Кольцо Мерлина (ЛП) - Мунн Уорнер. Страница 10

«В прошлый раз, когда я был на Оркнейских островах, – подключился Бьярки, – рассказывали о человеке из Норвегии, который услышал об этом и решил там поселиться. Его прозвали Флоки-Ворон, потому что он выпустил трех воронов со своего корабля, чтобы найти землю. Один улетел обратно в Норвегию, другой вернулся на корабль, а третий полетел прямо на запад. Человек последовал за ним и нашел землю.

Я бы назвал его Флоки-дурак! Говорят, ему настолько понравилась эта земля, что он забыл заготовить сена для живности, и когда наступила зима, скот голодал, и ему тоже пришлось голодать вместе со всеми его людьми.

Наконец, разоренный он вернулся на родину, а землю эту назвал Ледяной страной (Исландией), чтобы другие не ходили сюда и не страдали, как он. Но из того, что мы видели, мне кажется, что было бы неплохо остаться здесь и завести хозяйство; мы могли бы разбогатеть».

«Возможно, нас посетил ворон Флоки. Похоже, он не боится людей», – заметил Фланн. Гвальхмай и Кореника-Тира многозначительно посмотрели друг на друга, улыбнулись и промолчали.

Вскоре береговая линия повернула на север и стала круче. Устья ручьев и речушек стали шире и превратились в заливы. Здесь они разделили сухарь на всех, и в этом месте Бьярки оставил надежды выпить эля.

То, что он принял за дым, глядя издалека с горного луга, оказалось дымящимися фумаролами – снова и снова фонтан кипящей воды взмывал в небо и падал; кашлял, пузырился, шипел и снова взмывал.

Вокруг были великолепные зеленые луга – идеальные пастбища. Здесь не было лесов, но деревьев было достаточно.

Из воды высунул морду морж – целая тонна отличного мяса, как было хорошо им известно. В нескольких милях от них стадо китов спешило к Северному Ледовитому океану, чтобы успеть воспользоваться коротким летним сезоном.

Они наловили удочками трески, чтобы позже зажарить.

На полосе черного пляжа, где нашел свою смерть беспечный кит, его огромные широкие ребра торчали из песка, как шпангоуты разбитого драккара.

При виде такого количества пищи у Гвальхмая разыгрался зверский аппетит. Он не мог съесть много за один раз, но постоянно что-то жевал: кусочек сухаря, приправленный водорослями, ломтик сырой рыбы, маленького краба с проплывавшего мимо бревна.

Все время что-то жуя, он постепенно набирался сил. Кореника с любовью смотрела, как он ест.

Перед ними появился мыс, отвесный, дикий, изломанный. Суровый и угрожающий, он защищал удобную, спокойную бухту. Вода в ней парила от горячих источников, a за широким пляжем поднимались струйки дыма.

Дым исходил из невысоких каменных домиков с круглыми торфяными крышами, похожих на ульи. Вокруг работали люди, а рядом с мысом прямо по курсу кнорра человек в каяке из моржовой кожи ловил рыбу.

Человек поднял голову и увидел кнорр, входящий в бухту под парусом. Так как он смотрел против солнца, то не сразу разглядел путников. Убедившись, что в бухту заходит незнакомая лодка, он быстро смотал удочку и что-то крикнул на берег.

На берегу уже началась суматоха. Какой-то человек стучал молотом по длинной кости, висевшей между двумя столбами. На этот довольно мелодичный звук, который эхом разносился по заливу, из домов выбегало все больше людей и собиралось на берегу.

Судя по всему, они были безоружны. И мужчины, и женщины носили длинные одежды. У кого-то одежда была из ткани, но по большей части из лисьих шкур. Здесь и там можно было разглядеть более высоких людей, однако в основном народ был довольно мелкий и смуглый. У многих мужчин были белые бороды.

Старик с длинным посохом подошел к воде и прокричал: «Если вы пришли с добром, братья, то без страха сходите на берег. Если нет, то уйдите с миром».

Скегги уже спустил парус, и кнорр стоял на веслах. Скегги пристально посмотрел на старика. Он не понял, была ли эта речь приветствием или предупреждением, но когда фраза повторилось на скандинавском языке, его лицо прояснилось.

Он уже разобрал, что посох изогнут в верхней части, и что это, несомненно, епископский жезл.

