Шерлин (СИ) - Гринь Анна Геннадьевна. Страница 14
Ты потеряла свою прошлую жизнь, отца… Я понимаю тебя, как никто. Я тоже потеряла всю свою жизнь. Там, в своем мире, я чувствовала себя прекрасно! Я ни за что не пришла бы сюда, если бы мне предложили. Там лучше. Гораздо. Но я здесь. И пока у меня нет идей, как выбраться обратно. Но я не ною.
— Ты сильнее меня, — вздохнула Шарлотт.
— Глупости, — отмахнулась девушка. — Просто не унывай. Все как-нибудь сложится.
— И какой у нас план? — натянуто улыбнувшись, спросила Лотта.
— Пока действуем по обстоятельствам, — сказала Лина. — Я нашла… — Она понизила тон до шепота. — Я нашла несколько подходящих мест в этой кибитке и спрятала деньги и украшения так, чтобы в случае чего можно было быстро забрать, а другие не заметили. Циркачи побывали в паре портовых городков и теперь направляются в центр графства, а оттуда — в соседнее графство. В резиденцию ведьмы не поедут, что нам с тобой только на руку. Наша цель — разузнать побольше о том мастере, которого обвинили в твоей гибели.
— Зачем?
— Если я все правильно поняла, то это тот самый мужчина, которого я видела в доме твоего отца. Бенедикт. Во-первых, он может помочь мне вернуться назад, — загибая пальцы, проговорила Шерлин. — Во-вторых, ты жива, так что с него снимут обвинения. В благодарность он наверняка поможет как-то устроить твою жизнь.
— Думаешь? — понадеялась Лотта.
— Я не слишком уверена, — призналась Лина. — Но это хоть какой-то план. Другое дело, что этот мастер скрывается… Разыскать его будет трудно. Если не найдем его, то будем думать над запасным планом.
— Запасным?
— Для этого плана нужно попасть в достаточно большой город, где ювелир сможет дать настоящую цену за твои украшения, — пояснила Шерлин. — Я верю, что сумма в итоге получится солидная. На эти деньги можно будет жить и не ездить с циркачами.
Лотта глубоко вздохнула и улыбнулась. Последний план ей особенно нравился. Она тут же представила маленький домик, тихую и спокойную жизнь.
— Так-так, прекрати мечтать, — оборвала ее Лина, заметив улыбку. — Да, какое-то время на вырученные деньги можно будет жить, но вряд ли много лет. Прежде чем переходить к этому плану, нужно испробовать другие.
Вздохнув, Шарлотт потянулась за юбками.
— Выходи, — напомнила Шерлин. — Мы там кашу сварили. Тебе нужно поесть, пока горячая. Нам с тобой необходимо хорошо питаться, если хотим справиться с ситуацией. Еда и сон не под открытым небом — вот что сейчас важно. А там разберемся!
Воодушевившись словами Лины, Шарлотт улыбнулась.
Уговаривала я прежде всего себя. Как уговаривала все последние дни. Твердила и твердила себе о том, что нельзя унывать. Что нужно держаться. Не только ради себя, но и ради Лотты. Без меня она точно пропадет! И мир, будто сжалившись надо мной, подарил нам целую неделю покоя.
Дома я не думала учиться вождению, но в этом мире пришлось спешно осваивать управление транспортным средством, потому как без водителя кибитка двигаться не могла. Я переживала и боялась, но на самом деле все оказалось на удивление просто. Магическое сердце запускалось амулетом, внутри большой штуки, похожей на тракторчик, вспыхивал огонек и начинали крутиться шестеренки, приводя в действие двигатель, а дальше оставалось лишь придерживать длинный рычаг.
Вход в кибитку располагался сразу за облучком, поэтому днем я закрепляла дверцу внутри крючком, расправляла покрывало, позволяя ему свободно колыхаться у меня за спиной, и устраивалась поудобнее.
Большую часть времени приходилось лишь следить, чтобы рычаг не оказывался повернут в сторону, от чего повозка тут же стремилась скатиться с дороги. В пути мы проводили по четыре часа за раз, — столько работало магическое сердце двигателя — а дальше требовалось выждать не меньше двух часов, прежде чем вновь отправиться в путь. В этом мире придумали и более выносливые механизмы, работавшие на магии, но циркачи не могли их себе позволить. Наших новых знакомых это печалило, но я была только рада время от времени отвлекаться и не думать о затекающей спине и ногах.
