Дом под утопающей звездой - Зейер Юлиус. Страница 17

Она на минуту прижалась головой к выступу высокого камина, как бы желая охладить чело о холодный мрамор, но сразу же быстро оглянулась, услыхав за собою шаги. Молодой, красивый, высокий, изящный мужчина вошел в библиотеку. Она побежала ему навстречу. Его смелый взгляд поглощал трогательную в этой грусти красоту; он привлек ее к себе и прижал к сердцу. Его уста касались ее золотистых волос. Она не шевельнулась.

В моем сердце отозвалось что-то, как бы безумное бешенство; я был готов задушить этого человека. Но сидел неподвижно в своем кресле, погруженный в глубокую тень, сидел там, как окаменелый, невидимый любовникам свидетель. Через минуту дама отклонила голову от груди мужчины и освободилась из его объятий.

— Эдита, — тихо сказал он, — ты звала меня сюда, что ты хочешь сказать мне?

— Что же, если не то, о чем ты знаешь давно, — ответила она, — что я люблю тебя. Говорю тебе сегодня об этом опять, потому что здесь прощаюсь с тобой. Прощание в присутствии стольких свидетелей там, в залах, а в особенности в присутствии моего брата, — выйдет таким холодным, обрядным! Для меня было бы слишком, слишком горько, если бы я не могла проститься с тобой здесь, без свидетелей, здесь, где я не принуждена скрывать слезы, удерживать вздохи и взвешивать каждое слово!

Теперь она сама бросилась ему на грудь и зарыдала. Он всячески старался успокоить ее. Минуту, без слов, они держали друг друга в объятиях. Потом, когда вблизи послышался какой-то шелест, они испуганно отстранились один от другого.

— Поезжай с Богом, — сказала она. — Напиши мне поскорее и поскорее возвращайся. Простимся здесь. Я уже не вернусь к обществу, запрусь у себя в комнате, сославшись на усталость и болезнь. После этого прощания я не хочу видеть тебя там, среди этих чужих… Я была бы не в силах совладать с собой!..

Она поцеловала его еще раз и тихо сказала:

— Уходи…

И упала в кресло. Он целовал ее руки, стоял перед ней на коленях и коснулся лбом пола у ее ног. Потом быстро встал и ушел. Я хотел также ускользнуть, но не было возможности. Эдита оглянулась вокруг, как бы просыпаясь от сна. Наконец, она встала, но пошла к дверям, вблизи которых стояло мое кресло. В двух шагах от него она увидела меня. Она остановилась, как пораженная громом. Глаза ее гневно засверкали.

— Кто бы ты ни был, — сказала она, — разве не стыдно тебе, подлый шпион?..

С этой минуты я любил эту женщину до безумия. Ее гнев раздавил меня. Я медленно встал, не мог сразу заговорить, но слезы струями лились из моих глаз. Она с изумлением смотрела на меня, ее гнев утихал.

— Я не виноват, — наконец произнес я. — Я вовсе не шпион. Случай привел меня сюда. Когда вы вошли, я хотел уйти. Но прежде, чем я успел встать, вошел тот господин. Тогда уже было невозможно заявлять о своем присутствии. И из деликатности я остался в тени, надеясь, что уйду никем не замеченный, и — клянусь своей честью и всем, что у меня есть святого на свете, что никто никогда, ни вы, ни кто-либо другой, не узнал бы, что я видел то, что, наконец, вовсе не есть грех или позор и на что могли бы смотреть ангелы! Боже мой — да ведь вы — вы любите, неужели же вы стыдитесь этого?..

— Клянусь Богом, нет! — со страстным волнением ответила она и подала мне руку. — Вы сказали правду. Но знайте теперь, когда вы так странно сделались моим посредником, что обстоятельства вынуждают меня некоторое время скрывать свою любовь, особенно перед братом. Я обручена с другим, но люблю того, которого вы только что видели. Дела моего брата сильно пострадали бы, если б я вдруг нарушила старое обещание. Но не думайте, однако, что я обманываю того, с кем родные обручили меня. Он знает, что я не люблю его, хотя не знает, что я люблю другого. Но все же кто вы, и как вы очутились здесь?

Теперь кровавый румянец облил мне лицо.

— Я приехал с вашим братом из Франции, — заикаясь, проговорил я. — Если вы, как я предполагаю, сестра лорда Ангуса. Итак, я… ах, что вы на это скажете, когда узнаете, что вашим посредником стал невольно… слуга вашего брата!..

Но, вопреки моему ожиданию, Эдиту это вовсе не испугало.

