Медь в драгоценной шкатулке (СИ) - Архангельская Мария Владимировна. Страница 39

— Так говоришь — забыть обо всём на один вечер? — и он подмигнул.

В общем, остаток вечера мне пришлось его развлекать. Сперва он немного порасспрашивал меня о других землях. Эти рассказы мне уже были привычны и отработаны на Тайрене, но я сразу почувствовала разницу. Когда я, упомянув о каком-то обычае, попыталась объяснить, откуда он взялся, император сразу же прервал меня взмахом руки: «Что женщина в этом понимает…» Да, с Тайреном всё было не так. Потом Иочжун возжелал поиграть в какую-нибудь настольную игру, я объяснила свою полную неспособность к этому делу, но он всё равно взялся учить меня игре, представлявшую собой нечто среднее между домино и картами — игралась она костяшками, но разделёнными на масти, причём костяшек было больше сотни. У меня такого набора не водилось, и по приказу императора его нам принесли. Это было довольно весело, хотя я иногда тупила, не замечая потенциально выигрышных комбинаций. Тем не менее его величеству явно нравилось, и я заподозрила, что он сам — не очень хороший игрок, вот и пользуется случаем поблистать на моём фоне. Что ж, я была не против, чем бы дитя не тешилось… лишь бы никого не вешало, м-да. Вечер пролетел довольно быстро, и на ночь император тоже остался у меня.

— Не торопись питать большие надежды, — дружеским тоном предупредил он меня наутро, видимо, сообразив, что оказал мне куда больше милостей, чем собирался. — Едва ли я в скором времени посещу тебя снова.

— Как скажете, ваше величество, — поклонилась я.

Глава 13

Светло-светло-белый жеребёнок,
Ешь бобы, не уходи далече;
Привяжу тебя, тебя стреножу,
Чтобы вечно длился этот вечер!
Значит, тот, о ком здесь речь веду я,
Гость прекрасный, — он доволен встречей.
Ши Цзин (II, IV, 2)

— Супруга Соньши, — сказала императрица Эльм.

— Да, ваше величество, — я присела. В преддверии праздника весь гарем собрался на приём к императрице в её дворце. Её величество восседала на троне, а мы стояли перед ней согласно рангам, и она обращалась к некоторым то с любезностями, то с замечаниями. Наконец дошла очередь и до меня.

— Скажи, ты посылала подарки моим комнатным девушкам?

— Да, ваше величество, ещё до того, как вошла в гарем его величества…

— Вот как? — императрица приподняла брови. — И как ты это объяснишь?

Я моргнула. А это надо объяснять? С добрым утром, ваше величество, вспомнили, с тех пор уж больше месяца прошло. Точнее, двух местных.

— Когда-то Луй Чжу и Луй Мон были моими подругами, — сказала я, и за моей спиной прокатилась волна шёпота, да и старшие супруги переглянулись. — Я думала, что покидаю дворец, и решила послать им прощальные подарки.

— Воистину, из вороньего гнезда не достанешь куриного яйца, — покачала головой императрица. — Ты не только не стыдишься того, откуда пришла, но ещё и бравируешь этим. Я могла бы стерпеть, когда бы ты позорила только себя, но ты позоришь и его величество, не ценя той милости, которую он тебе оказал. И запомни раз и навсегда — мои слуги это мои слуги. Только я могу наказывать и одарять их, и никто не должен лезть между слугой и его господином. Ты поняла меня?

— Да, ваше величество. Этого больше не повторится.

— И это всё? Воспитанные люди в таких случаях просят назначить наказание.

— Прошу ваше величество назначить наказание, — послушно повторила я. Её величество побарабанила пальцами по подлокотнику:

— Я могла бы заподозрить тебя в попытке подкупа. Но… учитывая твоё происхождение и связанное с этим невежество в вопросах этикета… я готова поверить, что ты действительно не имела дурных намерений и действовала лишь по недомыслию. Поэтому наказание будет мягким. Принесите сборник правил и постановлений.

Сборник, разумеется, тотчас же принесли. Это был кирпич в твёрдом переплёте, едва ли не в ладонь толщиной.

— Перепиши эту книгу целиком — тебе это будет полезно. Заодно и поупражняешься в каллиграфии. Срок — неделя.

Неделя? Такой талмуд — и переписать всего лишь за неделю?! Я открыла рот… и закрыла.

— Слушаюсь, ваше величество.

Сборник, как оказалось, содержал правила отнюдь не только для дам — это было действительно исчерпывающее наставление по придворному этикету. В том, что касается поведения обитательниц императорского гарема, ничего особо нового я для себя не нашла, что бы там ни говорила императрица Эльм. И, хоть убейте меня, сколько я ни листала желтоватые страницы, но запрета делать подарки чужим слугам так и не обнаружила.

Тем не менее приказ императрицы есть приказ императрицы, и надо сказать, отравить мне праздник ей удалось. Я засела за переписывание уже на следующий день, сразу после возвращения с Большого жертвоприношения, действительно впечатляющей церемонии, которая проводилась за городом, на алтаре, слегка напоминающем ацтекскую пирамиду, только круглую. Все мои мысли во время неё, однако ж, были заняты только предстоящим испытанием. И ко времени вечернего праздничного пира рука у меня уже изрядно устала.

Талмуд был нескончаемым, из-за него я с извинениями отвергла приглашение Благородной супруги, которой вздумалось устроить поэтический вечер, не пошла и на танцевальное представление, которое давали наложницы для императора и его супруг. Как я слышала, для многих из них, особенно для новеньких, это представление было чуть ли не единственным шансом обратить на себя внимание его величества, так что к нему тщательно готовились и за ведущие роли только что не дрались. Мне было любопытно, и я собиралась пойти, но теперь предпочла остаться у себя и корпеть над рукописью. Прошло уже четыре дня, а переписана была едва ли половина. Похоже, придётся занять этим и в ночное время. И, чувствую, рука у меня к концу просто отвалится.

При этом никакой тренировки в каллиграфии и ознакомления с этикетом у меня не получалось. Я уже давно плюнула на красоту выписываемых знаков, и, не вникая в смысл, просто выводила иероглиф за иероглифом, лишь бы побыстрее.

— Старшая сестра Соньши, — на следующий день с поклоном сказал вошедший во время моего завтрака евнух Цу.

— Да? Что у тебя?

— Я слышал, что во время представления его величество спрашивал о старшей сестре. Её величество ответила, что не удивлена таким пренебрежением со стороны сестры Соньши. Говорят, лицо его величества помрачнело, но больше он ничего не спросил.

Ну да, как же императрице да не сказать обо мне гадость. Я поморщилась.

— Что ж, будем уповать на милость Неба.

Цу молча поклонился.

Небо и правда было ко мне милостиво. Никаких санкций не последовало, зато император явился ко мне самолично.