Во время остановок или Триш, или чуть подобревшая Мэл рассказывали нам с Лоттой то, о чем мы бы при других обстоятельствах не узнали. В основном это касалось быта циркачей и этой конкретной труппы в частности. А флёром сквозь эти рассказы просачивался образ того самого королевства Шарадез, с которым ни Шарлотт, ни тем более я знакомы не были.
Так стало ясно, что не зря труппа показалась мне странно маленькой и какой-то неказистой.
Еще несколько месяцев назад Фрэнку подчинялось более полусотни человек. Были в труппе и фокусники, и жонглеры, и даже дрессировщик, чей белый пони умел выполнять нехитрые трюки за кусочек морковки. Но в какой-то миг зрителей стало чуть меньше, и Фрэнк стал всем затягивать пояса, опасаясь, что скоро денег станет в обрез. И труппа отреагировала бурно. Тут же начались выступления тех, кому хотелось истратить все, что до этого получили, не думая о завтрашнем дне. И, в конце концов, большая часть артистов, забрав свой заработок и транспорт, укатила новой труппой, которой еще предстояло выбрать руководителя, а руководителю получить разрешение для гастролей. С Фрэнком остались лишь те, кто не видел в уходе смысла.
— Разрешение для труппы стоит денег, — поясняла Триш, — и без него выступать нельзя. А Фрэнк в свое время ждал целых две недели, пока ему выдали соответствующие документы и особый знак. Штраф за выступление без разрешения больше стоимости разрешения.
Разрешение требовалось не только для выступлений, но и для путешествий.
Имея на руках свидетельство о том, что вереница повозок не какие-то праздные путешественники, циркачи имели право до недели жить на любом клочке земли в радиусе километра от трактов королевства. Исключение делалось только для пахотных земель. При этом циркачи имели особое разрешение брать на этой территории плоды, дичь и рыбу, не спрашивая владельца земли и не компенсируя жителям потери. Естественно, это опять же не касалось пахотной земли, домашнего скота, искусственных садков для выращивания рыбы и меда как от диких, так и домашних пчел.
Но труппа Фрэнка, как и многие циркачи по всему королевству, почти не занималась собирательством или охотой. Это отнимало силы. Да и само это занятие, требовавшее выдержки, раздражало.
Первые пару дней я смирно съедала свою порцию утренней каши и вечернего печеного картофеля, радуясь пресному чаю с каким-то странным привкусом во время полуденной стоянки. Потом я стала собирать не только хворост для костров, который мы вязанками прикручивали к бокам кибиток, но и что-то еще. То целую охапку малиновых веток, то пучок дикого чеснока, то какие-то грибы.
Грибы в первый же вечер я насадила на веточки и запекла над костром, вызвав у попутчиков радостный ажиотаж. Мы с Лоттой ограничились парой грибочков, после всех наших тягот ощущая легкую ненависть к этому подарку леса, а вот троица наших новых знакомых умяла угощение за милую душу, всем видом демонстрируя, как им осточертели пустая крупа и картофель с одной лишь солью. А уж отвар малиновых листьев стал вершиной успеха.
С тех пор днем и вечером я искала какое-то дополнение к нашему рациону, потчуя коллег то супами из дикого щавеля и кресс-салата, то лепешками из трав, то ухой, когда мне удалось поймать рыбину в речушке.
Триш в шутку называла меня добытчицей, а я лишь отмахивалась. Оголодать мы не могли, но на пустой каше ни желудок, ни голова работать не хотят, а нам с Лоттой были необходимы силы на будущее.
С девушкой приходилось сложнее всего. Путешествие ее угнетало, и большую часть дня Шарлотт спала в кибитке или вяло пялилась на окрестности, устроившись на облучке рядом со мной. Я отслеживала ее состояние, предчувствуя, что долго она не выдержит.
Дома я бы подсунула ей какую-нибудь книжечку с юмором или приключениями, сериал или кино. А ко всему этому делу большую шоколадку и чашку очень сладкого чая. Но я терялась при мысли, что мне придется лечить чужую апатию без привычных средств.