— Вы вовсе не слуга его, — совершенно спокойно ответила она. — Он говорил мне о вас, и я знаю, что вы человек необыкновенный. Я знаю, какие намерения имеет брат относительно вас, а так как я сама много работаю с ним, то буду часто с вами встречаться. Я благодарю судьбу, что вы, а не кто-либо другой узнал о моей тайне, если уж непременно кто-нибудь должен был сделаться ее участником. Брат мой тоже, наверное, сейчас придет сюда? Он знает, что вы уже приехали? Ах, слышите, вот он идет. Покажите рукопись, которую вы привезли из Лондона.

Она наклонилась над книгой.

— Брат, — закричала она, — что за драгоценная древняя эфиопская рукопись! «Taamina Mariam», — она повествует о чудесах девы Марии? А что за миниатюры! Есть у тебя ключ для разбора этих легенд по традициям магов?

Она говорила с горячечной торопливостью, руки ее дрожали, она оборачивалась к окну, из-за которого теперь доносился слабый грохот колес по мостовой двора. Эдита побледнела. «Уезжает!» — прошептала она. Я знал, о ком она думает.

— Извинись за меня перед гостями, — сказала она громко. — Я больна, чувствую себя очень нехорошо, — и она быстро вышла из библиотеки…

С минуту Ройко тяжело дышал. Успокоившись немного, он продолжал рассказ:

— Не обо всем я буду так подробно рассказывать вам, как об этой первой встрече с нею. Я сказал уже вам, что безумно полюбил ее. Я бешено завидовал ее возлюбленному, но и зависть и любовь я скрыл в себе глубоко, и Эдита только предполагала, что я ей безгранично предан, до величайших жертв. Что касается этого, она не ошибалась, положим, я для нее готов был пожертвовать всем, кроме своей любви.

Так жил я несколько месяцев в замке лорда Ангуса. Если бы не эта несчастная страсть, лорд Ангус наверняка со временем довел бы меня до самых вершин эзотерического знания, на которых сам он так свободно дышал. Это был человек, каких действительно мало, истинный адепт белой магии, и я уверен, что теперь он уже дошел до вершин трансцендентных истин; он имел все способности к этому: и интуицию, и анализ, и синтез. Он довел меня до порога основных понятий. Дальше мне уже не удалось! Это было всегда и во всем моей судьбой: до самого порога, но ни шаг дальше.

Лорд Ангус, не догадываясь, что рассеивало меня, что сосредоточивало на себе все мои мысли и внимание, и видя только, что ошибся во мне, понемногу перестал считать меня своим учеником, и таким образом я начал постепенно опускаться до того положения, которое, пробуждая во мне внутреннее возмущение и остаток гордости, глубоко оскорбляло меня. Я наверняка убежал бы из замка, если б любовь к Эдите не удерживала меня.

Эдита обходилась со мной, не считаясь со взглядами лорда Ангуса, просто, как сестра. В ней нельзя было отыскать каких-нибудь предрассудков. Это была женщина, полная такта, деликатности и доброты. Об образованности ее я не говорю: она знала все языки Древнего Востока, обладала изумительным знанием всех философских систем, всех христианских ересей, и ни одна из тонкостей буддизма не была чужда ей. При всей этой учености ей недоставало только синтеза, чтобы стать так же высоко, как ее брат.

Обо всем этом я, однако, упоминаю так только, мимоходом, и лишь затем, чтобы, к ее чести, сказать, что несмотря на все эти исследования и громадные знания, в ней не было и тени педантизма. Прекраснейшей ее особенностью была невыразимая женская нежность, а единственным недостатком то, что она отдавалась впечатлениям минуты и действовала под влиянием страсти, без мышлений, — и это погубило ее!..

Возлюбленный ее, лорд Дальтон, вопреки всяким ожиданиям вернулся в Англию через месяц после того прощания, невольным свидетелем которого сделался я, и теперь я больше узнал о нем от самой Эдиты. На ее взгляд, лорд Дальтон был человеком совершенным, но у него была фатальная страсть: игра. Поэтому-то ее родные, когда несколько лет тому назад он просил ее руки, решительно воспротивились этому браку. Из-за этой страсти у него иногда бывали бурные столкновения с Эдитой, которые всегда кончались с его стороны обещанием больше не играть, а с ее — угрозой отвернуться от него, если обещание еще раз не будет сдержано. Но мне Эдита призналась, что не оставит его, даже если он не излечится от своей слабости, и что, наоборот, всю его жизнь она хотела бы быть рядом с ним, как защита и убежище… «Я на каждом шагу буду бороться с его злым демоном, — сказала она мне однажды, — и не устану, пока не вырву его из губительных его когтей. А для этого я должна жить с ним, соединенная навсегда, неразрывно!»