Наложница огня и льда (СИ) - Кириллова Наталья Юрьевна. Страница 4

Палец обвел контуры узора. Прикосновение подобно льду, но холод успокоил пылающую кожу, заглушил боль. Только я не могу найти сил, чтобы заставить себя обернуться, посмотреть в глаза этому существу.

Возможно, и не врет молва людская о бессмертии членов братства.

— Когда-то давно некоторые из нас находили особую прелесть в девственницах. Кое-кто находит до сих пор. Вы пахнете иначе, так застенчивы, неумелы и напуганы, что это не может не привлекать. Своеобразная экзотическая приправа к привычному меню. Традиции — это же неплохо? И почему бы не возродить прекрасный старинный обычай? Поэтому сейчас мы тебя оформим в лучшем виде, красиво упакуем и отправим получателю. А ты в свою очередь постараешься быть милой и готовой во всем подчиняться своему хозяину. Уяснила?

И что будет дальше? Наутро меня вышвырнут использованной тряпкой? Или оставят при себе наложницей, покорной постельной игрушкой для удовлетворения любых прихотей господина?

— Уяснила?

Я кивнула.

Пальцы второй руки скользнули по моей шее, обхватили, сжали. Не сильно, не в попытке задушить, но напоминая, что отныне моя жизнь и смерть полностью во власти Нордана. Что он с легкостью может надавить сильнее на беззащитное горло, вышибая из меня дух. Молниеносным движением свернуть шею. Убить множеством способов, о которых я по незнанию и не подозреваю.

Я — его рабыня. Чье бы имя ни стояло в свидетельстве на собственность.

— Не слышу ответа, Сая.

В желании уйти, увернуться от руки на шее я откинула голову назад, уткнулась затылком в мужское плечо. Увидела темные холодные глаза над собой, застывший нетерпеливым ожиданием взгляд.

Так близко. И так жутко.

— Да, — мой голос едва слышен. Хриплый. И полон страха. — Я все поняла и… уяснила… господин.

— Умница, — губы искривились в удовлетворенной усмешке, но взгляд по-прежнему мрачен.

Нордан оттолкнул меня, встал.

Я же осторожно коснулась клейма. На ощупь чувствовалось лишь легким жжением кожи в месте появления узора. Непосвященному, наверное, и впрямь будет казаться обычной татуировкой.

Но лучше бы браслет рабыни.

И бордель. Там, по крайней мере, я знала, чего ожидать.

На столике возле кровати тикали часы. И мерный звук этот казался слишком громким в тишине пустой спальни.

Я сидела на широкой кровати и ждала. Соблазнительная поза, в которую меня долго и тщательно усаживал Нордан, коршуном кружа возле постели и критически разглядывая меня со всех углов, давно забылась, я уже несколько раз поменяла положение, в конце концов подтянула колени к груди и обхватила их руками. Полупрозрачное черное неглиже раздражало ощущением чужой принадлежности. Кто оставил эту невесомую кружевную вещь? Случайная любовница? Очередная куртизанка? Едва ли оно могло принадлежать Пенелопе.

Только когда Нордан привел меня в спальню Дрэйка, я поняла слова мужчины о соседе. Два члена братства жили вместе. У каждого было несколько комнат в разных концах дома. Спальня, гостиная, кабинет. В гостиной Дрэйка больше книг, карты мира и отдельных стран, великое множество бумаг и почти нет картин и антиквариата. В примыкающей к гостиной спальне еще витал аромат мужского парфюма. Слишком слабый, чтобы разделить его на оттенки, но оставивший приятное послевкусие. Закутавшись в одеяло, я вдыхала запах снова и снова, испытывая глупое желание пойти в гардеробную и перенюхать хранившуюся там одежду в надежде поймать след аромата.

Действительно глупое. Но лучше думать о незначительных мелочах, нежели о том, что вот-вот произойдет.

Наставницы в храме говорили, что истинная жрица Серебряной предпочтет смерть бесчестью и прозябанию в грязном потоке одинаковых серых дней. Жизни, не озаренной более сиянием богини, меняющим суть вещей, открывающим их истинное предназначение. Жрица, в сердце которой всегда живет свет Серебряной, никогда не позволит себе пасть столь низко, не увязнет в трясине порока и разврата. Тело жрицы должно оставаться чистым и нетронутым до того дня, пока наша госпожа не призовет божественную сестру под свой покров.

