Медь в драгоценной шкатулке (СИ) - Архангельская Мария Владимировна. Страница 70
Когда я наконец пришла в себя, дежурившие у моей постели Гань Лу и служанки вздохнули с таким облегчением, что я заподозрила: не проснись я, и у них всех был не нулевой шанс отправиться к Жёлтым ключам следом за мной. Заподозрила я это, впрочем, тоже позже, потому что в тот момент все мои путающиеся мысли занимала жажда. Мне дали напиться, и я снова отключилась, на этот раз, слава богу, без бреда. И так повторялось несколько раз. В конце концов я перестала терять сознание через несколько минут после того, как приходила в себя, но всё равно меня преследовала сонливость, а слабость была такая, что я буквально не могла оторвать голову от подушки. А если пыталась пошевелить рукой, то казалось, что с ней привязали пудовую гирю.
И потому я далеко не сразу осознала, что среди хлопочущих вокруг меня девушек нет Усин. А осознав, далеко не сразу задалась вопросом, куда она подевалась.
— Где Усин? — спросила я у служанки, принёсшей мне жирного мясного супа. Та отвела глаза и пробормотала, что госпоже Драгоценной супруге нельзя волноваться. Но если она пыталась таким образом успокоить меня, то добилась прямо противоположного — я встревожилась.
— Где она? Ну? Неужели это так трудно — ответить на один вопрос?
Служанка опять отвела глаза, ещё парочка маячивших за ней тоже старательно прятали взгляды.
— Так, — я попыталась сесть. Это было трудно, но я бы справилась, когда б эти дурочки не кинулись укладывать меня обратно, пища, что госпоже нельзя вставать. Я попыталась рявкнуть, хотя получилось совсем не впечатляюще, и пригрозила, что не съем ни ложки, пока они не расскажут, что случилось с моей подругой. Самой храброй, как ни странно, оказалась Мейхи.
— Сестра Усин арестована, госпожа Соньши, — присев, сообщила она. — Её увели ещё три дня назад.
— Что?!
— Госпожа Драгоценная супруга, вам нельзя волноваться, — снова завели свою шарманку остальные, одновременно углом рта шипя на Мейхи за длинный язык. Пришлось прервать это кудахтанье:
— А ну, тихо! Немедленно позовите лекаря Ганя.
Приказ был тут же охотно выполнен — видимо, девушки понадеялись на авторитет лекаря и были рады переложить на него объяснение с беспокойной госпожой. Гань Лу, повторив, что мне нельзя волноваться, подтвердил, что да, Усин арестована. Оказывается, она была чуть ли не главной исполнительницей преступных замыслов императрицы — во всяком случае, той их части, что касалась меня.
— Но это же бред! — высказалась я, однако лекарь лишь развёл руками. И правда, чего это я к нему пристаю, не он же, в конце концов, отдал приказ об аресте. Но императрица даже из заключения ухитрилась достать меня, и весьма болезненно, чтоб ей все неродившиеся по её вине младенцы каждую ночь во сне являлись…
— Её ещё не казнили?
— Следствие ещё не закончено, госпожа Луй, приговоры же будут вынесены после его окончания.
— Хорошо, — значит, какое-то время ещё есть. — Понимаю, что вы многого не знаете, но всё же — ваше предположение, сколько следствие ещё будет продолжаться?
— Едва ли долго, — вздохнул господин Гань. — Собственно, с ним уже всё ясно, вопрос пока лишь в том, сколько человек было вовлечено и всех ли выявили.
— Понятно… Как скоро я смогу встать?
Разумеется, лекарь тут же замахал руками и запретил даже думать о том, чтобы покинуть постель в ближайшую неделю как минимум. Но я иногда становлюсь очень упрямой. Риск? Да, он есть, плохое со мной может случиться, а может, и не случиться. А вот Усин, если ей не помочь, пойдёт на плаху без вариантов. Мне когда-то просто невероятно повезло выскочить из мясорубки местного «правосудия» живой и невредимой, но сейчас император явно не в том состоянии, чтобы мыслить здраво.
И потому, отослав врача, я всё же заставила себя съесть этот чёртов суп — надо набираться сил как можно скорее. После чего выгнала остальных слуг, заявив, что они помешают мне спать, и, оставшись в одиночестве, первым делом попыталась подняться. Ноги противно дрожали, но мне всё же удалось пройти от кровати вдоль стены и обратно. Лиха беда начало. Потом я вспомнила об ещё одном очевидном способе решения проблемы, хлопнула себя по лбу, позвала незамедлительно прибежавших девушек, дежуривших в соседней комнате, и велела принести бумагу, кисть и тушь.
Однако ответа на моё послание не было, хотя гонец мог бы обернуться за пару часов. Три дня я ещё ждала, безропотно выполняя все предписания, а на четвёртый приказала одеть меня и заложить карету. Гань Лу сперва попытался буквально лечь поперёк порога, повторяя, что я погублю и себя, и его, но когда я пригрозила, что прикажу слугам вытащить его и запереть, а если и они откажутся повиноваться, то будут выпороты, сдался.
— Слуг бы пожалели, госпожа Драгоценная супруга, — угрюмо буркнул он, поднимаясь. — Им и так досталось от дознавателей. Кое-кто ещё лечится.
— В каком смысле — лечится? — заинтересовалась я. Оказалось, что в самом прямом — пока я валялась в бреду, допросу с пристрастием, а попросту говоря, пытке, моя прислуга подверглась вся, до последнего человека. Даже странно, что оговорила себя одна Усин. Теперь понятно, почему у них всех такой пришибленный вид, отнюдь не в переживаниях за меня дело. Я ужаснулась и велела позвать своего казначея, чтобы он выдал всем по крупной денежной сумме. Ничем другим я пережитое ими компенсировать не могла.
Лекарь напросился сесть в одну карету со мной, чтобы в случае чего оказать мне помощь незамедлительно, и я не стала возражать. Третьей, обеспечивающей приличия, стала Мейхи — мне как-то незаметно начала весьма импонировать её молчаливая выдержка. Гань Лу всю дорогу мрачно молчал, всем своим видом выражая неодобрение и дурные предчувствия, но мои мысли были заняты предстоящим разговором с его величеством.
Путешествие я перенесла в целом неплохо, хотя, когда я вылезла из кареты за дворцовыми воротами Благодарности и Процветания, то поняла, что меня изрядно пошатывает. К счастью, один из евнухов выехал вперёд, едва только мы оказались в Таюне, так что меня сразу же ждал паланкин. Но по бесконечным ступеням дворца Великого Превосходства Гань Лу и Мейхи провели меня под руки. Император вышел, чтоб не сказать выбежал мне навстречу, едва ему доложили о моём появлении.
— Что это? Что ты тут делаешь, Соньши? Тебе нужно лежать! Гань Лу, ты посмел нарушить мою волю?
— Не гневайтесь на него, ваше величество, он пытался меня не пустить, я его заставила, — попросила я, и сразу же перешла к главному: — Ваше величество, моя служанка, Луй Усин… Это какая-то ошибка! Кто угодно, но не она!
Иочжун помолчал, хмурясь, покачал головой, и заговорил успокаивающим мягким тоном:
— Тебе не стоило приезжать из-за неё. Знаю, бывает трудно поверить в предательство, но эта девка не стоит твоих усилий, поверь. Она предала тебя и совершила измену, и уже в этом призналась.
— Под пыткой! Ваше величество, это самооговор. Человек, терзаемый болью и страхом, может признаться в чём угодно, лишь бы это прекратить.