Колдовская любовь - Макеев Алексей Викторович. Страница 16

Все получилось примерно так, как они с Надеждой и предполагали. Запертые в чужой квартире незнакомцы не стали утруждать себя выяснением причин загадочного поведения двери. Возможно, вся их жизнь состояла из неприятностей, и они к ним привыкли. А кроме того, их поджимало время. Дожидаться рассвета не входило в их планы.

Возня за дверью, прихваченной тросом, очень скоро прекратилась, и загадочная троица удалилась в глубину квартиры. Гуров все-таки предполагал, что пленникам понадобится некоторое время, чтобы наладить подручные средства, но те оказались малыми не промах. У них все было приготовлено заранее. Не производя особого шума, они выбрались на балкон, перекинули через перила нейлоновую веревку и начали поочередно спускаться.

Гуров наблюдал за процессом через полуоткрытую дверь. Он вынужден был признать, что свое непростое ремесло эти ребята знают в совершенстве. Они так ловко и быстро соскальзывали вниз по веревке, что возникало ощущение, будто смотришь цирковой номер.

Первым ушел вниз неприятный субъект с пятнами на лице. Он растворился в ночи бесшумно, как призрак. Вторым с неожиданным проворством проделал тот же трюк здоровяк в сером костюме. Они уже, как говорится, рассыпались в стороны по тротуару, когда к спуску приступил последний член группы – пижон с медными пуговицами.

Пижон во всем остается пижоном. Он всегда делает чуть больше лишних движений и чуть меньше думает о деле, чем оно того требует. И еще он всегда боится запачкать свою одежду.

Гуров понял, что наступил решающий момент. Он выскочил на балкон и тихо, но грозно сказал:

– Стоять! Не двигаться!

Пижон на секунду опешил. Он уже намеревался перекинуть ногу в белой штанине через перила, но так и застыл, как спортсмен, участвующий в акробатическом этюде. На его лице, обращенном к Гурову, появилось горькое и злое выражение, как у человека, которого несправедливо и крупно надули.

Гуров не стал ждать, пока пижон придет в себя, и перемахнул через перила. В одну секунду он уже был на соседнем балконе.

Внушительная фигура и решительность Гурова произвели на пижона большое впечатление. Он растерялся, запаниковал и упустил последнюю возможность сделать что-то разумное.

Сначала он потерял какие-то секунды, высматривая внизу своих сообщников, потом засуетился и попытался все-таки воспользоваться перекинутой через перила веревкой. Он окончательно перевалился за край балкона и попытался уцепиться рукой за спасительный трос. Но рука его схватила пустоту – Гуров успел перехватить и убрать веревку.

С коротким криком пижон повис над пропастью – в последний миг он все-таки сумел удержаться на левой руке, намертво впившись пальцами в перила.

Вряд ли бы его хватило надолго, но на подмогу ему пришел Гуров – довольно бесцеремонно он поймал пижона одной рукой за штанину, а другой – за воротник кремового пиджака и в таком положении зафиксировал, слегка наклонив головой вниз.

Пленник, выпучив глаза, несколько секунд с ужасом вглядывался в далекий мерцающий асфальт. Он молчал, но его дыхание становилось все чаще и громче, как у астматика.

– Только не вздумай умереть от разрыва сердца! – предупредил Гуров. – И не изображай из себя партизана на допросе. Не ручаюсь, что у меня хватит сил удерживать тебя бесконечно долго. Падение с такой высоты не всегда смертельно, но перелом позвоночника и горизонтальное положение до конца жизни гарантированы. Правда, тогда тебе не придется тратиться на пиджаки и итальянскую обувь...

Пижон словно очнулся.

– Послушай, брат! – придушенным голосом произнес он снизу. – Ты не горячись, ладно? Мы же можем договориться, верно?

– Мне тоже так кажется, – согласился Гуров. – Люди в твоем положении становятся на удивление сговорчивыми.

– Нет, я о другом, – с неожиданным самообладанием сказал пижон. – Ты прежде всего подумай, как будет неприятно, когда тебя арестуют за преднамеренное убийство! В тюрьме очень несладко, поверь мне! Поэтому не дури и помоги мне вылезть, а потом мы поговорим.

