитя довольно успешно колобродило посередь реки, прыгая, плескаясь и визгливо рявкая в воду, лупя по ней лапами и забавляясь от души. Чем успешно шугала идущего на нерест лосося, и он всей толпой ломился в левый проток, где его поджидала большая медведица с ивовой корзинкой.

— Может, хватит на сегодня? — время от времени несколько тоскливо вопрошал Айвен, все еще ковыряясь в глине и с непередаваемой тоской поглядывая на растущую кучу рыбьих тушек. Его можно было понять — чистить, резать и солить все это богатство тоже предстояло ему.

— Ход лосося всего две недели с небольшим, — пыхтела я из реки, жадно загребая водяные потоки ячеистой ловушкой. — Тут такое дело, когда день год кормит. Можно и спать поменьше, и есть побыстрее, лишь бы ни минутки зря не потерять. Потерпи, дорогой, я сейчас все… выловлю… и приду тебе помогать.

— Всю реку вычерпаешь?! — с нотками саркастического ужаса отзывался муж и делал квадратные глаза. — Золотинка! Ты лопнешь от жадности и растворишься в этой реке! Сколько можно мокнуть? Вылезай, отдохни, обсохни, а то…

— Еще скажи «а то простудишься»! — фыркала я, с алчным сопением выгребая очередную партию улова из потока. — Ты копай давай, не отлынивай! Топка у тебя что надо вышла, теперь нужно вырыть длинную узкую траншею вдоль макушки холма, это будет труба, в которой дым должен успевать остыть. Нам нужно холодное копчение.

— Золотинка, я все понимаю, но существуют законы физики. — Айвен нашел повод передохнуть, поэтому радостно отряхнул руки и вылез из раскопок, чтобы прочитать мне лекцию по умному мужскому естествознанию, недоступному для слабого женского мозга. — Дым не будет идти по канаве, он поднимется вверх сразу же над верхушкой топки и вылетит в дыру. Понимаешь, горячий воздух легче холодного, поэтому он стремится вверх и…

— Ты мне про повадки дыма будешь рассказывать? Па-а-а-аберегись! Уй… ну чего ты под рыбой встал, как дундук?! Не ушибся? Тьфу на тебя. Конечно, дым не пойдет по канаве просто так по нашему слову, мы ее сверху закроем решеткой из палок и дерном, получится как раз длинная горизонтальная труба, понятно? Дерн, кстати, тоже нужно будет заготовить.

— У-у-у-у! — застонал муж. — Лучше бы я золото мыл на прииске… там работа тоже не подарок, но ни один старатель так не впахивает, как здесь!

— А ты думал, — я гнусно захихикала, исподтишка наблюдая за тем, как ходят под гладкой мужской кожей хорошо проработанные мышцы. Хе-хе, покопает пару дней, они у него еще красивее и развитее станут. — А ты думал! Женская работа, да? Легкая, что там по хозяйству делать, раз-два, повернулась, полотенчиком помахала и спи-отдыхай?

К тому моменту, когда солнце вползло на верхушку самой высокой горы и присело отдохнуть на лесистый гребень, празднуя полдень, коптильня была готова, а муж и зверодочь вымотались так, что теперь лежали на расстеленном в песке парусе парой дохлых тушек и ленились даже лапкой пошевелить. Ну, в отношении Кристинки лучше и не придумать, ребенку нужен дневной сон, а родителям отдых от присмотра за гиперактивным шилом в мохнатых окорочках. А вот Айвен рано выдохся. Но тут я уже повела себя как человек, а не как жадная медведица и дала мужу передышку. Заодно и сама вылезла из реки, села возле сваленного кучей улова и какое-то время удовлетворенно на него медитировала. Мно-ого рыбы, хорошая рыба, жирная рыба. Нечищеная рыба!

Ы!

Как бы так приспособиться потрошить ее медвежьими когтями? Я, конечно, устала шуровать плетенкой в реке, даже у медведей есть предел прочности и сил. Но Айвен все утро тоже не балду гонял, и по-честному надо дальше работой делиться. Вот если поддеть когтем за головной плавник и дернуть… ыть! Немного неаккуратно, но кишки, плавательный пузырь и пленку с икрой я выдернула буквально одним движением. Ай да я! Ай да хозяюшка-умничка! Так, мне срочно, срочно нужен горшок! Много горшков! И так вчера сердце кровью обливалось, когда отборная лососевая икра шла частью в помойную яму, частью в пасть ненасытной медведке. Нет, для дочери не жалко, но она раньше лопнет, чем сожрет все, что можно выудить из идущего на нерест лосося. А это ж ценнейший припас на зиму!