Фланн обрадовался еще раньше, поскольку первым языком был гаэльский ^[7], и Фланн сразу понял обращенные к ним слова. «Это Celi Dei, дети божьи! Мы среди друзей!»

Скегги улыбнулся. Он встречал много таких на Фарерских островах и считал их хорошими людьми – безобидными, набожными, хотя и несколько ограниченными и принципиальными. Они всегда были тверды в вере и не признавали никакого другого бога, кроме Христа.

Втайне, Скегги и сам интересовался христианством, видя, какое сильное влияние это учение оказывало на людей, но старые верования отмирают неохотно, поэтому он по-прежнему оставался верен древним богам.

Фланн понимал этих людей даже лучше, чем Скегги. Celi Dei или «Кулди», как их обычно называли, вели аскетическую жизнь, смиряя тело во славу души. Знать волю Божью было их радостью, повиноваться ей было смыслом их жизни. Они жили отдельно, вдали от крупных поселений, не ради достижения личного спасения, в котором и так были уверены. Мотив их уединения был в том, чтобы собственным примером свидетельствовать о благословении простой жизни.

Однако буйные, хвастливые, всегда готовые к битве викинги имели на этот счет совершенно иное мнение. В то, что у Кулди не было сокровищ, грабители-викинги никак не могли поверить. Снова и снова они грабили поселения Кулди, убивая людей или захватывая их в рабство, как когда-то Фланна. Кулди боролись единственным способом, который позволял им оставаться Божьими людьми: они покидали те места, куда добрались скандинавы, и искали другой, более безопасный дом.

Таким образом, их последовательно теснили из Ирландии и Шотландии на север, на Оркнейские, Шетландские и Фарерские острова. Вот уже почти три четверти века эта небольшая группа мирно обитала так далеко, куда только может попасть человек, – в стране, которую они считали самой дальней на Земле, той, которую греки знали как Туле.

Неудивительно, что, признав в очертаниях кнорра корабль викингов, они в ужасе застыли на черном берегу океана, который безгранично простирался на запад, не предлагая более никакого убежища. Их обнаружили! Это означало вторжение, рабство и новые гонения.

Тем не менее, их сердца были так добры, что епископ пригласил путников с хорошим настроением сойти на берег и предложил им отдых, гостеприимство и покой, если, конечно, они пришли с добрыми намерениями.

Бьярки презрительно хмыкнул. «Добрые намерения к “западникам” ^[8]? Добрая воля к рабам? Да я лучше возьму все, что нам нужно, с помощью топора, чем буду ждать их щедрот!»

Фланн бросил на него взгляд полный ненависти, а Скегги холодно заметил: «Нам предлагают мир, и ты будешь вести себя мирно, петух, иначе тебе придется иметь дело со мной! Мы здесь на их земле, а не на нашей, и лучше бы тебе не забывать об этом!»

Затем он громко позвал: «Мы принимаем ваше гостеприимство, отец. Мы пришли с миром». Весла ударили по воде, несколько мощных рывков – и киль захрустел на галечном берегу.

Борта лодки облепили добровольные помощники, которые мигом вытащили кнорр высоко на берег. Когда их ужасы развеялись, Кулди повеселели, и вскоре незнакомцы были окружены толпой приветливых, улыбающихся мужчин и женщин. Скегги сразу подметил, что внешность многих из них выдавала пиктское происхождение ^[9], хотя попадались люди высокие и белобрысые, а у нескольких были рыжие волосы и голубые глаза.

На Гвальхмая глазели с нескрываемым любопытством. Жителей острова восхищали его внушительный рост и сила. Поражала и его странная одежда, и красновато-коричневая кожа. Они не знали, что его мать была женщиной из Ацтлана, да если и узнали бы, это ничего бы им не сказало. Однако они понимали, что этот человек пришел из-за пределов известного им мира.

Кулди толпились вокруг, похлопывая пришельцев по плечам и пожимая руки. Епископ шагнул вперед и в знак мира поцеловал Скегги в обе волосатые щеки. Женщины и дети робко жались к Гвальхмаю и Коренице, трогали ткань платья Тиры, восхищались его разноцветной вышивкой бисером. Было ясно, что они уже долгое время понятия не имели о том, что носят женщины в Европе.