– Не стоит нервировать человека, у которого в руках тяжесть, – назидательно сказал Гуров. – У меня уже немеют пальцы. А у тебя совсем мало времени, чтобы ответить на мои вопросы.

Пижон трагически задумался. Внизу расстилалась пустынная улица. Город спал. Только где-то за домами таяло эхо тепловозного гудка. Сообщники уже разбежались, и помощи пижону ждать было неоткуда.

– Какие вопросы? – уныло спросил он.

– Кто ты такой? Что делал в квартире Василькова? На кого работаешь? – быстро проговорил Гуров. – Отвечай без дураков! – И он на секунду отпустил одну руку.

У пижона оборвалось сердце, и он вскрикнул. Гуров опять подхватил его и деловито произнес:

– Я слушаю.

– Искали, – ворочая непослушным языком, сказал он. – Компру искали. На одного большого человека. Я тут при чем? Меня послали.

– Кто послал?

– Палыч, – сказал пижон.

– Кто такой Палыч? – поинтересовался Гуров, делая вид, что хочет отпустить пижона.

– А-а-а-а! – почти беззвучно заголосил тот, но потом, осознав, что пока еще жив, поспешно забормотал, стараясь повернуться к своему мучителю лицом. – Палыч – шеф... Безопасности... У хозяина, – тут у него перехватило горло, и пижон умолк.

– Кто хозяин? – не отставал Гуров.

– Тоже большой человек, – простонал пижон. – Бромберг. Понял теперь?

Теперь Гуров действительно понял. Судя по всему, речь шла о Юрии Бромберге, одном из богатейших людей Москвы, олигархе, меценате и вообще очень влиятельном человеке. Поговаривали, что он водит дружбу со многими членами правительства и даже с президентом здоровается за руку. Гуров не знал наверняка, имеет ли Бромберг какое-то влияние на генеральную прокуратуру, но то, что такой человек многое может, не вызывало никаких сомнений.

– Компромат на него искали? – спросил Гуров.

Пижон замялся.

– Давай уж до конца колись, – подбодрил его Гуров. – Чего уж теперь...

– Нет, не на него, – наконец ответил пижон. – Кто-то из друзей попросил. Нам не говорили – кто. Это правда.

Гуров решил поверить. Шестеркам действительно могли не доверить всех тайн. Кроме того, руки у Гурова и в самом деле начинали уставать – он опасался, что может ненароком уронить пижона на асфальт. Пожалуй, допрос с пристрастием можно было заканчивать. По крайней мере, теперь Гуров знал, в каком направлении вести поиски.

Он втащил своего пленника на балкон и отпустил его. Пижон, напуганный и обессилевший, опустился на бетонную плиту и, тяжело дыша, застыл, опершись на руки. По лицу пижона стекали крупные капли пота. Взгляд остекленел и сделался бессмысленным.

Гуров отряхнул руки и посмотрел на соседний балкон. В полутьме он заметил тоненькую фигурку Надежды. Она подавала ему какие-то знаки.

Внезапно Гуров ощутил, как у него тревожно кольнуло сердце. Он совершенно не подумал о Надежде. А ведь теперь ее жизнь наверняка находилась в опасности. Головорезы этого Палыча обязательно заинтересуются, какое она имеет ко всему отношение. Нужно было что-то предпринимать, чтобы не допустить беды. Но сначала нужно было закончить с пижоном.

Гуров подумал, что сообразительная Надежда уже догадалась освободить дверь в квартиру Василькова, и решил покинуть ее естественным путем, прихватив с собой незадачливого искателя компромата. Задерживать его Гуров не собирался – не то что у него не было на это никаких прав, а просто в создавшейся ситуации пижон был уже бесполезен. Было совершенно ясно, что ни на каких допросах, а тем более в суде, он не подтвердит показаний, которые дал над восемнадцатиметровой пропастью.

Гуров ухватил пижона за шиворот и, резким движением подняв на ноги, втолкнул в комнату, где царил полнейший разгром. Пижон постепенно приходил в себя.

– Надо понимать, что ничего вы здесь не нашли? – заключил Гуров, внимательно глядя в глаза пижону.

– Не нашли, – угрюмо согласился тот. – Здесь его могло и не быть. Мы на всякий случай искали.

– И где же будете искать теперь?