Тела были. Несколько молодых, недавно прошедших посвящение жриц и наставниц постарше. Тела выносили из храма и складывали во дворе, рядом с нами. Лица покинувших мир живых выглядели спокойными, умиротворенными, но и тогда я не могла решиться последовать за ними. Кто-то из командующих увидел, как одна из женщин приняла яд, и с нас сняли кольца с символом богини и медальоны со смертоносной пилюлей. Во избежание новых прецедентов обыскивали тщательно. Послушницы плакали, пытались сопротивляться, сбежать. Жрицы терпели молча, и я старалась походить на них. Стискивала зубы, даже когда лезли под юбку.

Часы в гостиной пробили полночь.

Желание лечь и хоть немного поспать мешалось со страхом перед неизбежным. Перед неизвестным еще собратом.

Вдруг он не вернется этой ночью? Нордан упоминал, что Дрэйк много работает.

Свет, возникший под дверью в гостиную, обрушился на меня ливнем с безоблачного неба. А я не слышала ни стука двери в коридор, ни шагов. Нордан оставил на столике в гостиной записку — заметил ли ее хозяин апартаментов?

Руки стиснули одеяло.

Надо всего лишь перетерпеть, как терпела прежде обыски, осмотры и проверки. Будет больно, но боль не так пугала, как страшил незнакомый мужчина и жизнь после.

Смогу ли я жить без сияния Серебряной?

Одна створка открылась, впуская в спальню полосу света и перечеркнувшую ее тень. Следом вошел мужчина с бумажкой в руке. Сделал несколько шагов и замер, рассматривая меня удивленно, недоверчиво.

Я должна сказать то, что велел Нордан, что-то про подарок и что я полностью к услугам господина, однако не могу выдавить ни звука. Горло перехватило, и я поняла вдруг, что дрожу.

— Значит, он не пошутил, — произнес наконец мужчина и приблизился к кровати.

Включил светильник на столике, сел на край постели и протянул ко мне руку. Я инстинктивно отодвинулась вплотную к подушкам, прижала одеяло к груди.

— Тише. Не бойся, — он говорил негромко, спокойно, уверенно. — Я ничего тебе не сделаю. Просто повернись так, чтобы я мог увидеть твое плечо. Левое.

Повернулась осторожно, вполоборота, убрала волосы со спины, продолжая наблюдать за мужчиной. Он лишь окинул узор быстрым взглядом, нахмурился.

— Действительно клеймо успел поставить. Молодец какой, — в голосе прозвучало неодобрение. — Как тебя зовут?

— Сая, — ответила я тихо.

— Из Феоссии?

— Да.

— Мне, полагаю, уже нет нужды представляться. — Мужчина поднялся.

Я села ровно, не зная, что делать дальше. Уже знакомый аромат усилился, окутывая пространство незримым облаком.

Сандал.

Тепло летнего дня. Не знойного полдня, но свежего солнечного утра, когда едва-едва показавшиеся из-за горизонта лучи согревают прохладный с ночи воздух.

— Вы Дрэйк… господин, — добавила я.

Я должна быть почтительной. Милой. Готовой угодить. Мало кто любит непокорных рабов, без конца твердил нам Шадор.

И Нордан хочет от меня того же.

— Не надо называть меня господином, — возразил мужчина.

Насколько я могу судить с кровати, Дрэйк примерно одного роста с Норданом, но шире в плечах. Короткие волосы темнее и в неверном сиянии светильника кажутся черными. В карих глазах вспыхивали и мгновенно таяли рыжие искры, словно отблеск неведомого, ускользающего пламени. Привлекательное, располагающее к себе лицо зрелого мужчины, каким обычно юные девушки наделяют своих воображаемых героев в наивных девичьих грезах. Черные брюки, жилет и белая рубашка — верхняя одежда, должно быть, осталась в гостиной.

— Давно Нордан тебя… — мужчина запнулся, вновь оглядел меня, пристально, с тщательно скрываемым удивлением, — купил?

— Сегодня.

— Ясно.

Быть может, следует повторить то, что сказал Нордан? Выказать готовность сделать все, что хозяин потребует?

Дрэйк усталым жестом провел по своим волосам, взъерошив темные пряди.